ОТ/ЧЁТ - Василий Сретенский

На этом рукопись обрывалась. Машинописный же текст Романыча-Славинского начинался описанием событий, предшествовавших рождению Алексея Петровича Хвостинина и брата его Петра Петровича. Отсылок к каким-либо книгам или документам черновой (как это можно понять из правки карандашом на некоторых страницах) текст не содержал. Но, зная добросовестность историка, можно утверждать, что факты, ставшие ему известными, он передал точно. Первые страницы его рукописи сканер взял хорошо, так что у меня есть возможность привести текст самого Романыча.

[файл АПХ-II]

«1762 год

Петр Степанович Хвостинин заслужил себе в полку славу человека прямого, честного, но недалекого и нравом буйного. Отличаясь любовью к службе, точностью и надежностью в исполнении поручений, он снискал уважение батальонного командира, ходатайствовавшего о присвоении ему чина сержанта уже через год после поступления в полк.

В 1762 году, благоволением начальства и при поддержке Д.В. Волкова, вошедшего в особый Совет при Петре III в качестве „тайного секретаря“ с чином действительного статского советника, Петр Хвостинин был уже гвардии подпоручиком. И в это время проявилась другая сторона его натуры. Не оставляя рвения по службе, он проводил ночи в безумных кутежах и карточной игре. Не было ни одной мало-мальской „истории“, как тогда говорили, где бы он не был замешан хотя бы краем. Четыре дуэли за полгода, правда, ни одна из них не имела смертельного исхода. Проникновение на спор в покои фрейлин через окно третьего этажа, гонки на рысаках по ночному Невскому проспекту и похищение шпаги генерал-губернатора Петербурга во время инспекционного обхода гвардейских казарм — вот лишь малая часть его похождений, совершаемых, как правило, на пару с однополчанином, поручиком князем Сергеем Меньшиковым. В это время он близко сошелся с известными забияками и кутилами братьями Орловыми. Алексей называл его своим задушевным другом, а Григорий регулярно бывал, а то и живал у него и три месяца уговаривал продать английского рысака по кличке Питт, равного которому по стати и скорости бега, как говорили, не было в Петербурге.

Тогда же в Петербург к брату приехала его шестнадцатилетняя сестра. Она одна могла смирять порывы брата. Рядом с ней он становился мягок, нежен и задумчив. Непутевые приятели Степана Хвостинина, заходя к нему, оставляли за порогом армейские шутки, старались громко не смеяться и вести себя delicatement. А ее первое появление на бале у Апраксиных произвело в светском обществе настоящий fureur. Как пишет один из мемуаристов, в ее присутствии „померкли“ первые красавицы двора Екатерины Алексеевны, графини Строганова и Брюс.

Григорий Орлов напрочь забыл про Питта и проводил время с Хвостининым, в надежде лишний раз встретиться с его сестрой. И она подавала ему все более отчетливые знаки внимания. Хотя сам Петр Хвостинин выписал к себе сестру в расчете на выгодную партию с человеком более солидным в отношении возраста и капитала. Но Елизавета Хвостинина обладала характером столь же порывистым, как и ее брат, и притом натурой романтической и страдальческой, готовой всю себя посвятить внезапно вспыхнувшему чувству.

События исторические, вызвавшие потрясения во всей России, не обошли собой и Хвостининых. Братья Орловы состояли в заговоре против императора Петра III в пользу его несчастной супруги. Григорий же, даром что объявил себя рыцарем и трубадуром Елизаветы Хвостининой, умел утешить и брошенную мужем Екатерину.

Первого мая, в день празднования мира с Пруссией, заключенного неделей ранее, а для армии российской в день ее высшего позора, Алексей Орлов в кругу единомышленников объявил, что император только что приказал арестовать свою жену и сына и лишь заступничество принца Голштинского Георга, дяди Екатерины, спасло ее от заключения в Шлиссельбург. Он предложил офицерам-преображенцам П.Б. Пассеку, С.А. Бредихину, М.Е. Баскакову, А.С. Хвостинину и князю Ф.С. Барятинскому, брату императорского адъютанта, войти в заговор с целью свержения власти ненавистного тирана и предателя интересов Российского государства. Все согласились, кроме Петра Хвостинина. Его ответ ошарашил всех, кто при этом присутствовал: гвардии поручик Хвостинин заявил, что он присягу давал государю императору Петру Федоровичу и нарушать ее не намерен ни в угоду другу, ни из жалости к государыне, ни даже для спасения Отечества. А ему, Алексею, и всем остальным Бог судья.

Итак, в заговоре в пользу будущей императрицы Петр Хвостинин участия не принял, но и не донес о нем начальству, как это сделал его однополчанин поручик Петр Измайлов, из случайного разговора узнавший о готовившемся свержении императора. В день, когда свершился coup d'état — 28 июня 1762 года, Хвостинин не стал, подобно тому же Петру Измайлову, а также секунд-майору Петру Волкову и майору Шепелеву, останавливать солдат-преображенцев. Он спокойно и даже „в некоторой задумчивости“ ходил по полковому двору, ни с кем не вступая в беседы. Но уже 7 июля, в день объявления Высочайшего Манифеста о кончине императора Петра III „обыкновенным и прежде часто случавшимся ему припадком гемороидическим“, он подал рапорт о бессрочном отпуске из полка в связи с внезапно открывшейся болезнью сестры и намерением самого Хвостинина вскорости жениться. Рапорт был немедленно удовлетворен, и отставной гвардии поручик, отбыв в свое смоленское имение, стремительно сочетался браком с девицей Пелагией Обольяниновой пятнадцати лет, единственной дочерью соседа его, отставного гвардии подполковника Семена Петровича Обольянинова, бывшего его батальонного командира».

Далее текст стал хуже, сканер стал давать пропуски, но история рождения Алексея Хвостинина более или менее ясна, хотя и оставляет место для домыслов и предположений. Не прошло и года, как Петр Хвостинин стал отцом двух сыновей, названных Алексеем и Петром. Сестра же его Елизавета скончалась от внезапной болезни не далее как через полгода после отъезда из Петербурга.

Но вот что еще писал Романыч. Ему удалось побывать в родовом поместье Хвостининых, селе Сретенском (Усолье тож), где в каменном храме Сретенья Божией Матери, отстроенном Петром Хвостининым в память о родителях и сестре, он держал в руках приходскую книгу. Там рождение Алексея записано двумя днями ранее смерти Елизаветы Хвостининой — 22 января 1763 года. А рождение его брата Петра — четырьмя месяцами позже — 21 мая того же 1763 года. И вот какой осторожный вывод делает Романыч-Славинский: возможно, поведение Григория Орлова не было столь рыцарским, как он объявлял. И далее ставил несколько вопросов. Может быть, болезнь Елизаветы Хвостининой и не была болезнью в привычном значении этого слова? — Знал ли сам Алексей Хвостинин об обстоятельствах своего рождения и о том, что он не сын Петру, а скорее племянник? Напрямую этого Романыч не пишет.

У меня же в это позднее время сил хватило только на одно замечание: какой период нашей истории ни возьми, Хвостинины упорно поддерживали тех, кто должен был проиграть.

СУББОТА. УТРО И ДЕНЬ

Бывают такие ночи. Не знаю, как еще где-нибудь, а на Третьей Фрунзенской бывают. Сразу после полуночи прямо под окном остановилась «десятка». Водитель мотор не глушил, видимо, ждал кого-то. Долго ждал, около часа. И все это время слушал музыку, что-то душевное, про тюрьму. Потом подошли два отъявленных соотечественника, громко споря на том языке, который требует знания примерно трехсот шестидесяти значений шести слов. Они хлопнули в той машине дверями. То ли получившийся звук им не понравился, то да они пытались добиться особой гармонии хлопков, но операцию эту они повторили. Пять раз. Потом дали газ и укатили.

Туг завыла собака, дог по кличке Сципион. Его хозяева живут надо мной, двумя этажами выше. Летом они заставляют Сципиона спать на балконе, а тому это не нравится. Но хозяева у него люди с характером твердым, дог повоет часа два — и успокоится. В этот раз даже раньше, потому что объявилась под балконом компания. Им так весело было, моим современникам! Женщины пели, мужчины матерились, кто- то из них неутомимо свистел. Я даже перестал мысленно разбирать и собирать автомат Калашникова, сбился на тысяча четыреста двадцатой или двадцать первой разборке. Встал, подошел к окну и стал вместе со Сципионом свидетеле выдающейся драки двух юных девушек. Слова, которые они при этом использовали, прежде довелось мне слышать лишь один раз, в студенческом стройотряде, в деревне под Можайском. Топая случайно подслушал разговор двух доярок, обсуждавших достоинства третьей. И сразу вспомнилось, как приехала ко мне Алена в тот стройотряд, как гуляли мы с ней полночи по соседнему ельнику, как кусали нас комары за все голые места. Интересно, в Швейцарии комары бывают? Нет, спать, спать…