Любовь эпохи ковида - Валерий Георгиевич Попов

за тобой посылать! (Специалист по фольклору.) Заходи чай пить. Чай не пьешь – откуда силы берешь?

И так далее. Не заходил! Пришлось выйти.

Стоял элегантно одетый, как жених! Но с прижатыми ушами, как кролик. Словно приготовился к чему-то ужасному. Или, может, получил вчера от Наташеньки за поздний приход?

– Какие планы? – настороженно спросил Игорек.

– Да надо бы Юру как следует проводить. О! – Я, зацепив мизинцем воротник, приподнял курточку, висящую на Юре. – Пушинка!

– И дары лета закончились! – грустно сказала Рита. – Долго мы еще будем стоять на лестнице?

Она посторонилась, но Игорек не вошел. Зато вдруг смертельно побледнел.

– Я пошел.

– Линяешь? – расстроенно проговорил Юра.

– Вернусь… надеюсь! Ну… пока!

И он зашлепал по лестнице. А мы долго не закрывали дверь, как бы провожая.

– Он что, банк грабить пошел? – Рита выразила и наши опасения.

– Я думаю, он и нас бы позвал, – с легкой обидой проговорил Юра.

– У тебя же есть связи в МВД, как у главного потрошителя? – уцепился я.

– Ну-у… – Юрок почесал затылок. – В каком разрезе? В смысле – донести?

– Ну что ты! – это Рита сказала. Соучастница уже… – В смысле – вытащить.

– Смотря из чего…

Вскоре брякнул звонок. Вот и узнаем!

Игорек! Стоял абсолютно белый. Хорошо, что не окровавленный… Точно – не окровавленный. Тьфу-тьфу-тьфу!

– Заходи.

Он вошел, с опаской оглянувшись и как-то стремительно скользя… Что еще за повадки? Балет!

– Закрой дверь, – тихо проговорил он.

– Слушаюсь! – Я тоже почему-то перед тем, как закрыть, оглядел лестницу.

Видимо, влипли. Похоже, наш клан становится криминальным, и – с неожиданного края. Что значит – связаться с женщиной! Всегда все валим на них.

Мы окружили Игорька в прихожей.

– Ну? – не выдержал я.

Помедлив и еще больше побледнев, он медленно расстегнул плащ – и быстро распахнул. Мы отшатнулись. На животе его сияли нежной желтой кожей ботинки, частично засунутые за пояс… блистательно новые, и даже с болтающейся этикеткой… Игорек стремительно запахнул плащ. Но почему ботинки – на животе?

– Ты, что ли, вносишь их в общий котел? – предположил я.

Чарли Чаплин, помнится, ел ботинки. Но не такие же!

Игорь помотал головой.

– Так что же? – удивился я.

Он молча вытащил пачку денег и протянул Юре.

– Что это? – В Юре заговорила система МВД. И – вопрос: – Это Наташенька дала тебе деньги?

Игорек кивнул – но сдержанно, как на допросе.

– Для меня? – спросил Юра.

Игорек теперь отрицательно помотал лицом. Странно. А зачем же тогда передает? И причем здесь ботинки?

– Деньги… На покупку ботинок?

Цепок, Юрок. Но это уже допрос. Помедлив, Игорь кивнул.

– А ты их… Немедленно верни!

– Что – верни? – уже нахально оскалился Игорек.

Преступник заговорил!

– Деньги. Или шкары…

Юра перешел на блатной язык. Игорек опять помотал головой. Помолчали.

– Да… повяжут! – прокрутив, видимо, все варианты, подытожил Юрок.

– Я для тебя же! – простонал брат.

– Ладно. Давай! – Рита решительно забрала деньги у Игорька, и глянула в зеркало. – Все! Уже хозяйка воровского притона! Поздравляю! Чего стоишь? Заходи!.. Гуляй, братва! – И кинула веером деньги на стол.

– Засунул за пояс – и пошел! – Игорек изящным движением, как в танго, изобразил.

– Да-а. Далеко пойдешь, если не остановят! – Юра вздохнул.

– Но не каждый же день… брат уезжает! – сказал Игорь и опять побледнел.

– Ладно! – Юра поставил руку на локоть, и они шлепнулись с Игорьком ладонями. – Раздевайся. Не бойся – деньги я в магазин верну.

– Ты… ты… – забормотал Игорек. – Я… рисковал ради тебя! Не надо!

– Спасибо, братик! – стукнулись лбами (без меня). – Тогда и на мои пьем! – Юра выхватил суперзаначку из куртки.

– Нет, Юра! – сказала Рита.

О чем это они? Общее хозяйство?

– Твои – нет!

И я вспомнил, что именно она отстояла одну строчку в списке – «торшер домашний», поняв, что это Юре для дома. Солидарность одной хозяйки с другой.

– Торшер купишь.

– Тогда – я! – вытащил я пачку денег. – Решил вернуть аванс. Отвратительный заказ. Но – напишу! Это – нам!

– Ладно! – проговорил Юрок. – Игорька все равно нам не перешибить! Гуляем!

– За замечательных братьев! – воскликнула хозяйка. – Такого я… никогда не пробовала! Тост!

Мы приосанились.

– За вас! И чтобы больше я вас никогда не видела!

Зазвенели бокалы.

– Я с вами, братики мои! Если что – будем отстреливаться! – кричал Юрок.

В заключение (в хорошем смысле этого слова) наш Юрок шел по платформе, радостно размахивая торшером в правой руке, как знаменем! Рубаха распахнута. Куртка оставлена. Зачем теперь она? Мы плелись сзади, поддерживаемые Ритой.

– А где же ваши вещи, Юрий Алексеевич? – поинтересовался проводник, видимо, знакомый.

– А нету! – сказал Юрок добродушно. – Зато – вот! Братья мои! – Он с гордостью показал на нас.

– Вот это по-саратовски, по-купечески! – одобрил проводник.

Вот – торшер… Как осознанная необходимость. А что еще? И мы загрузили счастливого Юрка.

– Он лучше всех нас! – заплакала Рита.

Мы скромно молчали. Но мы тоже не ударили в грязь лицом! И добродушная физиономия Юры в окне, над абажуром торшера, на который он положил подбородок, уехала. Все мы плакали.

Долг по «колготочному списку», как он, смеясь, называл его, отдавал потом полтора года, и никто не попрекнул его. И Майя простила. Такие люди! Как и он сам.

ПРОЛЕГОМЕНЫ ВЛАСТИ

Как написал Игорек в своем философском трактате, над которым он работал с пяти до семи утра: «Подул ветер перемен». И чуть было нас не сдул. Мое любимое издательство закрылось, и на его месте заработал массажный салон.

Вагон раскачивался – скоростной участок, – посередине вагона образовался вакуум, и там стоял, ощерясь, Игорь и рвал свой партийный билет. Причем самым трудным способом, в закрытом виде, и все страницы сразу, включая две ледериновых обложки. Но это и требовалось показать – как нелегко этот шаг дается!

Помню, как все началось. Во время одного из наших элегантнейших ужинов в «Национале» он вдруг сказал:

– Ты знаешь, я иду в большую политику! – и намазал бутерброд икрой.

Первый мой импульс был – воскликнуть: «Зачем? И так, смотри, сколько икры!» Но это было бы безнравственно.

«Пролегомены власти», по его выражению, которыми он располагал, мне были не известны. Пока – это «возможности» одного нашего дальнего родственника – мужа сестры мужа сестры, с которым вдруг Игорек резко сблизился.

– Член ли он нашего клана? – поинтересовался я.

– Этот вопрос рассматривается, – сухо сообщил Игорек.

Серега Земляной, красавец с Кубани, после философского факультета работал в ЦК и писал речи Генеральному, с понедельника уезжая «на дачи», как они это называли (и с упоением повторял Игорек), чтобы ничто не отвлекало