Крах Великой империи. Загадочная история самой крупной геополитической катастрофы - Литагент 1 редакция

Для чего тогда же тогда Керенскому потребовалось устраивать постыдный фарс? Считаешь, что был заговор против России, – пользуйся военным положением. Существует заговор – незамедлительно вводи военное положение особым приказом. Ставь мятежников к стенке без сантиментов. Откажется караульный взвод приводить приказ в исполнение – сам засучи свои крахмальные манжеты, бери «маузер» и наглядно показывай всем: так будет с каждым, кто покусится на порядок в стране. Закон превыше всего. Мы в государстве живем, а не в банде. Сталин, даром что бандит, это хорошо понимал. Ровно по этой причине заговорщики во главе с Тухачевским оперативно отправились в расстрельный подвал, несмотря на свои многочисленные былые заслуги перед советской властью. Нельзя иначе. Лидер страны не имеет права на слабость. Колебаться вообще вредно, тем более в таком вопросе.

Хорошо, скажут мне, но Керенский прекрасно понимал, что расстрелом корниловцев ничего не добиться. Ими двигала искренняя любовь к Родине. Убив своих противников, Керенский дал бы их последователям икону русского сопротивления. То есть глава правительства с этой точки зрения оказался трезвым политиком. Однако ничего подобного. Керенский этим только подтвердил свою совершенную немощь во всем.

У своих последователей генерал Корнилов и так вызывал чувства, близкие к религиозному, еще при жизни. И после гибели Лавра Георгиевича ничего не поменялось. Он был и оставался иконой русского сопротивления, которой благословили христолюбивое воинство на бой за Россию. Так об этом писали газеты на белогвардейских территориях и в эмиграции. А вот о Керенском я нигде не читал ничего подобного. Допускаю, что я не все еще прочитал. Пласт эпистолярного наследия русской эмиграции велик. Но если я найду подобный панегирик, то публично извинюсь.

И еще об одном важном обстоятельстве необходимо сказать. Почему-то в последнее время стало модным утверждать, что быховские пленники дали обещание большевикам не поднимать против них оружие. При этом фамилии не называются. А я вот поинтересуюсь: это кто же там мог сделать такое удивительное заявление? Корнилов, создавший сразу после выхода из тюрьмы Добровольческую армию? Или Деникин, возглавивший ее после гибели Корнилова? А может быть, это командир офицерского полка генерал Марков что-то обещал большевикам? Или его близкий друг генерал Романовский? Разумеется, ничего подобного не было. Никто из участников корниловского мятежа большевикам ничего бы не обещал, кроме петли на шею. Не те это были люди. Для них офицерская честь и верность Родине были не пустыми словами. И тот факт, что многие создатели Добровольческой армии погибли в годы Гражданской войны, – лучшее тому подтверждение.

Что же, пора подводить неутешительные итоги. Главным итогом неудавшегося мятежа стало то, чего и Корнилов, и Керенский всеми силами пытались избежать. Уверенными действиями обе стороны конфликта окончательно расчистили большевикам путь к власти. Правая и консервативная часть сегмента русской политики того времени была разгромлена, но что хуже всего – уничтожена морально. Потому что когда все лидеры оказываются в тюрьме, то остальным крайне непросто найти силы, прежде всего моральные, для дальнейшей борьбы. И в этом, кстати, их принципиальное отличие от большевиков. Там можно было посадить кого угодно и на сколько угодно – на партии это не сказывалось совсем. Актив был настроен не менее решительно всех лидеров, а по некоторым вопросам – и куда более радикально.

Для Керенского подавление мятежа означало то, что от привычной ему политики лавирования между различными силами пришлось отказаться. Приняв помощь Советов в противодействии военным, он стал в значительной степени их заложником. При этом сами Советы стали стремительно переходить в руки большевиков, которые показали себя едва ли не единственной реальной силой в стране. Они не только полностью оправились от морального удара, связанного с «германским следом», который мы обстоятельно уже рассмотрели, не только реабилитировали себя в глазах широких масс, которые тогда еще больше благоволили меньшевикам и эсерам, но и начали переходить к активной фазе действий.

Весьма характерна в этом плане судьба Троцкого. Напомню, что летом 1917 года его арестовывают в числе 28 большевиков. 4 сентября будущего творца той самой Великой Октябрьской социалистической революции выпускают из «Крестов», а уже через 16 дней он становится председателем Петроградского совета. Но и это еще не предел стремительной карьеры. Потому что еще три недели спустя Троцкий уже в новом качестве сформировал Военно-революционный комитет. Как говорил Остап Бендер, учитесь, Киса!

В свою очередь Керенский, который окончательно лишился и без того мизерной поддержки армии, вынужден был в прямом смысле слова побираться на политическом поле. Происходило это на фоне стремительной радикализации и без того не самой толерантно настроенной партии большевиков. Это привносило определенную свежесть в обстановку в стране. Но нельзя сказать, что абсолютно все были этому рады. Милюков в своих воспоминаниях по этому поводу был лаконичен: «Мы, члены Думы, знали Керенского давно и были знакомы с приемами его самовозвеличения. Он умел себя навязать вовремя. Мы не знали только, что из привычки это стало системой».

Вообще, сложилась совершенно потрясающая картина. Я не убежден, что во всей истории мировой политической мысли мы сразу отыщем аналог этому. Петроградский совет настолько стремительно догнал большевиков по степени своей радикальности, что удивлял весь политический спектр, от левых до правых. Существуй тогда партия «Женщины России», и она бы находилась под сильнейшим впечатлением. Например, уже в ночь на 1 сентября, то есть еще до выхода Троцкого на свободу, Петросовет умудрился проголосовать за власть рабочих и крестьян, поддержав тем самым резолюцию большевиков. Особой пикантности этому факту придает то обстоятельство, что произошло данное безобразие под председательством Чхеидзе, который до этого активно выступал против большевиков – немецких шпионов и заговорщиков – и громогласно заявлял о полной поддержке Советами Временного правительства. Обиженный на всех Чхеидзе уехал в Грузию и больше уже в России никогда не появлялся. Тонкая душевная организация была у человека…

Именно с этого момента начинается торжественное и безостановочное шествие идей большевиков к широким массам. Договоренность Керенского с Советами привела не столько к разгрому корниловского выступления, сколько к сокрушительному поражению самой возможности создания широкого коалиционного правительства. В довершение всего именно невозможность создания условного кабинета министров национального согласия привела в свою очередь к полному разрыву между и так неоднородными силами русской контрреволюции. Противники большевиков из числа многочисленных социалистов и русское офицерство и без того были не в восторге друг от друга, а после авантюр Керенского прониклись всепоглощающей взаимной нелюбовью, которая зачастую затмевала все остальные чувства. Именно изначальное отсутствие сплоченности и послужило причиной грядущего поражения в Гражданской войне. Таким образом, контрреволюция была обречена с самого начала. Ее вопреки досужим размышлениям в эмиграции не мог бы спасти никто. Ни генерал Корнилов, проживи он дольше, ни генерал Врангель, возглавь он Белое движение раньше. Это была акция обреченных. Единственное, что удалось сделать действительно блестяще, – воплотить в жизнь слова Корнилова. Показать, с каким достоинством умеет умирать русская армия.

Себялюбие Керенского привело к тому, что большевики и Советы стали выглядеть в глазах населения единственно возможными спасителями завоеваний демократии, а правительство стало расцениваться как сборище проходимцев, готовых в любой момент изменить революционным ценностям. Ленинская оценка Керенского как корниловца, вынужденного рассориться с генералом по случайности, но в глубине души остающегося корниловцем, в принципе имеет право на существование. Если, конечно, вывести за скобки одно обстоятельство: глава правительства себя с корниловцами не отождествлял. К тому же сложно себе представить встречное отождествление с Керенским трех неразлучных друзей – Деникина, Маркова и Романовского. Называя Керенского корниловцем, Ленин имел в виду русскую контрреволюцию, а вовсе не готовность премьер-министра решительно действовать для спасения страны и чуть ли не лично возглавить военно-полевые суды.

В те роковые дни конца августа 1917 года большевики благополучно получили главное: совершенно легальную возможность начать вооружать свою партию и без опаски создавать боевые структуры.

Именно эти два фактора в дальнейшем станут ключевыми в судьбе страны. Для понимания приведу одну только цифру: благодаря Керенскому большевики в одном только Петрограде получили на руки 40 тысяч винтовок. Именно этим оружием стали пользоваться отряды Красной гвардии, своим появлением также обязанные исключительно главе правительства. У него даже мысли не возникло потребовать немедленно разоружить эти формирования после разгона корниловского выступления. Меньше чем через два месяца это ружье выстрелит, поразив в самое сердце и без того еле дышащую русскую государственность. Остановить это хорошо подготовленное убийство было некому. Керенский сделал из мятежа военных только один вывод: надо держать на посту главнокомандующего как можно менее яркую фигуру. Без идей. Секретаря, а не военного. Результаты не замедлили сказаться.