Эпитафия Любви (СИ) - Верин Стасиан

— Мы всё равно отыщем вас, — вполголоса произнес Дэйран, вглядываясь в безмятежный осинник. Они с товарищами договорились прочесать Тимьяновый остров, пока чужаки, кем бы они ни были, не натворили новых проблем. Лисипп — восточную и южную часть. Хионе и Неарх — северную. Дэйран — западную.

У всего происходящего была и хорошая сторона. Он впервые за пятнадцать лет ощутил себя полезным. До этого воин жил размеренной жизнью человека, чья молодость осталась далеко позади, а старость, пока не подступив вплотную, шагала навстречу. Пребывание на острове поселило его где-то в середине человеческих лет. Затишных, счастливых, но скучных лет. И как кстати было это неизреченное чувство погони за противником! Эхо молодости, боевой рог, призывающий на плац.

Выровняв дыхание, Дэйран побрёл к холму. Свет солнца изменил оттенок с яркого дневного золота на жёлто-красный бархат предвиденных сумерек. Не прошло и минуты, как валежник исчез в зарослях оставшегося позади липника, земля приподнялась, будто лестница на погребальный курган; осины и берёзы поредели, остались самые стойкие. Всё чаще попадались ворохи сухих веток, субтильные стволы, вырванные из земли минувшими дождями — один из них заслонил узкую тропинку, ведущую на возвышенность. Когда-то, может быть, её проторили дикие животные или древние поселенцы, мало ли кто ходил по здешним лесам?

Минуту спустя Дэйран взобрался на холм. К своему облегчению он увидел, что до западного берега не больше одного миллитера[1] — это меньше, чем предполагалось. Поторопившись, он дойдёт ещё до вечернего прилива…

Не сказать, чтобы холм был таких уж габаритных размеров. Если повернуться на восток, зоркий глаз мог различить вечнозолотые деревья Агиа Глифада. У подножия холма лежал густой лес. Юг застилала туманная пелена. Словом, для обзора — самое то. Но были на острове и холмы покрупнее. Северный холм выдавался чуть ли не покатой башней, поросшей или орешником, или вязами, отсюда не разобрать. На юго-востоке гордо высовывалась верхушка шихана, озеро у его подножия тонуло в молочно-белом облаке, как корабль в призрачном море. «Вот где надо было соорудить вышку» — подумал Дэйран, спускаясь с холма.

Он цеплялся за стволы берез, перепрыгивая через лежачий лесной хлам, и старался по возможности не сходить с намеченного направления. Скуки ради Дэйран вслушивался в лес. Уже который час тарабанили дятлы. Звонкий пересвист соловья доносился изредка, а то и вовсе исчезал надолго, словно птичка, прежде чем заиграть, проверяет свои маленькие музыкальные инструменты.

Глаза ему не соврали. До берега он дошёл меньше, чем за двадцать минут, когда на окоёме солнечный диск окрасился в оттенки алого турмалина, и пролился на блестящую морскую гладь. Осталось немного. Асулл[2] с секунды на секунду потонет в океане, погрузив Тимьяновый остров в ночную глушь. Дэйран знал, что промедление подобно смерти.

«Туда ли я пришёл?» — первая мысль, посетившая его, показалось ему забавной, но она имела право на существование. Уходя, Дэйран попросил рыбака вдругорядь объяснить, где видел чужаков. Ему поднесли план местности, и старик, призадумавшись, ткнул пальцем в точку на западном побережье за холмом. Разглядывая берег с пристальностью сокола, Дэйран очень надеялся, что рыбак не ошибся — здесь есть как минимум два места, где лодка могла пристать, и оба находятся за холмом.

Под ногами шаркал песок. Этериарх двигался без шума, то наклоняя голову и смеривая глазами землю в поисках следов сапог или борозды от лодок, то приподнимая, прислушиваясь к засыпающему лесу и обводя взглядом местность. Дул сильный прохладный ветер, раскачивая деревья и кустарники.

«Побережье небольшое, поблизости нет причала. Если бы кто-то решил пристать, он бы задумался, где спрятать лодку. Хм. Болот нет, травяного настила в лесу недостаточно. Скалы высокие, каменистые, но открытые, лодка на их фоне хорошо заметна. Остаётся кустарник?..»

Но кустарник — желтоватые ветки неизвестного растения — погиб прошлой зимой, а на его месте так ничего и не выросло. Тут Дэйрану пришло в голову, что лодку можно было спрятать в полыни. Её стебли высотой в метр сгодились бы и для того, чтобы спрятать кабана в придачу! Обследовав полынник, Дэйран, однако, не нашёл, кроме сброшенного птичьего гнезда, ничего, что казалось бы подозрительным.

Наступали сумерки. Он с опаской поглядывал на солнце, будто оно вор, убегающий с дорогой вещицей. Так убегало и время, и в груди росла тревога.

Дэйран по новой обыскал березняк. Обогнул песок у самой границы леса, заглядывая под каждый куст. Осмотрел скалы, вскарабкавшись для пущей надежности.

«И здесь ничего! Что за напасть!»

Мало-помалу приходило осознание: или рыбак неправильно указал на берег, или Дэйран должен был свернуть чуть правее от обзорного холма. Бухта в трёх стадиях пути. Близко, если у тебя в запасе есть время… и так далеко, если солнце с минуты на минуту скроется за морским горизонтом.

Воин присел на булыжник около песчаной насыпи, переходившей в прибрежные скалы. Чувствуя вину, он глянул в небо. Проступали, как белые пятна на чёрном полотне, первые звезды. Прибой шумел. При других обстоятельствах он развёл бы костёр и заночевал, размышляя о своей прошлой жизни — так как больше всего любил размышлять. Но сейчас на душе скреблись кошки. Не видать ему покоя, пока злосчастная лодка не будет найдена.

Медуир из Холдви учил его смиряться, когда понимаешь, что твоё начинание потерпело неудачу. Смирение, говорил он, наивеличайшая добродетель. Если, сделав всё от тебя зависящее, ты проиграл — последнее, что ты можешь изменить, это отношение к проигрышу. Эти слова стали своеобразным кредо Дэйрана. И хотя до настоящего проигрыша далеко, готовиться к нему никогда не поздно.

«Интересно, другие зашли в поисках дальше меня?» — он заключил, что если дойдёт до бухты, дождётся утра и сумеет продолжить поиски, может кривая и вывезет. Он опоздает почти на всю ночь. Хионе, Неарх и Лисипп будут волноваться, гадать, почему он не появился в Агиа Глифада.

Воин забрался на камень, на котором сидел секунду назад. Омытые водой и занесённые песком булыжники в паре шагов от него переходили в скалы, у побережья они обрывались, но вдоль него шли непрерывной чередой глыб, поросших сухим кустарником. По этим глыбам он и побрёл к бухте.

Но не сделал Дэйран и нескольких шагов, как его правая нога, проскользив по песку, зацепилась за что-то, и он упал на камень, к счастью не столь острый, чтобы лишить его жизни, но и не столь мягкий, чтобы не отозваться болью в запястье, которое этериарх успел выставить перед лицом. Сначала он не понял, что произошло. Кажется, оступился. Затем, набрав воздуху, он перевернулся на спину. Ссадины на запястьях кровоточили.

Он осмотрел ногу.

Не болит. Слава Единому!

Его взгляд случайно привлекла покатая поверхность скалы, виновной в его падении. Но только присмотревшись получше, он понял, что ошибался, и это вовсе не скала. Это тщательно спрятанная, усыпанная песком и аккуратно вложенная в расщелину между скал… деревянная лодка.

Дэйран расхохотался.

Он мог бы поклясться, что, забравшись сюда в первый раз, видел лишь камни, и уже не надеялся, что найдёт лодку, как она совершенно случайно попадается ему под ноги. «Так мне сегодня везёт, получается!»

Но кому понадобилось так старательно прятать её? Отшельникам? Священникам? На собственном острове? Должна быть причина. Или это не они? Дэйран стряхнул с деревянного корпуса песок, и, подхватив лодку за нос, приподнял её.

Внутри оказался мешок.

Схватив его одной рукой, другой воин опустил лодку.

Размером мешок был не крупнее тыквы. Этериарх пошарил рукой. Внутри лежала одежда — плащ, по вине сумерек выглядевший тёмным; сапоги, походная сухая еда.

В дубовой шкатулке лежал обрывок пергамента.

«Вот тебе на… да это же карта!»

Краем огненной зеницы солнце коснулось моря. Его свет уже не позволял различить мелкие детали карты, но Дэйран, поворачивая её и так, и эдак, угадал в линиях берег, а в закорючке, похожей на согнутую скрепку — холм. «Тимьяновый остров?..»