Злая корча. Книга 1. Невидимый огонь смерти - Денис Абсентис

Характерно упоминание коркоты в найденной Преображенским народной молитве с заклинанием «об отогнании 12 сестер, дочерей Иродовых», несущих болезни и беды. Это «12 женъ простовласыи, окоянны и видѣнiемъ зело страшныи», и их описание идет по нарастающей: тресея, ледея, ломея, жолтея… Десятая говорит: «мнѣ имя коркота, и та ручны и ножны жилы вмѣсто сорываетъ». Хуже нее только голодея и невея, «болѣе всѣхъ страшная, окоянная и проклятая, сильная и крѣпкая» (обычно в заговорах «корчи» — «коркуша»)[226].

Профессор Богоявленский также выявил еще один симптом болезни: «„гаггрена удов“ как результат питания бедного населения зараженным спорыньей хлебом»[227]. Что может намекнуть нам на возможный физический фактор, давший повод для возникновения сект скопцов. Ибо такая «гаггрена» вполне могла трактоваться духовно согласно святоотеческому наследию: «Посему надобно, чтобы отрѣшеніе себя было забвеніемъ прежняго образа мыслей и отрѣченіемъ отъ навыка, а послушаніе — омертвеніемъ и истлѣніемъ удовъ, какъ написано, яже на земли (Кол. 3, 5)»[228]. Уд — член тела, срамной (тайный) уд — половой член, удовольствие — воля уда, то есть телесное наслаждение, страсти, которые надо умертвить, за что и выступает апостол Павел: «умертвите земные члены ваши». Скопцы это трактовали буквально, а если их члены отваливались от сухой гангрены сами собой, то это могло быть воспринято знаком от самого Господа. Скопцы, не имевшие счастья заболеть эрготизмом, кастрировали себя сами. Впрочем, пока это чисто спекулятивное рассуждение — нам лишь известно, что во второй половине XIX века скопцов насчитывалось уже более 6 тысяч. Для них даже был специально изменен чин присоединения к церкви. В отличие от других раскольников, им следовало задавать вопрос: «вѣруеши-ли, яко не тѣлеснымъ отсѣченiемъ удовъ плоти достигается царствiе небесное, но вѣрою во Iисуса Христа и духовнымъ умерщвленiемъ тѣхъ удовъ на земле»[229].

На возможный интересный исторический аспект эпидемий обратил внимание профессор Юлай Шамильоглу:

Многие ли историки Золотой Орды рассматривали современный Татарстан в качестве одного из регионов мира, наиболее подверженного отравлению спорыньей? Такое отравление возникает из-за грибковых ядов, известных как микотоксины (mycotoxins), ассоциируемых с заплесневевшим зерном (особенно рожью), которое созрело поздно при холодной и влажной погоде. Симптомы различных типов отравлений грибковыми ядами колеблются: от потери пальцев и конечностей; кишечных нарушений; дрожи, спазмов и других проблем, затрагивающих нервную систему; психозов; подавления плодовитости и до широкого круга других устрашающих симптомов… Хотя этот важный для общественного здоровья феномен в России впервые попал в поле зрения только в конце XVIII в., на севере Европы, как явление, он существовал с древнейших времен в связи с холодным климатом и более коротким периодом выращивания. Плесень появляется на зерне в поле, или на траве в степи потому, что более холодное, чем обычно, лето отодвигает уборку на более поздний срок, когда температура становится холоднее, а погодные условия более влажными. Это — результат сезонного или более длительного колебания климатических условий. Однако многие ли ученые принимали во внимание то влияние, которое могли оказывать плохие для роста растений сезоны или климатические спады на территории Золотой Орды?[230]

Несмотря на вышеизложенное, ни в России, ни в СССР, никто списков эпидемий эрготизма по русским летописям и агиографической литературе, насколько мне известно, не составлял. Но в последние десятилетия хотя бы понимание этиологии болезни (и этимологии самих названий «корчета» и «коркота») иногда встречается: «Другой вид патологии вызывался употреблением зерна, зараженного спорыньей. В летописях она носит название «коркота», «корча», «корчета», так как при отравлении наблюдались судороги»[231].

Бороться со «злыми корчами» в прошлые века было практически бесполезно. Даже если бы люди знали о вреде спорыньи, то нередко зерна ржи просто невозможно было одним веянием отделить от рожков. Веяние — это бросание против ветра или бросание о стену, рассчитанное на отскок зерна и опадание мякины. При веянии на улице зерно бросали хлебной лопаткой против ветра или высыпали равномерно из ведра. Мякину (шелуху) и более легкую спорынью относило ветром в сторону. Лучше всего получалось при хорошем ветре. Это если он есть и не идет дождь.

А. Х. Болотов отмечает громадную трату времени на веяние зерна. Мало того, что надо было выжидать погоду, на четверть зерна (8 пудов) иногда требовалось 4–5 часов работы. При плохом ветре приходилось перевевать 3–4 раза. И. Комов подчеркивал огромную трудоемкость сушки в овинах и молотьбы. Однако даже большие затраты труда часто были бессильны сделать зерно более или менее чистым. В тех случаях, когда ветра вовсе не было, лопаты очень плохо помогали делу. Зерно, а потом и мука были полны примесей (спорынья, от которой мука становится «темна и синевата», головня, которая остается в пшенице, костер во ржи и т. д.)[232].

Но о вреде спорыньи не догадывались очень долго. А потом еще долго в это не верили, ибо спорынья коварна — она практически всегда присутствовала в урожае, но сильно ядовита была не всегда, что заставляло крестьян как в Европе, так и в России сомневаться в ее ответственности за огонь св. Антония и «злые корчи».

Глава 10

Неосознаваемая опасность

Таковы уж крестьяне, они обычно рассуждают не вслух, а про себя. Их пугает все необычное, далекое и непонятное. Например, город. Они боятся таинств природы, но хорошо представляют себе, что происходит в их собственном небольшом мирке. По их мнению, спорынья, которая заводится во ржи, — это вовсе не спорынья, а маленький черный чертик.

История «злых корчей» в России — это история борьбы с крестьянскими предрассудками и верой во благо и «спорость» хлеба от спорыньи. Борьбы, надо заметить, почти бесполезной. Полтора столетия просветительской деятельности врачей прошли практически впустую. Население России до самого последнего времени не верило во вред «матери ржи», она по-прежнему считалась удачей и прибылью к урожаю. Спорынья перестала представлять перманентную проблему лишь с разрушением традиционного деревенского уклада жизни. Схожая картина наблюдалась и в Европе. Основное отличие российских эпидемий от европейских — это отсутствие бизнеса на них: никакой серьезной коммерческой инфраструктуры вокруг заболевания не возникло. За отсутствием демонологических трактатов ведьм также жгли относительно мало — счет шел на сотни, а не на десятки или сотни тысяч. Зато отыгрались на раскольниках. Полуязыческое «двоеверие» оказалось для христианства непреодолимым, народ мог осерчать на колдуний только за гибель урожая или мор, но не за «дьявольщину», несмотря на стремление церковников к подавлению конкуренции:

Христианские пастыри не ограничились только поучениями и запретами; они требовали предания обличаемых строгому суду и казням… Как сжигались музыкальные инструменты и волшебные книги, так подобную же участь испытывали и колдуны, и ведьмы[233].

Впрочем, один из самых известных случаев сожжения двенадцати «женок вещих» в Пскове (6919 год[234]) произошел из-за самой спорыньи непосредственно — вскоре после прокатившегося по множеству волостей ужасного мора, в чем «ведьм», скорее всего, и обвинили, как считал А. Н. Афанасьев: «заметим, что около этого времени действовала на Руси страшная моровая язва, которая и могла послужить поводом к их обвинению»[235]. Единственное, что не знал знаменитый исследователь фольклора — упомянутая им «страшная моровая язва» была как раз эрготизмом, отмеченным во множестве летописей (прiиде на люди люто умертвiе корчета).

Императорское Вольное экономическое общество, учрежденное в Санкт-Петербурге в 1765 году, старейшее из ученых обществ России, посвятило много сил описанию проблем эрготизма. Ситуация со спорыньей в России, согласно материалам Императорского общества, была ужасающей и позже в советской литературе вполне справедливо характеризовалась как «поистине национальное бедствие»:

В материалах общества можно встретить много работ по эрготизму, заболеваемость которым среди крестьянских масс дореволюционной России нередко принимала широкий размах и наносила большой ущерб народному хозяйству страны. Причиной такого положения являлась засоренность ржи спорыньей («изгаром»). В многочисленной печатной продукции общества, посвященной этому поистине национальному бедствию, болезнь освещалась не только в клиническом, но и в медико-статистическом и даже евгеническом аспектах. О вреде рожков спорыньи известны труды X. Пекена (1767), А. Т. Болотова (1788), Фрибе (1810), Нелюбина (1853)[236].