Феномен - Александр Шепиловский

Пожалуй, я напрасно паниковал. Жить в такой квартире можно. Со временем разберусь в сложном бытовом хозяйстве. Но зачем пришла Юлия, я так и не мог понять.

Мы завтракали, когда меня вызвал по видофону Владимир.

— Лодырничаешь? Хватит! Жми в институт.

Мы с Юлией пошли вместе.

— Я должна знать о всех ваших с Володей замыслах, — сказала она. — Пожалуйста, Саша, ничего не скрывай, никаких тайных экспериментов, никакого риска. Хорошо?

— Кто тебя об этом просил?

— Не понимаю. Никто не просился. Я беспокоюсь за Владимира. Он одержим, самоуверен и неисправимый индивидуалист. Но он же отличный теоретик и экспериментатор. Талант. Идеи его всегда оригинальны и смелы, и нет ему соперников в разработке и постановке экспериментов. Володю надо держать под контролем для его же безопасности. И твоей тоже. И нашей. А он контроля терпеть не может, под контролем он может наворотить не знаю что. Вот такая неуравновешенная натура. Поэтому Владимиру и поблажку дают. По-моему зря. Он хочет самостоятельности и полной независимости. Большой ребенок.

— Прости, Юля, но у меня такое впечатление, что у вас анархия. Делаете кому что вздумается.

— Ошибаешься, тебе так кажется. Запомни, просто так никогда ничего не делается. Ресурсы и энергию на ветер не бросают. И порой у нас решает не большинство, а уверенность человека в своей правоте, чем и пользуется Владимир.

— И он всегда прав?

— Пока его идеи воплощаются. Но он становится все нахальнее, все дерзновеннее. Однако глушить его инициативу и мысли нельзя. Ты обещаешь ничего не скрывать от меня?

Я ответил, что постараюсь, но конкретно ничего не обещал, вроде бы как соблюдал мужскую солидарность, и в то же время понимал, что Юлия права и, что эта солидарность может когда-нибудь обернуться против меня и друга.

Владимир сидел на корточках за «Аленушкой» и жалобно мурлыкал под нос какую-то мелодию.

— Тоже лодырничаешь? — язвительно спросил я. — Зачем звал?

— Садись, Санек, поскучаем. Я запутался.

— Что же будем делать?

— Бестолковее вопроса в жизни не слышал. Но не знаю, что делать. Это называется — дожился.

Да, поездка в Майами сильно повлияла на Владимира. Он был задумчив и рассеян, никакой энергии, как бывало раньше. Готовилась серия новых экспериментов, а он не проявлял интереса.

И все таки что-то он замышлял. Наконец его прорвало:

— К черту! Мы бесполезно пробиваем лбом стену. Довольно!

— Что случилось? — встревожился Добрыня.

А то, что мы еще миллион раз будем закидывать неизвестно куда передатчики, бегемотов и жирафов и сто лет искать их. У меня идея! Слушай, Добрынюшка, — и Владимир заговорил, и запылал весь, глаза заблестели, он снова стал самим собой, дерзким, энергичным, убежденным в правильности своего решения. Я ничего не понял, но Володя потом мне расскажет на низшем уровне. Добрыня задумался, о чем-то спросил, возразил и опять задумался. Потом оба затребовали труды институтов нейтрино, прикладной гравитации, энерговакуума и физики планкеонов, запросили прочую информацию и сели разбираться. Позвали Току, который с величайшей радостью дежурил возле них и выдавал справки. Подготовив основу, Добрыня пригласил Тараса и сотрудников. Владимир с помощью формул высказал собравшимся свои соображения. Что тут поднялось! И восторги, и гневные возмущения. Особенно ярыми оппонентами были Захар и Архип. Тогда по селекторному видофону вызвали институты пространства Петербурга и Майами. Таким образом, в лаборатории как бы собрались ведущие ученые, были, конечно, и Гек Финн и Люси, и еще какие-то американцы. Четыре часа обсуждали возможность осуществления идеи Владимира. К одному мнению не пришли, но решили, что попробовать можно.

Работа получила принципиально новое направление, эксперименты по перемещению тел в пространстве временно прекращались. Уже каждый знал, чем ему заниматься. Одни я ничего не знал и не понимал. Довольно потирая руки, ко мне подошел Владимир:

— Ну, Санек, будем с другого конца кусать пространство. Как думаешь, что произойдет с веществом, если вдруг исчезнут все внутренние силы в нем? Улавливаешь? Исчезнут электромагнитные силы и силы упругости, внутриядерные силы и слабые взаимодействия, буквально все! Исчезнут и все физические силовые поля, в том числе и поле тяготения, а «обессиленное» вещество в это время будет находится в глубочайшем вакууме. Что произойдет с веществом?

— Это, Володя, фантастика. Без энергии и движения нет материи.

— Ты неплохо усвоил азы физики, Санчо. Но брось. Я тебя спрашиваю, что произойдет с веществом?

— Вероятно, оно распадется на молекулы и на атомы, атомы распадутся на элементарные частицы, которые тоже, наверное, развалятся. Так?

— Если грубо и приближенно, то именно так. Что мы и проделаем.

— А ты, случайно, не спятил?

— О, еще один Фома! Не ожидал. Да, мировые константы и законы природы незыблемы, но отнюдь и не абсолютны. Они справедливы лишь в нашем пространстве и в том отрезке времени, в котором существует наша цивилизация. Все, Санек, относительно. Многое определяет фон, условия и системы отчета.

Владимир объяснял мне свою идею на самом низшем уровне. Он охватывал всю вселенную, объединяя микромир и мегамир в одно целое. Я слушал и поражался. Квант времени, то есть наименьшая неделимая порция, — это промежуток времени в единицу с сорока тремя нулями раз меньше секунды. Этому числу и названия-то нет, это невообразимо малая величина. Луч света за квант времени пройдет расстояние всего в одну сотую квинтиллионной части атомного ядра!!! Владимир утверждал, что с помощью Поты-Попы можно создать такие условия для перераспределения энергии связи элементарных частиц, что эти энергии как бы исчезнут, не в прямом смысле, конечно. Продолжительность такого события равна кванту времени. Ясно, что в такой короткий срок, который и сроком-то никак нельзя назвать, не хватит времени для распада вещества. Уж на что мал электрон, но даже и он, не то, что бы распасться, он и почувствовать свободы не успеет. Поэтому Владимир задумал «растянуть, удлинить» квант времени так, чтобы его хватило на распад вещества приличной массы. Это кажется бессмысленным. Легче электрон растянуть и завязать узлом. Уж на что я любитель пофантазировать, но и мне идея Владимира показалась фантастической, а он только посмеивался, был уверен в себе. Конечно, я знал, что в микромире свои особые законы, там все возможно. Распадается, например, частица, но от распада получаются не ее осколки, а качественно новые частицы. Если перевести это понятие в наш макромир, то получится: разбился стакан, а осколки от него стали кирпичом и картофелинами. Может, и у времени так же? Что-то превращая, создавая и меняя условия, Владимир и хочет добиться своего. Правда, он признался, что мозг его тоже логически не воспринимает возможность предсказанных процессов, но таков ответ уравнений, правильность которых не подлежит сомнению.