Божье воинство. Новая история Крестовых походов - Родни Старк

а Дамаск в 1075. После этого Атсыз повернул на юг, желая изгнать Фатимидов из Египта, однако в 1077 году потерпел от них жестокое поражение. Услышав о победе Фатимидов над турками, восстали верные Фатимидам мусульмане в Палестине, и Атсыз был вынужден бежать в Дамаск. Но скоро он вернулся и осадил Иерусалим. Поверив его обещаниям, город распахнул перед ним ворота – и турки, ворвавшись в Иерусалим, устроили там погром и резню, в которой погибли тысячи. Далее войска Атсыза истребили население Рамлы и Газы, а затем Тира и Яффы [254].

Эта обстановка неразберихи и кровопролитий не слишком благоприятствовала христианским паломникам. Но вскоре стало еще хуже. Не только потому, что турецкие правители преследовали паломников, но и потому, что они не препятствовали (возможно, и не могли воспрепятствовать) ордам бандитов и местным чиновникам, стремящимся обобрать и ограбить паломников. В Иерусалим пробивались лишь немногие крупные и хорошо вооруженные группы, как, например, группа паломников под руководством Роберта I Фландрского в 1089 году. Но большинство становились жертвами грабителей или принуждены были поворачивать назад [255]. Даже сирийский историк XII века аль-Азими признавал, что в 1093 году мусульмане в Палестине не давали христианским паломникам добраться до Иерусалима. Он же предположил, что именно рассказы тех из них, кто выжил и вернулся домой, стали причиной крестовых походов. Как указывает Моше Хиль, из слов аль-Азими о выживших паломниках ясно следует, что «была резня» [256], возможно, и не одна.

В конце концов, в получении информации о насилии, творимом над христианскими паломниками, европейская знать не зависела от Алексея Комнина или папы. У нее были независимые и надежные источники информации: собственные родные и друзья, которые сумели выжить и вернулись на Запад «измученными, обнищавшими, с ужасными историями на устах» [257] – те самые люди, о которых упоминает аль-Азими.

Заключение

Крестовые походы начались не без причины. Мусульманские попытки захвата и колонизации новых земель продолжались и в XI столетии (как и в следующих). Отправляясь в Святую Землю, паломники рисковали жизнью. Христианские святыни не были в безопасности. Рыцари христианского мира были уверены, что должны исправить это зло.

Глава пятая

Как становились крестоносцами

Коленопреклоненный рыцарь молится, отправляясь в Первый крестовый поход. В правом верхнем углу на башне изображен его слуга со шлемом хозяина

Итак, папа Урбан II пришел к выводу, что Европа должна подать руку помощи восточным христианам и взяться за освобождение Святой Земли. Но как он смог это сделать? Как он убедил десятки тысяч людей подвергнуть свою жизнь и состояние такому испытанию? Многие из них, особенно завербованные Петром Пустынником, возможно, не представляли, что ждет их впереди. Но рыцари и высокородные сеньоры не были ни глупы, ни наивны. Они многое знали о самом путешествии: кто-то из них уже бывал в паломничестве в Святой Земле, и у всех там бывали родственники или знакомые. Они знали: предстоит очень долгое, полное опасностей путешествие, а в конце его – множество кровавых битв с опасным и непримиримым противником. Прекрасно понимали они и то, что в песках Палестины их не ждут горы золота. Почему же они стали крестоносцами?

Проповедь крестовых походов

Как бы ни красноречиво папа Урбан II ни взывал к толпе, собравшейся в Клермоне, одна-единственная речь не могла бы отправить в Святую Землю тысячи рыцарей. На самом деле четыре месяца перед Клермоном папа был в разъездах – посещал ключевых франкских (французских) аристократов, аббатов и епископов. Поскольку многие из них в дальнейшем сыграли важную роль в Первом крестовом походе, можно не сомневаться, что папа навещал их с целью заручиться их поддержкой. Если поверить рассказу о том, что во время его знаменитой клермонской речи многие слушатели начали вырезать кресты и нашивать их себе на грудь, надо предположить, что они заранее к этому готовились; обычно рыцари не носили с собой швейные принадлежности. Более того, согласно одному рассказу, едва папа закончил говорить, «явился посланец от Раймунда, графа Тулузского, и объявил, что их господин взял крест» [258].

Однако, что бы ни делал папа заранее с целью получить поддержку, Клермон все же стал только началом: чтобы осуществить задуманное, требовалось «разрекламировать» крестовый поход как можно шире. Вот почему, согласно рассказу Бальдрика, архиепископа Дольского, в конце своей клермонской речи Урбан повернулся к епископам и сказал: «Вы же, собратья наши епископы, вы, священники и причастники наши во Христе, огласите это объявление в порученных вам церквях и всей душою пламенно проповедуйте путешествие в Иерусалим» [259]. Впрочем, даже если бы все они выполнили порученное, скорее всего, их усилий было бы недостаточно. Первый крестовый поход стал реальностью лишь потому, что папа сумел привлечь сотни людей к проповеди крестового похода тем, кого в Клермоне не было. Чтобы понять, как это ему удалось, полезно узнать, что это был за папа и какие церковные ресурсы были ему доступны.

Две Церкви

Обращение императора Константина во многих смыслах стало для христианства катастрофой. Если бы он просто дал христианству легальное право существовать и не подвергаться преследованиям, этого было бы достаточно. Но, сделав христианство «главным получателем почти безграничных ресурсов императорского благоволения» [260], он подорвал искренность духовенства. Вера, прежде обитавшая в частных домах и скромных помещениях, вдруг переместилась в роскошные публичные здания; новая церковь Святого Петра, возведенная Константином в Риме, была построена в виде базилики – по образцу императорских тронных залов. Духовенство, до тех пор пополнявшееся из народной среды и существовавшее на скромные пожертвования паствы, вдруг получило огромную власть, положение и богатство, вошло в число имперских государственных служащих. Епископы «стояли теперь наравне с богатейшими сенаторами» [261]. Таким образом, говоря словами Ричарда Флетчера, «привилегии и льготы, дарованные христианскому клиру, вызвали наплыв желающих стать священниками» [262].

Едва служба в церкви сделалась разновидностью карьеры госслужащего,