Не уймусь, не свихнусь, не оглохну - Николай Чиндяйкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там писал в другую тетрадку немного.
1-го приехали в Вильнюс на автобусе, вечером встретились с Витасом Д. Сидели в ресторане (на вокзале), ужинали, потом он проводил нас в аэропорт.
Сегодня летим в Омск, родной, любимый Омск.
В Ростове, как всегда, прекрасно. Целый день провели на даче у Кригмонтов — шашлыки, благополучие, комфорт, авто и т. д. Ах, ах! Для артистов такая жизнь — профессионально опасна! Это почти всерьез. Думаю, конформизм — одна из сильнейших составляющих в структуре человека. Если не самая сильная. Смотря как рассматривать этот термин.
Но это, наверное, самые близкие наши друзья. Даже как бы и не друзья, как бы это сказать, не знаю, просто — близкие, пожалуй.
Собираем вещи. Едим груши — ярко-желтые, сочные груши из сада.
Вечером придут Толик с Ветой и Нинкой. Последний ужин в Ростове.
4 сентября 1984 г.
Итак! Итак, все с начала.
Прилетели сегодня в 9 утра домой в Омск. Дорога (полет) показалась очень быстрой и неутомительной.
Дома полный порядок. Вытерли пыль, вымыли пол, сбегали в магазин, приготовили обед и потом копались до самого вечера.
Позвонил Левицкий, завтра утром будут просматривать на ТВ пленку «Наедине», приглашал посмотреть, если интересно; наверное, пойду, хотя, уверен, долго не выдержу. Со стороны смотреть на свою работу просто мучительно, сколько раз уже испытывал это.
Наконец-то сел за свой любимый письменный стол! Господи, хорошо-то как, и пишется с каким-то легким настроением, и, кажется, сил и здоровья много, и многое, многое можно успеть.
Вот как успевать буду, не очень-то пока знаю. Времени остается крайне мало. Надо форсировать.
Очевидно, рискованно я поступил, так растянув работу над Платоновым. На будущее — наука! Материал не то что бы приедается и «разонравливается», а просто, еще не родившись толком, «задумка» (внутри, в себе) уже становится отыгранной. Теряется блеск и трепетность. Нет, такие штуки надо брать сразу. И вообще работать надо быстрее.
Наверное, все-таки сказывается мой возраст (37 лет все же!), для спорта, например, потерянный старик, а режиссура по затрате, сосредоточию, нагрузкам психологическим и физическим, бесспорно, спортивная профессия. А тут — то спина ноет, то голова, то… Бороться с собой все труднее. Вот в Бирштонасе упорствовал с бегом, но чем дело кончится, еще неизвестно.
Наконец-то нашел в «Искусстве кино» статью А. Васильева «Разомкнутое пространство действительности». Прелюбопытнейшее размышление на тему «театр и кино», хотя мне кажется, что это все только о театре (кино, вернее сравнение с кино, — условный повод еще острее задуматься о театре).
Буду еще читать и перечитывать, во всяком случае сегодня уже невозможно работать, всерьез не «прожевав» всего этого своими зубами.
Вот что досадно: многое из его размышлений, очень многое приходилось щупать своими руками, приходилось мучиться этим и искать выходы — но вот оформить так в слове, как это у него, очистить от сопутствующей шелухи — мало кому дано. У нас ведь шелухи много, вот беда.
Ого, посмотрел на часы: половина второго ночи, опять будет морока с разницей во времени… Спать, что ли? Танюша уже спит, выключила свет в своей комнате. Как хорошо, что отказались от затеи махнуть еще и к морю на пару дней; заманчиво, конечно, но надо себя сдерживать, ничего не поделаешь.
Завтра, завтра… Сделать то… не забыть это… и т. д. Начинается! Начну все-таки с писем, напишу большое письмо старикам, потом Леночке, Насте. Это лето неудачное в этом смысле: совсем не виделись с дочкой, даже не знаю, где она была, как провела каникулы. Не балует папу письмами. Ну, ладно. И в самом деле пора спать. Завтра…
5 сентября 1984 г.
Танюша пришла из больницы и сообщила, что завтра кладут, ну, может быть, в лучшем случае в понедельник.
Анализы плохие. Хуже, чем были летом в санатории. Очень мы расстроились, да что же это такое! Боже, что же это на нас? Никак, никак не можем вырваться из этого круга! Да и санаторий скорее всего этот пошел ей не на пользу, нужен был, конечно, Железноводск или Ессентуки, но путевки нам туда не дали.
Ну, ничего… главное — не расклеиваться и помогать ей. Ей-то во сколько раз тяжелее. Танюша, Танюша. Через два дня открытие сезона. Сезона, который неизвестно чем обернется для нашего знаменитого театра. Какое перекрестное время… Что нас ждет?
Все эти дни буквально не выходил из дома, с утра до поздней ночи сижу за столом. Написал работу по Платонову (уже в перепечатке), сейчас додумываю П. Васильева (Павел Николаевич Васильев (1910–1937) — замечательный сибирский поэт.). Завтра, наверное, уже начну писать. Придумалось, кажется, неплохо. Тане рассказал задумку — ей очень понравилось. Долго мучился с Васильевым, одно время просто отчаялся… Жаль только, что все это так поздно, времени совсем не остается, сейчас бы просто почитать книжечки по философии и проч. Что-то плохо учусь на собственных ошибках… плохо.
Боже, опять оставаться дома одному. Помолился бы, если бы мог… Если бы мог…
Вспомнил, как мы в Вильнюсе заходили в православную церковь. Красиво и запах… Этот запах откуда-то из детства, я ведь помню, как меня крестили, я был уже большенький, как говорят, помню.
12 сентября 1984 г.
Вот такой грустный день. Был сбор труппы сегодня утром, а мне пришлось идти одному… Обычно это очень радостный день, все приходят красивые, нарядные и целуются… Я отсидел торжественную часть и побежал скорее домой, Танюше нужно было идти в больницу к часу. Она уже все приготовила и ждала меня. Посидели, погоревали немного, но вообще она умница.
Потом пошли пешком по набережной. Было очень красиво, солнечно, но уже прохладно. Говорили о том, что, очевидно, наступает с возрастом какой-то рубеж, когда меняется цвет жизни. Ведь все раньше было: и тяжелые стрессы, и болезни нелегкие, но все это как бы пролетало по касательной, а внутри, в душе где-то все-таки пела надежда. Может быть, это и была молодость? Черт возьми!
Потом целый день сидел, печатал. Закончил (наконец-то) курсовые работы. Получилось неплохо, но только все бы это месяца на два пораньше.
Над Васильевым одно время уже отчаялся думать, потом вдруг наскочил на строки, которые сто раз читал, и почувствовал, что тут можно сделать что-то… Получилось очень недурно. Читал сегодня Ицику, ему понравилось.
Дома тихо-тихо. Очень тяжело оставаться без нее, теперь все труднее и труднее. В груди ком какой-то. Тишина звенит.
В театре завал; пока еще в начальной стадии, но угрожающий развитием.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});