Риббентроп. Дипломат от фюрера - Василий Элинархович Молодяков

Чемберлен обронил многозначительную фразу: «В альянсах, как и в границах, нет ничего неподвижного или статичного»{46}.

В сказанном можно различить отзвук знаменитой книги Хаусхофера «Границы в их географическом и политическом значении» (1927)[30], 47. В 1939 году (точная дата неизвестна, но до подписания пакта Молотова — Риббентропа) Хаусхофер написал статью «Геополитика Антикоминтерновского пакта», в которой это формально идеологическое соглашение трактуется «с точки зрения геополитики, строго базирующейся на естественных науках». Рассматривал пакт, к которому уже присоединились Испания и Венгрия в Европе и Маньчжоу-Го в Азии, как единую географическую конструкцию, он отметил ее главный изъян — «советские владения как континентальное препятствие»{48}. Что делать? Ответ уже не был столь однозначным, как в 1936 или 1937 году. Точнее, он становился однозначным — в другом смысле.

Но это будет потом. Поначалу наряду с Италией главным объектом антикоминтерновских авансов стала Великобритания. И здесь «сверхдипломата» постигло жестокое разочарование.

Глава 4. Провал миссии

(1936–1937)

Всё опять-таки в театре И опять-таки в плохом. Михаил Щербаков 1

Успех морского соглашения с Англией подвиг Риббентропа к новой попытке занять кресло статс-секретаря МИДа. Гитлер поддержал его, но натолкнулся на сопротивление Нейрата, который 25 октября 1935 года направил рейхсканцлеру прошение об отставке: «Я не считаю, что г-н фон Риббентроп даже с помощью профессионалов сможет выполнить, как того требуют национальные интересы, данную работу, для которой необходимо правильное представление о международных отношениях, административном аппарате и кадрах. […] Если мне придется взять на себя все мелкие детали, от кадровых вопросов до ежедневной рутины, которые находятся в ведении статс-секретаря, у меня не станет времени работать министром. Если Вы назначите абсолютного дилетанта, не имеющего представления о том, как функционирует министерство, это будет означать, что я стану статс-секретарем, а Риббентроп министром иностранных дел. Такое условие я принять не могу. […] Наконец, в силу личных причин, для меня невозможно сколько-нибудь продуктивное сотрудничество с г-ном фон Риббентропом»{1}. Это письмо, долгое время остававшееся неопубликованным, корректирует наши представления о личности Нейрата и его отношениях с Риббентропом. 4 ноября Гитлер сообщил министру, что не принимает его отставку. Он согласился не требовать более назначения для своего протеже, но обрушился на персонал Вильгельмштрассе за нежелание сотрудничать с режимом.

Следующее появление Риббентропа перед «бомондом» мировой политики было связано с ремилитаризацией Рейнской области в марте 1936 года. Версальский договор запрещал Германии «содержать или сооружать укрепления как на левом берегу Рейна, так и на правом берегу Рейна к западу от линии, начертанной в 50 километрах восточнее этой реки», а также иметь там какие-либо вооруженные силы. В случае нарушения этих статей Германия «стала бы рассматриваться как совершившая враждебный акт по отношению к державам, подписавшим настоящий договор, и как стремящаяся поколебать всеобщий мир» (ст. 42–44).

Рейнская область была оккупирована Францией, которая попыталась превратить ее в вассальную Рейнскую республику, ибо еще «Завещание Ришелье» (знаменитый апокриф вроде «Завещания Петра Великого», «Протоколов сионских мудрецов» или «Меморандума Танака») называло Рейн естественной границей Франции. Дипломатия Густава Штреземана, почти полностью реабилитировавшая Германию, привела к тому, что 30 июня 1930 года последний французский солдат покинул оккупированную территорию. По иронии судьбы приказ об этом отдал премьер-министр Андре Тардьё — один из главных авторов Версальского договора{2}. Но положение о демилитаризации оставалось в силе, создавая странное положение: Германия обладала суверенитетом над территорией, но не могла иметь там ни одного солдата — под страхом возможной войны с Англией и Францией{3}.

Считая полное восстановление суверенитета первоочередной задачей, Гитлер ожидал повода для решительных действий. В конце 1935 года посол Фиппс предупредил об этом Форин Оффис, но к сказанному серьезно отнесся лишь Иден, только что назначенный министром иностранных дел. В конце января 1936 года в Лондоне Нейрат, представлявший Германию на похоронах Георга V, дал понять, что фюрер намерен придерживаться Локарнских соглашений, но оставляет за собой свободу действий в случае вступления в силу советско-французского договора{4}. 11 февраля договор был представлен Палате депутатов. 25 февраля министр иностранных дел Пьер-Этьен Фланден заявил, что он соответствует Локарнским соглашениям, а в случае необходимости вопрос можно передать на рассмотрение Международного суда в Гааге. Два дня спустя договор был ратифицирован 353 голосами против 165.

Повод для решительных действий представился. Вопрос заключался лишь в том, прибегнут Париж и Лондон к силе или нет. Генералы и дипломаты отговаривали рейхсканцлера от ввода войск в демилитаризованную зону, ссылаясь на слабость вермахта, который не сможет отразить возможный удар французской армии, тем более при поддержке Англии, а это приведет к необратимой потере престижа. Но фюрер рискнул, вопреки мнению всех своих приближенных, кроме одного — Риббентропа, который уверенно заявил, что бояться нечего: дело закончится бурей в стакане воды — хотя не вполне понятно, на чем основывалась его уверенность.

На рассвете 7 марта 1936 года две дивизии вермахта вступили в Рейнскую область. В тот же день Гитлер экстренно созвал Рейхстаг. «Можно себе представить, в каком возбуждении я, — вспоминал Рудольф фон Риббентроп, которого родители взяли на историческое заседание, — вступил в ложу для зрителей в зале Кролль-оперы, находившейся напротив старого, пострадавшего от пожара здания Рейхстага — теперь здесь проходили его заседания. Едва ли кто из присутствующих — парламентариев, дипломатов, сановников Рейха и партийных бонз, среди которых я находился, — знал, по какому поводу их здесь собрали. Когда Гитлер объявил: правительство Рейха постановило восстановить полный суверенитет Рейха в демилитаризованной зоне Рейнской области, раздались, естественно, долгие бурные рукоплескания. Однако стоило ему продолжить: „в этот момент, когда немецкие войска вступают в гарнизоны мирного времени в Рейнской области“, собрание, казалось, буквально взорвалось аплодисментами. […] В величайшем напряжении я провел последующие дни. Дойдет ли дело до военных акций со стороны стран — гарантов Версальского договора?»{5}

Объявив об отказе от Локарнских соглашений, Гитлер предложил заключить двусторонние пакты о ненападении со всеми соседними государствами и всеобщий договор об ограничении военно-воздушных сил. Одновременно германские послы в Лондоне, Париже, Риме и Брюсселе вручили Министерствам иностранных дел соответствующие меморандумы{6}.

Риббентроп оказался прав. За формальными протестами, обращением Франции и Бельгии в Лигу Наций и шумом в прессе не последовало никаких конкретных мер. Военное руководство Франции заявило, что страна не готова к войне с Германией без поддержки Лондона,