Тысяча и один призрак - Александр Дюма

— Кстати, — сказал по-французски властным голосом тот, кто поддерживал меня, — вы сейчас же уведете своих людей, а мне предоставите позаботиться об этой молодой женщине.

— Брат мой, брат мой, — заговорил тот, к кому относились эти слова и кто себя едва сдерживал, — брат мой, берегитесь, не выводите меня из терпения: я предоставил вам замок, вы предоставьте мне лес. В замке вы — хозяин, здесь же всецело властвую я. Здесь достаточно одного моего слова, чтобы заставить вас повиноваться.

— Кстати, я старший, я вам говорю, что я всюду властелин, в лесу, как и в замке, и там, и здесь. О, в моих жилах, как и в ваших, течет кровь Бранкованов, королевская кровь, кровь людей, привыкших к власти. Я повелеваю!

— Вы, Грегориска, командуете своими слугами, да, но моими солдатами вы не повелеваете.

— Ваши солдаты — разбойники, Костаки… разбойники, которых я велю повесить на зубцах башен нашего замка, если они не подчинятся мне сию минуту.

— Ну, попробуйте-ка им приказать.

Тогда я почувствовала, что тот, кто меня поддерживал, осторожно высвободился и бережно положил мою голову на камень. Я с беспокойством следила за ним: то был тот самый юноша, который словно упал с неба во время схватки, я видела его мельком, так как лишилась чувств в то время, когда он говорил.

Это был молодой человек лет двадцати четырех, высокий, с голубыми глазами, которые излучали решимость и удивительную твердость. Его длинные белокурые волосы, признак славянской расы, рассыпались по плечам, как волосы архангела Михаила, окаймляя свежие румяные щеки; губы его кривились в презрительной насмешке, приоткрывая двойной ряд жемчужных зубов; взгляд его походил на взгляд орла и блеск молнии. Он был одет в костюм из черного бархата, голову венчала шапочка с орлиным пером, похожая на шапку Рафаэля, ноги в облегающих панталонах были обуты в расшитые сапоги. Талия была стянута пояском с охотничьим ножом, на плече висела двуствольная винтовка, в меткости боя которой мог убедиться один из разбойников.

Он протянул руку в сторону брата в повелительном жесте и произнес несколько слов на молдавском языке. Они произвели, по-видимому, глубокое впечатление на разбойников. Тогда на том же языке заговорил, в свою очередь, предводитель шайки, и я поняла, что речь его сопровождалась угрозами и проклятиями. Но на эту длинную пылкую речь старший брат ответил лишь одним словом. Разбойники поклонились. Он сделал знак, и шайка выстроилась позади нас.

— Ну хорошо, пусть так, Грегориска, — сказал Костаки опять по-французски. — Эта женщина не пойдет в пещеру, но она все же будет принадлежать мне. Я нахожу ее красивой, я ее завоевал, и я ее желаю.

И, произнеся эти слова, он набросился на меня с объятиями.

— Женщина эта будет доставлена в замок и передана на попечение моей матери, я ее здесь не покину, — возразил мой покровитель.

— Подайте мою лошадь! — скомандовал Костаки по-молдавски.

Десять разбойников бросились исполнять приказание и привели своему главарю лошадь, которую он требовал. Грегориска огляделся по сторонам, схватил лошадь за узду и взлетел в седло, не коснувшись стремян. Костаки вскочил на лошадь так же легко, как и его брат, хотя он держал меня на руках, и помчался галопом. Лошадь Грегориски неслась ноздря в ноздрю со скакуном Костаки и терлась временами головой о его голову и бока. Любопытно было видеть этих двух всадников, скакавших бок о бок, мрачных, молчаливых, не терявших друг друга из поля зрения ни на минуту и не показывавших вида, что следят друг за другом, припавших к своим лошадям, отчаянный бег которых увлекал их через леса, скалы и пропасти.

Голова моя была запрокинута, и я видела, что красивые глаза Грегориски упорно смотрят на меня. Заметив это, Костаки приподнял мою голову, и я видела уже только его мрачный взгляд, которым он пожирал меня. Я прикрыла веки, но это было напрасно — сквозь веки я чувствовала пронзительный взгляд, проникавший в мою грудь и раздиравший мое сердце. Тогда мною овладела странная галлюцинация: мне казалось, что я Ленора из баллады Бюргера, что меня уносят привидения, лошадь и всадник. Когда я почувствовала, что мы остановились, то с ужасом открыла глаза, так как была уверена, что увижу поломанные кресты и разрытые могилы. То, что я увидела, было не лучше моих фантазий — это был внутренний двор старого молдавского замка, сооруженного веке в четырнадцатом.

XIII

Замок Бранкован

Тогда Костаки опустил меня на землю и почти тотчас соскочил сам, но как стремительно ни было его движение, Грегориска все-таки его опередил. В замке, как и сказал Грегориска, хозяином был он. Слуги выбежали, увидев прибывших молодых людей и привезенную ими чужую женщину, но, хотя их услужливость простиралась и на Костаки, и на Грегориску, заметно было, однако, что наибольший почет и более глубокое уважение они оказывают последнему. Появились две женщины. Грегориска отдал им приказание на молдавском языке и сделал знак рукой, чтобы я следовала за ними. Во взгляде, сопровождавшем поданный мне знак, было столько уважения, что я ни секунды не колебалась. Пять минут спустя я уже была в большой комнате, которая даже невзыскательному человеку показалась бы простой и необжитой, но, которая, очевидно, была лучшей в замке.

Это была большая квадратная комната с диваном, обитым зеленой саржей, на ночь он становился кроватью. Пять или шесть больших дубовых кресел, большой сундук и в одном углу кресло с балдахином, напоминающее большое великолепное сиденье из церкви. Ни на окнах, ни на диване не было занавесей и покрывал. В комнату можно было попасть по лестнице, в нишах которой стояли во весь рост (несколько больше человеческого роста) три статуи Бранкованов. Через некоторое время в эту комнату принесли вещи, среди которых были и мои чемоданы. Женщины предложили мне свои услуги. Я привела в порядок свой туалет и осталась в амазонке, так как этот костюм больше подходил к костюмам моих хозяев. Едва успела я привести себя в порядок, как в дверь тихо постучали.

— Войдите, — сказала я, конечно, по-французски, ибо для нас, полек, французский язык почти родной.

Вошел Грегориска.

— Сударыня, я счастлив, что вы ответили по-французски.

— И я также, сударь, — ответила я, — я счастлива, что говорю на этом языке, так как благодаря этой случайности я смогла оценить ваше великодушное ко мне отношение. На этом языке вы защищали меня от посягательств вашего брата, и на этом языке я выражаю вам свою искреннюю признательность.

— Благодарю вас, сударыня. Это естественно, что я принял участие в женщине, оказавшейся в вашем положении. Я охотился в горах, когда услышал частые выстрелы, раздававшиеся неподалеку. Я понял, что происходит вооруженное нападение, и пошел на огонь, как говорится по-военному. Слава богу, я появился вовремя. Но позвольте мне узнать, сударыня, по какому случаю такая знатная женщина, как вы, очутилась в наших горах?

— Я, сударь, полька, — ответила я. — Два мои брата были недавно убиты в войне против России, мой отец, которого я оставила готовящимся к защите нашего замка от врага, без сомнения, теперь уже тоже присоединился к ним. Я же по приказанию отца убежала с места битвы и должна была искать убежища в монастыре Сагастру, в котором моя мать в молодости, при таких же обстоятельствах, нашла надежное пристанище.

— Вы — враг русских, тем лучше, — сказал молодой человек. — Это очень поможет вам в замке, и нам понадобятся все наши силы в той борьбе, которая нам предстоит. Теперь, когда я знаю, кто вы, то знайте и вы сударыня, кто мы: имя Бранкован вам, должно быть, известно?

Я поклонилась.

— Моя мать — последняя княгиня, носящая это имя, она последняя в роде этого знаменитого предводителя, убитого Кантемирами, презренными приспешниками Петра I. В первом браке мать моя была замужем за моим отцом Сербаном Ваивади, также князем, но из менее знатного рода. Отец мой воспитывался в Вене, там он имел возможность оценить преимущества цивилизации. Он решил сделать из меня европейца. Мы отправились во Францию, Италию, Испанию и Германию.

Моя мать (я знаю, сыну не следовало бы рассказывать то, что я расскажу вам, но ради нашего спасения необходимо, чтобы вы хорошо знали нашу историю, тогда вы сумеете оценить причины этого разоблачения), моя мать во время первого путешествия моего отца, когда я был ребенком, находилась в преступной связи с предводителем партизан — так в этой стране называют людей, напавших на вас, — сказал, улыбаясь, Грегориска. — Моя мать, говорю я, находилась в преступной связи с графом Джиордаки Копроли, полугреком-полумолдаванином, обо всем написала отцу и просила развода. Как причину своего требования она выставляла то, что она, потомок Бранкованов, не желает оставаться женой человека, который с каждым днем становился все более чуждым своей стране. Увы, моему отцу не пришлось давать согласия на это требование, которое вам может показаться странным, между тем как у нас развод — самое естественное и самое обычное дело. Отец мой в это время умер от аневризмы, от которой он страдал давно, так что это письмо получил я.