Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной - Белла Ахмадулина

1971

«Когда б я не любил тебя угрюмым…»

Когда б я не любил тебя угрюмым,Огромным бредом сердца и ума,Я б ждал тебя, и предавался думам,И созерцал деревья и дома.

Я бы с роднёй досужей препиралсяИль притворялся пьяницей в пивной,И алгебра ночного преферансаКлубилась бы и висла надо мной…

Я полюбил бы тихие обедыВ кругу семьи, у мирного стола,И наслаждался скудостью беседыИ вялым звоном трезвого стекла…

Но я любил тебя,                          И эту мукуЯ не умел претерпевать один.О сколько раз в мою с тобой разлукуЯ бедствие чужой души вводил!

Я целовал красу лица чужого,В нём цвёл зрачок — печальный, голубой,Провидящий величие ожога,В мой разум привнесенного тобой…

Так длилось это тяжкое, большое,Безбожное чудачество любви.Так я любил тебя…                              И на лицо чужоеРодные тени горечи легли.

«Я, человек, уехавший из Грузии…»

Я, человек, уехавший из Грузии,боготворящий свой родимый край,колена преклонив, просить берусь я:дай, Боже, мне уменья, силы дай —такое написать стихотворенье,чтобы оно, над скалами звеня,спасло бы не от смерти —от забвеньяна родине возлюбленной                                               меня!

ПОСВЯЩЕНИЕ

Ты — маленькая ростом. Я — высок.Ты — весела, но я зато — печален.На цыпочки ты встанешь — и високС моими поравняется плечами.

Вот так мы и встречаем каждый день,И разница сближает нас глубоко…О ты, моя коротенькая тень!Я тень твоя, но павшая далёко.

ПОЮЩИЕ СТОЛБЫ

В этой снежной степи  —                                        снежным вихрям лишь месть,В ней одни лишь столбы телеграфные есть.Только ветер, пронзительно воющий здесь.Только точечка — путник, заснеженный весь…

И земля здесь и небо — друг другу под цвет.Пойди-ка, послушай,                                   ты слышишь иль нет?Это — слышишь? — столбы под метелью поют.Что навстречу тебе из метели встают.

1974

СЕВЕРНЫЙ ПЕЙЗАЖ

Я видел белый цвет земли,где безымянный почерк следаводил каракули средь снегаи начинал тетрадь зимы.

Кого-то так влекло с крыльца!И снег — уже не лист бесцельный,а рукопись строки бесценной,не доведенной до конца.

Тамаз Чиладзе[154]

ЗИМНИЙ ДЕНЬ

Вот паруса живая теньзрачок прозревший осеняет,и звон стоит, и зимний денькрахмалом праздничным сияет.

Проснуться, выйти на пороги наблюдать, как в дни былые,тот белый свет, где бел платоки маляра белы белила,

где мальчик ходит у стеныи, рисовальщик неученый,средь известковой белизнывыводит свой рисунок черный.

И сумма нежная штриховживет и головой качает,смеется из-за пустякови девочку обозначает.

Так, в сердце мальчика проспав,она вкушает пробужденье,стоит, на цыпочки привстав,вся женственность и вся движенье.

Еще дитя, еще намёк,еще в походке ошибаясь,вступает в мир, как в свой чертог,погоде странной улыбаясь.

О Буратино, ты влюблен!От невлюбленных нас отличен!Нескладностью своей смешони бледностью своей трагичен.

Ужель в младенчестве твоем,догадкой осенён мгновенной,ты слышишь в ясном небе громлюбви и верности неверной?

Дано предчувствовать плечам,как тяжела ты, тяжесть злая,и предстоящая печальпечальна, как печать былая…

«Колокола звонят, и старомодной…»

Колокола звонят, и старомоднойпечалью осеняют небеса,и холодно, и в вышине холоднойдвух жаворонков плачут голоса.

Но кто здесь был, кто одарил уликойтраву в саду, и полегла трава?И маялся, и в нежности великойоливковые трогал дерева?

Еще так рано в небе, и для пеньяпевец еще не разомкнул уста,а здесь уже из слёз, из нетерпеньявозникла чьей-то песни чистота.

Но в этой тайне всё светло и цельно,в ней только этой речки берега,и ты стоишь одна, и драгоценносияет твоя медная серьга.

Колокола звонят, и эти звукивсей тяжестью своею, наяву,летят в твои протянутые руки,как золотые желуди в траву.

«Да не услышишь ты…»

Да не услышишь ты,да не сорветсяупрёк мой опрометчивый,когдауродливое населит сиротствоглаза мои, как два пустых гнезда.

Всё прочь лететь — о, птичий долг проклятый!Та птица, что здесь некогда жила,исполнила его, — так пусть прохладойпотешит заскучавшие крыла.

Но без тебя — что делать мне со мною?Чем приукрасить эту пустоту?Вперяю я, как зеркало ночное,серебряные очи в темноту.

Любимых книг целебны переплёты,здесь я хитрей, и я приникну к ним —чтоб их найти пустыми. В перелётывзвились с тобою души этих книг.

Ну, что же, в милосердии обманномна память мне не оброни пера.Всё кончено! Но с пятнышком туманнымстоит бокал — ты из него пила.

Всё кончено! Но в скважине замочнойсвеж след ключа. И много лет спустяя буду слушать голос твой замолкший,как раковину слушает дитя.

Прощай же! И с злорадством затаеннымтвой бледный лоб я вижу за стеклом,и красит его красным и зеленымнавстречу пробегающим огнем.

И в высь колен твое несется платье,и встречный ветер бьет, и в пустыряхтвоя фигура, как фигура Плача,сияет в ослепительных дверях.

Проводники флажками осеняюттвой поезд, как иные поезда,и долог путь, и в вышине зияютглаза мои, как два пустых гнезда.

ДРЕВНИЙ ТАЛЛИН