В гнезде Орла - Николай Никишин

набережную с пляжем. Он увидел, как на складном стуле кто-то сидит и смотрит на море. — Кто это? На нём странная одежда…

— Это? — Дана подошла ближе. — Это бывший советский солдат. Воевал за этот полуостров. Он безобидный.

— Я хочу с ним поговорить, — Клаус никогда не разговаривал с солдатами советской армии. — Интересно, как ему живётся в нашем мире. — Майор посмотрел на Дану. — Можете идти. Вы свободны.

Дана улыбнулась и покинула ненавидимого ею всей душой гостя. Клаус тем временем ступил на галечный пляж, под тяжестью его тела мелкие камешки заскрипели, потираясь своими серыми телами друг об друга. Кроме пожилого мужчины в такой же старой, как и он сам, телогрейке, никого не было. Купальный сезон ещё не начался, и кроме рыбаков на пирсе у моря мало кого можно было встретить.

Старик печально сидел на деревянном складном стульчике, в пальцах держа серебристую монету. Рядом с ним на гальке лежала потрёпанная советская офицерская фуражка, только без красной звёздочки. Клаус сел рядом со стариком на холодную гальку, тот на него даже не посмотрел. Старик давно заметил его, прогуливающего по набережной. Особенно его нарукавную повязку. От её вида у него не было ни трепета, ни страха, ни даже ненависти. Ничего.

— Хорошая сегодня погода, — заговорил Клаус.

— Чайки низко летают. Будет шторм, — ответил старик. Клаус посмотрел на его морщинистые руки и понял, что в пальцах он держал совсем не монету, а медаль «За отвагу», только без орденской ленты. Запрещённая вещь, хоть кто её отберёт. Деду жить осталась всего ничего, пусть делает, что хочет. — Эту медаль я получил в боях за этот город в декабре сорок первого, — он заметил, что майор смотрит на медаль. — Много ваших сложило головы за этот полуостров. Он столько пережил за свою историю и ещё переживёт. Жаль, я не доживу до того дня, когда он снова вернётся в родную гавань.

— Верите в то, что Великий Рейх может рухнуть? — с усмешкой спросил майор, к его ногам накатило волна, слегка омыв его сапоги.

— Нет и не было никого Великого Рейха, — уверенно произнёс старик и надел на голову фуражку. — А то, что вы называете страной, скоро захлебнётся во всей зловонной ненависти, что ваша власть принесла человечеству.

— За такие слова вас могли бы сослать…

— Куда? В Дахау? Или какой другой «лагерь смерти»? — перебил старик, откашлялся и рассмеялся. — Я был там, — в глазах старика вспыхнули страшные картины, обезумевшие от голода люди, облизывающие пол в поисках воды, страшные эксперименты учёных-садистов и осознания того, каждый день может стать для тебя последим. — Меня ничем не напугать. Я умер восемьдесят лет назад.

— Рейх после войны позволил вам жить, вернуться сюда, работать. Как я понимаю, вы от сюда родом.

— Я родился в Керчи, но повторюсь, давно уже не живу. Я мёртв.

— Но всё же вы говорите со мной, — усмехнулся Клаус. — Рейх даровал вам жизнь. Вы должны быть благодарны ему, что после войны вам позволено жить. Именно жизнь — самый большой подарок вам от фюрера.

— Я живу только потому, чтобы захваченные вами города окончательно не опустели. Никакой это не подарок. Я жив от безысходности. Слишком много ваших полегло здесь в Крыму, под Москвой, Сталинградом и особенно под Свердловском. Он вам так и не покорился. Вам пришлось оставить Россию под боком, — старик кряхтя поднялся со стула. — Не знаю, правда ли говорят, что японцы давно вас не боятся и готовы в любой момент напасть. У них тоже есть бомбы.

— Им не победить Рейх. — Клаус сказал так, словно сам не верил своим словам. Старик это сразу понял.

— Если бы это было так, то твой голос звучал бы увереннее, — старик впервые за всё время улыбнулся, сложил стул, взял его в руки, нацепил фуражку и поплёлся к выходу с пляжа. — Ты боишься, что будет война, но воевать не ты, не твои сослуживцы не могут и не хотят. Вы не солдаты, а так, сборище ряженных клоунов, в которое не верит даже ваше поганое правительство. При всей жестокости вашей армии в годы войны отмечу, те умели воевать. Сейчас же у вас одна надежда на бомбы. Они спасли вас однажды. Но вечно это продолжаться не может. Думаю, ты успеешь понять, что такое проживать жизнь мертвеца.

Клаус смотрел ему вслед и ничего не мог ему ответить. Он словно оцепенел. Старик тем временем скрылся из виду, как призрак, будто его и не было.

Армия Рейха слаба, как и вся страна в целом. Каких-то тридцать лет назад любой бы на его месте, не смотря на возраст, огрел бы деда прикладом и на всеобщем обозрении расстрел за подобные слово. Сейчас же старая рухлядь смеялась над ним, над офицером СС, чья красная повязка на рукаве внушала в глазах людей страх. Сейчас она могла внушать только презрение. Напугать ею можно было только маленьких детей, которые не хотели слушаться родителей.

Завибрировал телефон. Клауса очнулся, достал устройство из кармана и посмотрел на экран. Его ждали на военно-морской базе.

***

Клаус на служебном автомобиле, с последними лучами солнца, быстро добрался до военно-морской базы. На проходной дежурило несколько полицейских. Они заметили идущего к ним офицера, насторожились, крепко сжав в руках стволы винтовок.

— Хайль Рейх! Штурмбаннфюрер СС Клаус Фукс, Главное управление имперской безопасности, — представился майор и показал удостоверение. — Прибыл из Берлина расследовать взрыв на линкоре «Вильгельм».

— Хайль Рейх! — отсалютовал лейтенант полиции, и