Они не мы - Григорий Грошев

- Жалко, - отвечает Главред. – Она умерла на каторге.

Молчание. Ему нравится тишина. Здесь, в этой комнате для допросов, это словно передышка. Небольшая пауза перед очередным раундом мучений. Алекс пытается взять себя в руки, задушить следователя взглядом. Ведь всё идёт по плану – по его плану. Всё в точности так, как и было задумано.

- Нет. Разве ты не узнаёшь этот палец?

Алекс всматривается в отрезанный мизинец. Ему противно. Ему стыдно – он никогда не обращал внимания на руки своей жены, своего сына и друзей. Помнит лишь, что они были красивыми – как и она сама. Ему стыдно, потому что он больше времени тратил на работу, чем на семью. И вот результат.

- Узнаю, - лжёт Алекс.

- Хочешь часть побольше? Что-нибудь покрупнее?

- Нет.

- Тогда начни уже давать показания! – следователь бьёт кулаком по столу.

- Нет.

- Неужели тебе не жалко жену? Она ведь страдает!

- Жалко. Но… Дело-то не в ней. Дело во мне.

- Мы расшифровали почти все твои записи, жалкий ты писака! Когда закончим, тебе конец! Ты будешь страдать. Сильнее, чем сейчас, понимаешь?! Ты можешь себе помочь. Нужно говорить! Мы будем оживлять тебя снова и снова. А потом – убивать. Ты пройдёшь через такие глубины мучения, что вот это вот всё тебе курортом покажется. Отдыхом!

- Нет. Я ничего не скажу.

Следователь делает знак головой. Охранник хватает со стола мизинец и пытается засунуть его в рот Главреду. Алекс сжимает челюсти. Между ними идёт странная борьба, столь глупая и нелепая. Она продолжается долго, и Главред удивляется, как в нём сохранилось столько сил, чтобы крутить головой и вырываться. Следователь в это время читает, словно в метре перед ним нет никакой ужасной сцены.

«В тот день решено было действовать. Я ощутил своё величие и причастность. Решено было разрушить Сферу. С одной стороны, я испытывал благоговейный трепет перед Куполом. С другой, понимал, что без такого радикального шага невозможно обеспечить будущее.

Сколько столетий прошло с тех пор, как нас добровольно заточили сюда? Беда в том, что никто не знает. Никто не ведёт учёт прожитым годам, а с недавних пор это стало преступлением. Возникла смелая мысль, столь же безумная, сколь и великая. А что, если там, за полированной поверхностью, всё уже вернулось в норму?

Мы никогда не узнаем это, если не проверим. Может, мир погибнет, а может – воспрянет. Мне отведена роль диверсанта. Главная задача – это подобраться достаточно близко к Главе, чтобы выполнить своё предназначение. Разумеется, задача сложнейшая, но не самая важная.

Куда больше меня интересовало, как будут действовать уничтожители. В нужный момент они просто пробьют в Сфере брешь, отчего она перестанет существовать. Они клялись и божились, что никто не пострадает. Кроме врагов. Но смею ли я доверять им?

От напряжения кружилась голова. Я снова и снова прокручивал в голове план действий, пытаясь понять свою роль. Смогу ли я причинить вред фигуре, которая для меня всегда была выше отца? Не дрогнет ли моя рука в нужный момент? Этот великий человек… Человек ли?

Однако, если верить вновь обретённой семье, выбора нет. Да я и сам это ощущаю. Нам отведено 40-50 лет под Куполом. Этот путь я прошёл на три четверти. И осталось совсем немного. Я должен, должен доверить семье, ибо они показали мне то, что невозможно забыть. Я должен действовать».

Наконец, охранник сдаётся. Он швыряет мизинец на стол и становится рядом. Следователь вопросительно смотрит на Алекса. Главред молчит, от борьбы он вспотел, лоб покрылся испариной.

- Классно написано, - говорит он. – Только есть один нюанс. Это писал не я. Знаешь, у меня стиль другой. Отрывистый, что ли? А тут – новичок какой-то. Серьёзно.

- Мы не закончили, - отвечает Стефан. – Ты сдашься, преступник. Я сломаю тебя.

- Сколько пафоса.

Алекс хочет засмеяться, но даже от такого незначительного усилия у него начинают жутко болеть рёбра. Это невыносимо. И – к своему стыду – он снова теряет сознание, на этот раз от боли. И там, в стране бесчувствия и бессилия, ему хорошо. Не больно.

Запись 16

- Сегодня великий день! – вещает майор, перед которым выстроилась добрая сотня солдат. – Граждане солдаты! Сегодня мы снова отправляем своих героев на разведку. Туда, в самое сердце Пустоши. Ну или к другим частям тела этой ненасытной стервы. Мы отсылаем тех, кто готов рискнуть своей жизнью ради Государства.

Молчание. На секунду или две на плацу под маленькой копией сферы воцарилась такая тишина, что Алексу стало страшно. Что, если все эти солдаты сейчас бросятся на них? Растерзают офицеров, уничтожат гражданских? Наверно, и его не пощадят. Что, если юнцы знают, какую страшную участь им приготовило государство? Но ощущение это обманчиво, словно сон на рассвете.

Оглушительный рёв солдат. Кричат все, кроме тех двоих, которым, собственно, и отведена участь героев. Они только немного хлопают сами себе ногами, топча землю. Алекс смотрит в их лица и видит страх, безнадёжность и тревогу. Столько лет прошло, что он и забыл об этом странном ритуале. Разведка! Каждый год отважных солдат отправляют в пустыню, и на целых три дня прекращают обстрел пустоши.

Три дня! Этого времени должно хватить, чтобы выполнить разведку. Должно быть, когда-то этот ритуал воспринимали с оживлением, и он длился неделю, а то и две. И даже с некоторой надеждой. Как знать, что там? Ещё одна Сфера, с которой можно было бы наладить торговлю? Выжившие? Уцелевшие ресурсы, столь необходимые для города? Но шли годы, и разведка так и не принесла успеха. Надежда сменилась апатией.

И сейчас рейд рассчитан всего на три