Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной - Белла Ахмадулина

1948

ГАГРА[152]

Меж деревьев и дач — тишина.Подметание улиц. Поливка.Море… поступь его тяжела.Кипарис… его ветка поникла.

И вот тонкий, как будто игла,Звук возник и предался огласке:Начинается в море игра —В смену темной и светлой окраски.

Домик около моря. И ты,Только ты, только я — в этом доме.И неведомой формы цветыТы приносишь и держишь в ладони.

И один только вид из окна:Море, море вокруг — без предела.Спали мы. И его глубинаПодступала и в окна глядела.

Мы бежали к нему по утрам,И оно нас в себя принимало.И текло по плечам, по рукам,И легко холодком пронимало.

Нас вода окружала, вода, —Литься ей и вовек не пролиться.И тогда знали мы, и тогда,Что недолго все это продлится.

Всё смешается: море и ты,Вся печаль твоя, тайна и прелесть,И неведомой формы цветы,И травы увядающей прелость.

В каждом слове твоем — соловьиПели, крылышками трепетали.Были губы твои солоны,Твои волосы низко спадали…

Снова море. И снова белаКромка пены. И это извечно.Ты была? В самом деле была,Или нет? Это мне неизвестно.

1950

КОНЕЦ ОХОТНИЧЬЕГО СЕЗОНА

Октябрь. Зимы и лета перепалка.Как старый фолиант без переплёта —потрепанная ветром ветхость парка.И вновь ко мне взывает перепёлка.

Зовет: — Приди, губитель мой родимый.Боюсь я жить в моем пустынном поле.Охотник милосердный и ретивый,верши судьбу моей последней боли. —

Но медлю я в ночи благословенной,украшенной созвездьями и тишью.И безнадежно длится во вселеннойлюбовь меж мной и этой странной птицей.

С ТЕХ ПОР

Сколько хлопьев с тех пор,сколько капель,сколько малых снежинок в снегу,сколько крапинок вдавлено в камень,что лежит на морском берегу,сколько раз дождик лил по трубе,сколько раз ветерок этот дунул, —столько раз о тебе, о тебе,столько раз о тебе я подумал!

1954

«„О милая!“ — так я хотел назвать…»

«О милая!» — так я хотел назватьту, что мила, но не была мне милой.Я возжелал свободы легкокрылой,снедал меня ее пустой азарт.

Но кто-то был — в дому, или в толпе,или во мне… Он брал меня за локотьи прекращал моих движений легкость,повелевая помнить о тебе.

Он был мой враг, он врал: «Прекрасна та».Ты, стало быть. Ты не была прекрасна.Как мне уйти, я думал, как прокрастьсятуда, где нет тебя, где пустота?

Как он любил, как он жалел твоюизвечную привычку быть любимой!Всё кончено. Побег необходимыйя никогда уже не сотворю.

Но кто он был, твоим глазам, слезамстоль преданный, поникший пред тобою?Я вычислял и мудростью тупоювдруг вычислил, что это был я сам.

ИЗ НЕПОСЛАННОГО ПИСЬМА

Как сверкают и брызгают капли.По Москве мое тело бредет.А душа моя — в Картли, о, в Картли,Одинокая, клич издает.

Там, где персики,                              персики,                                             персики,Где сияет и пахнет земля,Там, где держатся пчёлы за пестикиБелоснежных цветов миндаля…

Я — такой же, как в прежние годы,Седина моя в счет не идет.Но душа моя, вырвавшись в горы,В Карталинии                         клич                                    издает!

1960

«В ночи непроходимой, беспросветной…»

В ночи непроходимой, беспросветнойЯвлялась смерть больной душе моейИ говорила мне: — За мною следуй!.. —И я молчал. И следовал за ней.

Я шел за ней до рокового края.В пустое совершенство глубиныВела стена — холодная, сырая.Я осязал каменья той стены.

Подумал я в живой тоске последней,Внушающей беспамятство уму:«Неужто опыт мудрости посмертнойЯ испытаю раньше, чем умру?»

Я видел тайну, и открытье этоМне и поныне холодит чело:Там не было ни темноты, ни света,Ни тишины, ни звука — ничего.

1961

НА СМЕРТЬ Э. ХЕМИНГУЭЯ[153]

Охотник непреклонный!Целясь,ученого ты был точней.Весь мир оплакал драгоценностьпоследней точности твоей.

1961

ТИЙЮ

Эстонской девушке по имени Тийю

Чужой страны познал я речь,И было в ней одно лишь слово.Одно — для проводов и встреч,Одно — для птиц и птицелова.

О Тийю! Этих двух слоговДостанет для «прощай» и «здравствуй»,В них знак немилости и зов,И «не за что», и «благодарствуй».

О Тийю! В слове том слегкаБудто посвистывает что-то,В нём явственны — акцент стеклаРазбитого и птичья нота.

Чтоб «Тийю» молвить, по утрамМы все протягивали губы.Как в балагане — тарарам,В том имени — звонки и трубы.

И наконец, — о, как добра! —Долга, как плеть, проста, как парус,На голос птиц и серебра,Оправдывать высокопарность, —

Всплывала Тийю сквозь пластыВоды морской и белой пены…О скромница, как все пловцы!Бесстыдница, как все сирены!

О, слово «Тийю»! Им одним,Единственно знакомым словом,Прощался я с лицом твоимИ с берегом твоим сосновым.

Тий-ю! (Как голова бела!)Тий-ю! (Не плачь, какая польза!)Тий-ю! (Прощай!)Тий-ю! (Всегда!)Как скоро всё это… как поздно…

1962