Посвященная. Как я стала ведьмой - Аманда Йейтс Гарсиа

Мы все безостановочно болтали следующие несколько часов, пока мне не показалось, что я должна пойти домой и убраться в комнате. Прежде чем я ушла, Скай торжественно презентовал мне одну из своих работ, полупрозрачного голубого ангела с поднятым вверх кулаком, несущегося через окружающую его бесконечную пустоту. «Это Азраил, ангел смерти и возрождения. Он принадлежит тебе. Я создал его для тебя, прежде чем успел с тобой познакомиться».

Я обнаружила, что если дух хочет войти в твою жизнь, кто-нибудь сделает тебе подарок в виде его изображения. Спустя десять лет, когда я жила в Лос-Анджелесе, в столетнем, населенном привидениями доме в Эхо-Парк, с хлопающими звуками и запахом гниения, исходящим от стен, люди постоянно дарили мне изображение маленькой девочки. Ей было около восьми лет, и она всегда изображалась с черными короткострижеными волосами и бантом на голове, одетая в лучшее праздничное платье из 1940-х годов. У меня был целый алтарь, посвященный ей: картины, которые люди дарили мне, найденные вложенными фотографии в старых книгах, а один друг подарил мне туфельку из лакированной кожи, – такие носила девочка на каждом изображении. К тому времени я возродилась, вернулась к своей ведьмовской натуре и знала, что делать. Поэтому я не удивилась, когда в одну из ночей мой парень, который лежал рядом и всегда спал очень спокойно, разбудил меня, крича во сне что-то про убийство и вражду. Как только моя голова опять коснулась подушки, мое тело стало обездвиженным, и у изножья кровати появилась та самая девочка с картинок. Тогда я уже знала, как беречь силы, как проверять свои границы, но также и как предложить помощь ей. Оказалось, что она потерялась, застряла в Срединном мире. Поэтому я взяла ее за руку и отвела к порогу Высшего мира, к которому она принадлежала. Вскоре после этого я переехала. Мое присутствие в этом доме более не являлось необходимым. Но живя на Фултон-стрит, я не имела ни малейшего представления о том, что значило оставаться при своей силе. Я не осознавала, что мне позволено отстаивать свои границы, и поэтому я пока не особо могла помочь кому-нибудь еще.

Шли месяцы моего пребывания в доме на Фултон-стрит, и я стала одержима ангелами. Выписывала их имена: Анаэль, ангел воздуха, Барбело, великолепная в своей славе, Метатрон, великий и соперничающий. Занимаясь написанием трактата о духах, с которыми я сталкивалась, я проводила дни, создавая груды коллажей и угольных рисунков в попытках разместить себя в их космологии.

Эгрегор Фултон-стрит набирал силу, питаясь нашими страстями и страхами. Расставание Уильяма с его девушкой сделало его доступным заразной, психотической депрессии, которая рвала его сердце, чтобы демонический дух этого дома мог пировать. И Уильям сидел часами, закрыв руками голову, медленно потирая свой лоб, словно он был горюющей статуей. «Мое лицо кажется тебе серым? – спрашивал он в ужасе шепотом. – От меня воняет гниющей плотью?»

Математические комы Алекса стали более глубокими, казалось, ничто не способно его разбудить. Он ставил себе дюжину будильников за раз, и они звонили до тех пор, пока я, ворвавшись к нему в комнату, не начинала трясти его, пытаясь вывести из ступора. В этой какофонии будильников казалось, что наступает конец света.

А Донна, худенькая студентка колледжа, с потупленным взглядом, начала рассказывать мне странные истории. Она сказала, что видела такси с надписью, обвиняющей ее в убийстве Курта Кобейна. В супермаркете из громкоговорителей на нее кричали голоса: «Донна, зачем ты увеличила цену на салат-латук? Донна, мы знаем, что это была ты!» Однажды, после нескольких месяцев жизни в Городе, столкнувшись с посещениями духов, которые происходили все чаще и становились более явными, я стала приходить к психотерапевту, который принимал четыре раза в неделю, и мне назначили лечение. Моя мать прислала мне фотокопию досье о шизофрении, где она подчеркнула симптомы, казавшиеся ей похожими на мои. Я забыла эту фотокопию на столе в кухне, а когда через несколько дней вернулась ее забрать, то увидела, что Донна оставила там записку, нацарапанную злобным почерком: «А может, мне просто никто не нравится!» Спустя несколько дней Донна пропала.

Вскоре после исчезновения Донны мы с художником Адрианом отправились в глубь гавани посмотреть на красные, наполненные ядовитыми водорослями, волны, которые светятся, вздымаясь. Мы пробрались сквозь заросли и болото на пляж, где море ревело, кидаясь на мокрую песчаную пустыню. Бледный голубой огонек мерцал там, а затем исчез, мигая, в темноте, словно он был из другого измерения.

Мы бегали по песку, пиная большие глыбы, которые, сверкая, рассыпались и падали на землю, словно звезды. Мы катались по этим блесткам и дышали друг другу прямо в рот, меняясь воздухом, до тех пор, пока не почувствовали головокружение, и я лежала на спине, словно повиснув в паутине звезд. Он подтянул меня ближе к себе, схватив толстыми пальцами мои бока, и хриплым голосом сказал: «Бывали моменты, когда мне так сильно хотелось тебя, что я готов был тебя убить». Я не боялась его. Это было что-то вроде страстного подтверждения тому, чего я, как женщина, должна была хотеть с самого рождения: мужчина, до такой степени одолеваемый желанием владеть тобой, что готов иметь тебя до потери пульса. Трахать до тех пор, пока ты не поймешь, что ты – это бездна, из которой возникло все существующее. Месторождение мира.

«Я никогда не встречал кого-либо, кто был бы так готов стать особенным», – продолжил он. Это выглядит как просто написанная строка, но то, как он это произнес, было настоящим. Спустя много лет я баюкала эти слова, цеплялась за них, чувствуя себя так, словно я никто, словно я ничего никогда не добьюсь, тревожась, что я могу потеряться в своей преисподней навсегда. Он провел пальцем по моей ключице и посмотрел мне прямо в глаза. Несмотря на заносчивость, в нем было что-то ангельское. Его большие глаза, такие ранимые и невинные. Я взглянула мимо него, и звезды были везде. Висели. Повсюду. Словно они застыли в желе. Небо не прекращало своего падения. Я почувствовала, как кружится голова. Вселенная распадалась на части.

– Ты это слышишь? – спросила я его.

– Что?

– Этот гул. Словно все вибрирует. – Он тряхнул головой, и я почувствовала, как его душа втягивается обратно в свою раковину.

– Вуушшш, – сказала я.

Я слышала гул Вселенной, ее ритмичную пульсацию, а вокруг нее по краю – хлопанье крыльев. Волны, ветер, биение моего сердца и его пульс – все смешивалось, все барабанило в одном ритме.

– Вуушшш, вушшш, вушшш, – произнесла я. Не знаю, что произошло, но мне просто хотелось петь под эту музыку. Она казалась красивой, потрясающей. Словно упасть в небытие