Уравнение Куфу - Раиль Шариф

– Почему именно я? Почему вы не обратились к представителям официальной церкви?

– Я им не верю. Один такой моего внука развратил. Я вам верю. Вы от Бога! Вы лишены религиозных догм и стереотипов. Вы представитель старого духовенства, а это особая духовная культура, в которой сочетаются воспитанность и мудрость природная.

– Благодарю за признательность, – воскликнул Крепфол Сьюн. – Мне очень горестно осознавать, что дьявол проникает и в наши ряды.

Крепфол Сьюн с трепетом осмотрел клинок и книгу. Затем, крепко прижав к груди, произнес:

– Я доведу это дело до конца. Будьте уверены.

– Благодарю вас, друг мой, Располагайтесь в моем доме. Все, что захотите, к вашим услугам.

В эту ночь сознание пилигрима, внезапно затопленное чувством абсолютного страха и тревоги, заставило его тело проснуться. Тошнотворный запах пережженного марципана сообщил Крепфолу, что в комнате он не один. Не вставая с постели, он протянул руку и включил торшер. У подножия кровати стоял профессор. В его сверкнувших дьявольски зеленым огнем глазах читался недобрый знак. Голубоватая сталь ятагана, что поблескивала в его руках, заставила пилигрима съежиться, а секундой позже, схватив под подушкой крест и фолиант, он скатился с кровати.

О том, что ятаган его зацепил, Крепфол Сьюн понял по стекавшейся по щеке струйке крови. Шок заблокировал боль, нагнетая все усиливающееся чувство страха.

– Тебе не стоило приезжать сюда, пилигрим, – прошептал профессор, обходя кровать.

По телу Крепфола пробежали мурашки. Зверь овладел телом профессора, промелькнуло в его голове. И гораздо раньше, чем эта мысль промелькнула, его рука уже отсекла ножны креста, обнажая тонкое смертоносное жало.

Пилигрим увидел, как дьявольская сущность, завладевшая телом профессора, в двух шагах остановилась и, взмахнув ятаганом, открыла в пространстве зияющую червоточину-воронку. Завихрившийся поток воздуха мгновенно всосал в открывшийся портал подушку и простынь. Покачнувшийся же торшер отбросил зловещую тень Сущности, но устоял на месте.

– Я пощажу тебя, Крепфол, единственного из всех, кто вставал на моем пути, – прошипела Сущность. – Я оставлю тебе жизнь. Брось крест и книгу в эту воронку.

– Изыди, вон, нечистая сила, – закричал пилигрим, интуитивно вытягивая перед собой фолиант. Червоточина-воронка свернулась в пространстве, и по комнате прокатилась энергетическая волна, оттесняя Сущность к окну. Пилигрим вскинул над собой жало клинка.

В сердце. Непременно в сердце.

Одно мгновение в сознании пилигрима происходила внутренняя борьба.

Убив Зверя, я убью друга.

Однако тело его, опережая мысль, рвануло вперед, рассекая клинком воздух.

Уклонившись, Сущность вскочила на подоконник и, увлекая за собой фейерверк разбитого стекла, скрылась в ночи. Ее грозный рык с каждой секундой утопал в глубине сада все глубже и глубже, но до слуха пилигрима успели долететь последние слова:

– Я буду ждать тебя в аду, Крепфол. Непременно.

Крепфол прикоснулся к окровавленной щеке, боль заставила вспомнить, что он еще жив и все это не сон. Он вышел в коридор и, пошатываясь, забрел в ванную комнату. Посмотрел в зеркало. Вдоль правой стороны лица, от уха до подбородка, тянулась ножевая рана.

Крепфол включил воду и, потянувшись к крану, отдернул в ванной занавеску. Оттуда, со дна, облаченная в платье горничной, на него смотрела мумия, обезвоженная и обескровленная. Уже позже, следуя по пятам Зверя, он поймет, что таким образом, заметая следы, тот меняет тела.

Крепфол вернулся в комнату, сел на кровать. Хотелось упасть в нее и заснуть. Забыть и от всего убежать. Ощущение навалившейся вины разрывало ему сердце. Теперь он понимал, что переоценивал свои силы, в первый раз за все время. Было много вопросов, и ответов на них он не знал. Внезапно посетившее чувство апатии заставило его схватить фолиант.

Разорвать и послать все к черту. Бесконечная борьба добра и зла. Зерна от плевел. Пепел от жизни. Плевать, да хоть чума бубонная. Что я могу один сделать, если ничего в этом мире не меняется.

Краем сознания он вдруг заметил, как в нем что-то пробуждается. Мощным потоком энергии загадочный фолиант встряхнул в его теле каждую клеточку и прояснил помутившееся сознание.

В миг его тело было затоплено ощущением энергетики и необыкновенным чувством абсолютного мира и свободы. Боль, разрывавшая его плоть, исчезла, а пораженные участки на правой щеке регенерировали. Пилигрим дотронулся до нее. Рана затянулась, но как напоминание о незабываемой встрече остался широкий рубец – от уха до подбородка.

В эту ночь, покидая дом, пилигрим вдруг ясно осознал, что Зверь, сея в душах людей семена ненависти, насилия и страха, питается взращенными плодами и становится сильнее.

Крепфол Сьюн искал след Зверя второй день. Фолиант пилигрима, точно указующий компас, посылал в его сознание образы и видения. Внутренним чутьем, прислушиваясь к нему, он бродил по Парижу и его окрестностям пока, наконец, не вышел на Хэнка Диккенса имеющего связи в департаменте полиции. Этот человек зарабатывал сбором и продажей любой информации. И Крепфол Сьюн, повинуясь воле фолианта, полностью открылся этому человеку. И какого же было его изумление, когда Хэнк рассказал ему, что полчаса назад с Сейшельских островов поступил тревожный звонок, извещавший, что на острове Маэ в состоянии мумии найден человек без документов. На воротничке его сорочки было вышито имя – Мишель Арно.

Спустя час пилигрим был в самолете. Он наблюдал за проплывающими под лайнером облаками и думал о том, что в руках Зверя находилось два сердца: сердце Иисуса Христа и сердце Мухаммеда, не хватало последнего…

А это означало, что ЗВЕРЬ менял обличие и подходил к финишной черте – к черте, за которой открываются ВРАТА СЕТА. И все это говорило о том, что ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ ПРИШЛО.

Глава 16

Камбоджа. Аэропорт Почентонг. 15:30 дня

Фотографии с изображением белобородого человека россыпью лежали на траве в сотне метров от взлетной полосы. Влажный воздух, струившийся над ней, можно было бы пить, а разговор двух кхмеров, расположившихся на поляне, заглушался ревом взлетающего самолета. Первому было не больше двадцати пяти, и та сосредоточенность, с которой он слушал пожилого собеседника, говорила о серьезности назревавшего предприятия. На расстоянии вытянутой руки от пожилого кхмера лежал деревянный протез.

– У нас большие проблемы, сынок, – произнес Вен Джун, почесывая воспалившийся обрубок ноги. – Все, к чему я в эти годы стремился, в одночасье может рухнуть, – он ткнул пальцем в фотографии. – Эти снимки с камеры слежения. Взгляни на них и запомни этого человека.