Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной - Белла Ахмадулина

1955

«Что за ночь — по реке и по рощам…»

Что за ночь — по реке и по рощам!Что за ночь окружает меня!Ты кричишь: «Эй, паромщик, паромщик!»Но вокруг ни души, ни огня.

Как далеки и Дзегви [135], и Мцхета,и таинственный месяц в реке.Он молчит, но так слышимо это.Что он думает там, вдалеке?

1955

«Я тебя увенчаю короной…»

Я тебя увенчаю короной,я тебе жемчугов надарю.Захочу я — и славой короткой,громкой славой тебя наделю.

А когда ты затихнешь в восторге,я сама засмеюсь, удивлюсь.Для тебя я взошла на востоке,для тебя я на запад склонюсь.

«Свирель поет печально…»

Свирель поет печально,стройно,и птица напрягает мускулы.О, как задумчиво и строгоакациявнимает музыке.Взлетает птицавыше,выше,туда,где солнце и цветенье,а маленькая ветка вишнихранит ее прикосновенье.

1955

«Самшвилде[136], фиалковая тропка…»

Самшвилде, фиалковая тропка…Голос задержал меня неробкий:— Что проходишь равнодушно мимо?Ведь тот самый я — я твой любимый!..

— Так же точно и других, мой друг,ранили твои стрела и лук…Только, знаешь, как это ни странно,разные у каждой в сердце раны!..

1955

Из чехословацкой тетради

ВЛТАВА[137]

Влтава сверкает у моста Карла[138],слегка касаясь плакучих ив,Я — в Чехии,И сбывается карта,и превращается в город,и город красив.

О Влтава,стремительная погоняводы за ветром.И высокий туман.О Влтава,ты чиста и покойна,как сердце чехови всех добрых славян.

Так глубока твоя каждая капля,и в каждой огни,и огни горят.Вода засыпает у острова Кампа[139],ивы склоняются и говорят.

Уже зацветают каштаны Праги,и занимается новый день.Исполненная отваги и правды,встает Яна Гуса [140]строгая тень.

Город украшен серебряными венками,они посвечивают всю ночь до утра.Так чтут героев, погибавших веками,желавших тебе,о Прага,добра.

Рассвет возникает туманно и жидко.Память сражений чиста и строга.На горе Виткова сражался Жижка[141]и отвел от города руки врага.

О Чехия,суровая каравсегда постигала врагов твоих.Влтава сверкает у моста Карла,слегка касаясь плакучих ив.

ПРАЖСКАЯ ВЕНЕЦИЯ

Подвластные прежнему навыку,домаопираютсяна воду.Всё, как в Венеции.Я поверить готова.Но где же, Венеция,твоя гондола?Где же,Венеция,гондольеры твои?Где их гортанные песни любви?Где баркаролы старинные звуки?Где итальянок прекрасные руки?

НА ВЫСТАВКЕ МЕКСИКАНСКИХ ХУДОЖНИКОВ В БРАТИСЛАВЕ

Это синие горы Ромеро Ороско.Этой земликаждая малая пядь.«Прощай», — я ухожу.«Здравствуй», —о, робкоя возвращаюсь опять.

О строгое и нежное месиводождя,и солнца,и свежей травы.Это ты, Мексика?Это ты, Мексика, —с бахромчатой шляпой вокруг головы.

Поет гитара.И возвышаются рослосиние горы.Я на синие горы гляжу.Я приближаюсь к тебе, Ромеро Ороско,и опять ухожу.

ЗЛАТА УЛИЧКА[142]

На этой улице,в потёмках старины,всё двигалось в каком-то мертвом темпе.Здесь госпожа таинственная Тепивещала и разгадывала сны.

Она, накидку черную надевши,шептала и впадала в немоту.Исполнены отчаянной надежды,алхимики смотрели в темноту.

И, извиваясь, словно тело кобры,горело пламя, выбившись из сил,но мертвенно отсвечивали колбы:«Беспомощен ты, мудрый эликсир».

Здесь слышны звоны дальние Лореты [143].И только камни помнят:в старинунадменные придворные поэтыздесь хаживали, вперившись в луну.

Прославиться им, бедным,дал ли Бог?Но ты живешь,всё так же строг и волен,к поверженным взывавший Далибор [144],ты, гордый дух,ты, неподкупный воин.Умолкли те зловещие уста,и в воздухе, пронизанном грачами,так расцветает и шумит листвадеревьев, примыкающих к Градчанам [145].

«В соборе Витта…»[146]

В соборе Витта,о, святого Витта,безмолвен малахитовый орган,и лишь звучат расписанные плиты,отчетливо ответствуя шагам.

И поступь здесь осмыслена, как танец,и высотою заслонен предел.О добрый чародей-венецианец,как величаво кистью ты владел!

О стены древние!Как хорошо вас видно!Ты рисовал здесь,и орган играл.В соборе Витта,о, святого Витта,безмолвен малахитовый орган.

ТЕЧЕТ ДУНАЙ…