Уравнение Куфу - Раиль Шариф

– У нас большие проблемы, сынок, – произнес Вен Джун, почесывая воспалившийся обрубок ноги. – Все, к чему я в эти годы стремился, в одночасье может рухнуть, – он ткнул пальцем в фотографии. – Эти снимки с камеры слежения. Взгляни на них и запомни этого человека.

– Отец, о чем ты говоришь? – произнес Чен, обсасывая пожухлую травинку. – Мы богаты, ты военный, ты возглавляешь службу охраны аэропорта, у тебя связи по всему юго-востоку. Кто этот человек, что он может нам сделать?

– Чен, ты не все знаешь о своем отце. В моем прошлом есть вещи, за которые меня могут посадить, и никакие связи не помогут. Если многих красных кхмеров после войны реабилитировали, то я навряд ли попаду в этот список. А если и попаду, то потеряю свою должность.

– Что? – непостижимым умением Чен скрутил языком травинку в узел. – Ты убивал невинных людей?

– Не перебивай отца своего и слушай внимательно. Человек, что на фотографии, мой друг. Из России. Все началось в 1979 году, когда наша страна свергла Пол Пота и обрела независимость. Камбоджа и по сей день не может встать на ноги, а что было тогда… Разруха и голод. Нет семьи, в которой кто-нибудь не был зверски замучен красными кхмерами. Я никого не убивал, но имею к этому косвенное отношение.

Чен выплюнул травинку и положил в рот другую. Этот ритуал возникал всякий раз, когда он нервничал. На языке профессиональных терапевтов, подобные проявления, вроде нервного тика и даже курения, называются промежуточной точкой и служат неким громоотводом накопившейся в спайках отрицательной энергии.

Вен Джун выдернул изо рта сына травинку:

– Не суй в рот всякую дрянь и послушай меня.

– Конечно, отец, – произнес Чен, незаметно пряча во рту другую травинку.

Знаком руки Вен Джун обратил внимание Чена на фотографии. На трех из них Крейс Митчелл стоял у таможенного терминала. С четвертого снимка на Чена смотрел глаз со странными, в виде равностороннего треугольника вкраплениями.

– Человека, что на фотографии зовут Максим Лежнев. В 79 году он работал при МИДе переводчиком. Я с ним сдружился, а спустя какое-то время он стал приносить мне на хранение золото и драгоценности. Мы взвешивали их на глаз мясницкими весами. Я не спрашивал о природе возникновения этого добра. Время было такое… А в 81 году Максима арестовали. Его обвиняли в пособничестве полпотовским недобиткам. Для них за золото и драгоценности он доставал оружие и медикаменты. Меня он не выдал. Его приговорили к расстрелу, но он сбежал. С тех пор я его не видел. А сегодня, спустя двадцать пять лет, он появился. С другой внешностью. Но его выдал глаз.

Пытаясь понять, о чем говорит отец, Чен внимательно присмотрелся к снимку, но ничего особенного не увидел. На помощь пришел отец.

– Посмотри на эти равноудаленные точки в его глазу, – произнес он. – Максим рассказывал мне, что это знак везения, появившийся еще при рождении. Максим поменял внешность, но поменять глаз…

– А золото?

– Золото я прятал на нейтральной территории, в джунглях. Успел вынести оттуда только один ящик. Возвращаясь к тайнику, я и потерял ногу. Наступил на противопехотную мину. Все остальное нашли власти. Если Максима опознает кто-нибудь еще, мне конец.

– Ты мог обознаться! Разве не может быть такой знак у другого человека? Вен Джун отрицательно покачал головой и почесал ногу.

– Нет, ошибка исключена. Вот тебе адрес женщины, которую он любил. – Вен Джун протянул сыну листок бумаги. – Ему больше не к кому идти. И ты поймешь, что я прав.

– И ты его хочешь убить? Своего друга! – травинка во рту Чена в мгновение ока завязалась двойным узлом.

– Нет, Чен. Это сделаешь ты, – ударив об траву костылем, Вен Джун дал ясно понять, что возражений не стерпит. – Пора становиться мужчиной, но сперва постарайся выяснить, зачем он приехал. И будь осторожен. Этот человек необычайно умен и не станет с тобой церемониться.

– Хорошо, отец – угрюмо произнес Чен и, поднявшись с травы, побрел к своей машине на автостоянку.

Глава 17

Сейшельские острова. Виктория. 16:03 дня

Жаннет проплавала во снах три часа, однако стоявший возле ее кровати будильник дал о себе знать: «Пора вставать, моя госпожа, вас ждут великие дела».

Сознание Жаннет, доселе блуждавшее в пузырях кастанедовских восприятий, точно паутина на ветру, балансировало на грани миров еще мгновение. Затем, порвав ее тонкую ткань, Жаннет опустилась в свою телесную оболочку, в мир твердой материи и несбыточных иллюзий.

Приятная истома, сопровождаемая ленивым потягиванием, разливалась сладким ядом по телу, а оно подниматься с кровати не торопилось.

Усилием воли креолка распахнула тяжелые веки и уставилась в произвольную точку на стене. Первым ее разочарованием было осознание того, что сон – яркий и цветной – позабыт. Вторым разочарованием стало понимание неизбежности проблем настоящего времени. Смерть Андре, загадочное исчезновение диска, происшествие в библиотеке.

Женская логика не стремилась выстроить все эти события в связующее звено и рассматривала их как отдельно взятые элементы, не имеющие точек соприкосновения. Только в каждом из них она все же нашла один общий знаменатель – тайну.

И она откроет ее, не позволит ключам секретных замков заржаветь и покрыться патиной. Ведь никто и ничто не уходит в прошлое, не оставив следов в настоящем.

Распластав на подушке руки, Жаннет всматривалась в черную точку на стене, постепенно погружая в нее душевную боль и отчаяние.

Возникший из глубин ее памяти образ Андре заволокло нахлынувшими слезами, черная точка расплылась, растворяя в себе его улыбчивые черты, спокойный уверенный голос и терпкий запах кубинских сигар.

Жаннет была готова расплакаться, но словно оберег до ее внутреннего слуха донеслись незатейливые и мудрые слова Андре:

– Когда тебе плохо – улыбайся, если ты слаб – улыбайся, а поселившемуся в душе страху смело взгляни в глаза и…

Жаннет вытерла слезы, и уголки ее рта приподнялись, обозначая на щеках ямочки.

– Улыбайся!

Она опустила на выпуклый живот руку и мысленно поздоровалась:

Здравствуй, малыш, я люблю тебя!

Жаннет понимала, что теперь не имеет права быть слабой. Ей придется одной воспитывать своего малыша, и уж лучше он станет крепким как стальной прут, нежели изнеженным теплом материнских ласк.

Слишком много тайн в этой кроличьей норе, говорила она себе. А тайны, пусть даже самые страшные, имеют свойство притягивать. И уж если я попала в эту нору, то не выйду из нее до тех пор, пока не узнаю насколько она глубока. Нужно только взять в руки клубок и потянуть за конец.