Не уймусь, не свихнусь, не оглохну - Николай Чиндяйкин

Очень помогло, что приехали из Ростова на своих «Жигулях» Вета и Толик. Мы садились в машину и на самой маленькой скорости скользили вдоль каналов, по переулкам и улицам.

Долго писать не получается, что-то или кто-то перебивает… Ну вот, на реплику вошла Таня с распухшим правым глазом — перед самым началом «Вирджинии» (а сегодня уже 2б-е) вдруг открылся острый конъюнктивит или что-то такое, глаз распух, сильно гноится, болит… Так играла все три акта, смачивая в промежутках чаем, потом принесли из аптеки альбуцид.

Читаю о крещении Руси у Н. С. Гордиенко («Крещение Руси: факты против легенд и мифов», Лениздат, 1984 г.). Много тенденции и хилой аргументации. Любопытна мысль об «обрядоверии» в Русской церкви — обряд из средства превращается в самоцель, подменяя сущность веры, в этом есть, читается по крайней мере, некая изначальная «театральность» русских. Театр, по сути, тоже некая подмена реальности, в которую часто веришь больше, чем в реальность, и которая у таких «раскольников», как мы (артисты), часто становится второй реальностью или даже первой.

С утра ходили с Танюшей на Литейный в глазной травмпункт, так и есть — инфекционный конъюнктивит. Выписали кучу капель и проч. Доктор, оказалось, смотрела «Качели», и была очень внимательна. Получили расчет, т. е. отпускные и зарплату, что составило на двоих 579 рублей.

Наибольшие впечатления по спектаклям: «Дом» Абрамова и «Муму» по Тургеневу в Малом драматическом (смотрел 19-го). «Дом» — постановка Додина, спектакль новой формации, в русле лучших открытий — «проза на сцене». Надо думать, сегодня это — особый род театра. Требует создания мощной сценической атмосферы, созвучной роману в целом, что режиссер прекрасно демонстрирует. Актерский материал театра, без всяких сомнений, значительный, ниже, скажем, значительно нашей труппы, встречаются откровенно слабые артисты, но вот парадокс: они почти бессильны разрушить изнутри, прорвать структуру спектакля.

Это не актерский, но и не режиссерский театр, это какая-то другая ступень, какая-то другая плоскость, что ли, театра вообще. Здесь тот симбиоз коллективного творчества с прицелом на лидера (режиссера), который сегодня мне, например, чрезвычайно интересен. И художник Э. Кочергин тоже вплавлен в этот единый (употребим технократический термин для пущей важности) конгломерат.

Что завораживает? Что заставляет сидеть четыре часа (а это даже просто физически трудно) и душевно работать? При полном использовании всей режиссерской палитры (цвет, звук, свет, мизансцена), при постоянно дышащей, меняющейся атмосфере, при бесконечной смене видимого образа (пусть аскетичного, но чрезвычайно точного и конкретного), будящего ассоциации — обостренно-пронзительное существование артистов (и в «громких» и «тихих» местах) на «краю», так сказать, психологических возможностей. Ну, это все мудрено пишу, проще, к сожалению, не получается, а искусство должно быть простым. И там все-таки все просто. И здорово.

«Муму» — постановка Фильштинского. (Калашников рассказывал, что большую руку приложил Додин на выпуске спектакля, в конце концов это неважно — одна задумка золотого стоит.) Писать об этом спектакле — все равно что рассказывать музыку.

Опять частенько прокалывались актеры, труппа все-таки в большинстве слабая. Но с другими артистами, со «звездами», так сказать, такого спектакля не поставишь.

Несколько дней ходил под впечатлением. Прекрасный спектакль.

«Качели» принимаются на «ура!». Хуже всего шел третий спектакль, по «закону бутерброда» его-то и смотрел Додин. Таня было расстроилась, а стоит ли? Все путем. Нужно дорожить своей судьбой, такой, какая она есть. А она у нас, ей-богу, не самая плохая.

23 июля 1984 г.

Все катится к концу. Сегодня «Царская», завтра последний спектакль («Поверю и пойду»), и все. Билеты нам взяли на 30-е до Ворошиловграда.

Утром паковал ящик с книгами, который отправим с театром. Потом побродил по городу, может быть, сегодня еще погуляем ночью по набережной Невы.

Сказывается наше нестоличное происхождение — утомляет многолюдие, суета и т. д.

Каждый день звонит Боря К. (приехавший сюда из Москвы на эти дни), зовет на всякие туристические подвиги, но нам тяжеловато. Никто не может понять «расходы энергии» на гастролях, нетеатральные люди воспринимают это как отпуск. Объяснять трудно, да и надо ли?

Сережа улетел в Ростов 26-го.

В театре полные аншлаги. Опять же побеждаем во второй половине гастролей.

28 июля 1984 г.

Прилетели в Перевальск 30-го, вернее в Ворошиловград, а в Перевальск ехали на такси, к обеду уже были дома.

Милые мои «старички» так старались в эти дни для нас. Первого августа приехали еще и родственники: Танина мама, сестра и племянник Алеша, гостили неделю. С трудом, но разместились в нашей маленькой квартирке, и было хорошо. Перевальск в этот раз понравился даже Тане, тихий, зеленый, безлюдный и сытый. Папа выглядит хорошо, никак не тянет на свои 63 года, просто молодец, строен и бодр. Мама болеет, но в эти дни виду не подавала, вертелась, все готовила и, может быть, была немного счастлива.

А я как-то не могу, не умею дать ей больше тепла, ласки, а вот сейчас расстался с нею на автовокзале — и корю себя, и больно.

Без даты

Приехали в Ростов, а завтра летим в Вильнюс. В санаторий Бирштонас. Впереди целый месяц покоя, надеюсь, работы. Попробую провести с пользой это отпускное время. Размагнитился немного, успокоился — это плохо. Надо не забываться, и потом, внутри у меня зуд какой-то, хочется работать, заниматься делом.

Моросит дождичек. Ростов — хорош. Пролетел ровно год, как день! Невероятная скорость.

Гастроли уже как-то «отлегли» в душе. Не хочется ни анализировать, ни вспоминать.

Танюша складывает вещи. Брать или нет с собой эту тетрадку? Нет, наверное, не возьму… Оставлю пока. Здесь, в Ростове. Сейчас звонил Кригмонт (Кригмонт Анатолий Яковлевич — «наш Толик», как говорила Таня. Друг ростовской юности… и на все времена.), вечером заедет к нам.

8 августа 1984 г.

Прилетели из Вильнюса 1 сентября. Месяц пролетел незаметно. Бирштонас запомнится надолго как прекрасный, чистый, милый городок, в который мы просто влюбились. Много читали, много гуляли по лесу и жили тихим счастьем. О театре старались не вспоминать, хотя, конечно, вспоминали… и говорили… говорили. Ее просто укатали на этих гастролях, и никакой успех не компенсирует тех кровавых затрат, сил, нервов…

Там писал в другую тетрадку немного.