Ночь в номере 103 - Алиса Аве

– Да, оками-сан, – вырвалось у Мичи против воли. Она прижалась к Рюу, ища поддержки. Тот не отошел, но и не заступился.

– В моем рёкане, – Хакусана смотрела в потолок, – непослушание карается смертью, окончательной. Усвой и это. Ты не член семьи. Все, что произойдет с тобой после беседы, меня не волнует. Я пальцем не пошевелю, чтобы помочь.

– Да, оками-сан.

– А теперь вон отсюда. Все трое.

Рюу помог Мичи подняться. Она встала, опершись на подставленную руку. Рюу сразу подозвал брата и передал Мичи ему. Вытер ладони. И лицо скривил! Мичи обиженно засопела: он будто бы брезговал.

– Пойдем, отдохнешь. – Нобуо вывел Мичи из кабинета.

Она вырвалась из-под локтя Нобуо, повернулась к Рюу.

– Неужели нет другого пути?

– Нет.

Ответ прозвучал как выстрел. Губы Мичи задрожали.

– Что же мне делать?

– Жди указаний, как прочие. Уведи ее, Нобуо!

– Вы сможете меня простить, Мичи-сан? – спросил Нобуо, замерев у входа в 103-й.

Он отвел Мичи в номер, сбегал за чаем и теперь стоял с подносом, не решаясь войти.

Сама Мичи, минуя тело на футоне, прошла к столу и уселась за ноутбук. Глаза слезились после едкого дыма от трубки Хакусаны-сан. Мичи положила руки на клавиатуру, но файла с рукописью не открыла.

– Ты виноват так же, как и он. – Мичи не хотела обращать внимания на Нобуо, но за его спиной кривлялся они, и Мичи невольно улыбалась ему. Демон старался изо всех сил: корчил рожи, показывал язык, вращал глазами и головой. – Зайди уже. Не могу на него смотреть.

Нобуо поставил поднос на татами и закрыл дверь. Он что-то сказал они, но Мичи не разобрала, что именно, демон выкрикивал непристойности, не желая возвращаться на место.

«Дедлайн по книге – 30 сентября», – выскочило на экран напоминание.

«Чуть больше месяца», – равнодушно заметила Мичи. Книга перестала занимать весь ее мир. Появились проблемы посерьезнее. И больше всего Мичи тревожило то, что и эти проблемы расступались, пропуская на первое место Хакусану-сан и ее наказ. Мичи напоминала одну из металлических головоломок отца. Она с любопытством трясла коробку, высыпала на ладонь детали, билась над разгадкой, с раздражением отбрасывала головоломку прочь, не добившись результата. Восьмиугольник не складывался. Четыре разрозненных части возвращались в коробку ждать папу, который справлялся с ними в два счета. У Мичи так не выходило. Рюу защитил ее перед Хакусаной-сан, не дал прогнать, но и приговор подтвердил.

– Ты бы мог меня предупредить, – сказала Мичи.

Нобуо поставил поднос на столик. Взял чашку и опять застыл.

– Я пытался, – возразил он. – Сказал о сбое в программе. В машине, помнишь?

– Это, по-твоему, предупреждение?

– Мы никого не заселяли в 103-й номер. – Нобуо подошел, поставил чашку у ноутбука, повернул ручкой к Мичи.

– Но твой брат подтвердил мою бронь.

– Я отговаривал!

– И снова не очень-то справился.

Мичи говорила спокойно. Их с Нобуо взгляды пересекались, но так же, как и в машине, Нобуо спешил отвести глаза.

– На самом деле я не злюсь на тебя, – призналась Мичи. – То ли я уже подчинилась хозяевам, как мне обещали духи. То ли устала злиться. То ли… – Мичи замолчала.

Нобуо терпеливо ждал, глядя на нее. Мичи не договорила.

– Если бы я мог, увез бы тебя как можно дальше отсюда, – быстро произнес Нобуо.

Мичи убрала руки с клавиатуры, вернула обратно.

– На экскурсию? – уточнила она.

– Нет. Как можно дальше, чтобы никто из нас тебя не нашел.

– Тогда мне пришлось бы ударить тебя чем-нибудь тяжелым по голове, – фыркнула Мичи. – Чтобы от сотрясения мозга у тебя случилась амнезия. Но в этом случае ты бы не смог вернуться обратно. И рёкан недосчитался бы ценного сотрудника.

– Да, – сказал Нобуо.

– Да, – повторила Мичи.

Она открыла рукопись. Нобуо подошел еще ближе. Взглянул на экран.

– Не смотри, пожалуйста, – попросила Мичи. – Она не дописана, плохая примета.

– Может, тебе еще что-то принести? – заволновался Нобуо. Он отступил, снова подошел, поднял чашку, поставил, повернул. – К чаю?

– Мама обычно приносила мне печенья, – не задумываясь ответила Мичи. – Песочных рыбок.

Нобуо ушел, и Мичи накрыла грусть. Лист документа расплывался перед глазами, и единственное, что оставалось неподвижным, шкаф, скрывающий дверь к Кумико. Мичи набрала несколько предложений, удалила. Выпила чай. Написала абзац, стерла. Прикрыла ноутбук, встала, подошла к шкафу, постучала. Мичи хотелось поговорить. Нобуо ушел, духи, вероятно, прознали о лесном приключении и выговоре Хакусаны-сан и не скоро навестят ее. Одиночество навалилось на Мичи, вернулось раздражение. Шкаф послушно отскочил в сторону, будто радуясь, что кто-то, кроме Рюу, поговорит с Кумико. У Мичи не было ключа. Она прижалась губами к замочной скважине и прошептала:

– Вы все виноваты!

Еще и еще раз, намного громче. Шкаф затрясся, прыгнул на место, отталкивая Мичи от дверцы.

Мичи колотила по его деревянному боку, пока не заныли ладони. Стекла на татами, добралась до кресла, вскарабкалась, цепляясь за ножки и стоявший рядом стол, сгребла ноутбук и уткнулась в первую главу своей книги.

Буквы путались, теснили друг друга, вознамерившись покинуть экран. Мичи перечитала уже написанное. «Ужас. – Кислая волна поднялась из живота к горлу, к мутному окружению добавились серые мушки. Стыд ударил в глаза, как будто мало было ядовитого действия табака Хакусаны-сан. Или это смена облика отравила ее? А может, незаслуженно обрушенный гнев на ту, кто меньше всех повинна в ее бедах? – Как мне такое в голову могло прийти? – Мичи вспомнила перекошенное лицо туриста. – Кому я что хотела доказать? Бабушке? Жуткой Хакусане? Вот уж действительно злобная ведьма! Или ей… – Мичи сглотнула кислятину. – Кумико мне ничего не сделала… А я решила выместить на ней… обиду? Отчаяние? О-о-о, ну что же это! Я потеряла не тело, я вся потерлась».

Мичи собралась крикнуть запертой девушке-старухе что-нибудь вроде: «Прости», «Привет», «Я здесь», «Эй», «Мне тоже плохо», «Поиграй немного, пожалуйста», – хоть что-то, но передумала и ушла в текст.

«Взглянем с другой стороны. Пусть я мертва, зато теперь у меня предостаточно времени на мало-мальски приличную книгу».

Пальцы заплясали, побежали строки. Чем больше знаков чернило лист, тем легче становилось. Нобуо, трижды переспросивший, не нужно ли чего, зашел еще раз. Марш клавиатуры изгнал его лучше любой таблички «Не беспокоить». Он оставил на столе тарелку с печеньем.

Писалось жарко. Нобуо принес ей рыбок, но Мичи не заметила его, как не заметила, что из стен вылезли и расселись по татами духи. Она поглощала песочных рыбок и облизывала крошки с пальцев. Писалось легко: мысли вылетали вместе с дыханием, оседали на экране. Рыбки подмигивали украшенными джемом глазками. Мичи подумалось, что мама, как всегда, прочла ее мысли и купила любимые печенья. Слова лились из неведомого источника: Мичи не складывала их в предложения, они появлялись из головокружения, несли за собой, как в лесу носил ее ветер, но несли бережно и гораздо дальше. Из каморки зазвучала музыка. Звуки переплетались с мыслями, и Мичи открылись не просто слова, но струны, до которых дотрагивались и ее, и чужие руки.

Мичи писала новую историю.

– Вот как выходит, муж мой. Ты бросил меня расхлебывать дела гостиницы. Плохо воспитал сына и внука. Один дрожит, как вода от легкого ветра, стоит взглянуть на него. Второй забыл о почтении. – Хакусана уже не помнила, когда обзавелась привычкой разговаривать с погибшим мужем. Ложилась на футон в углу кабинета, принимала его излюбленную позу: ноги поджаты к груди, руки разбросаны в стороны. Представляла, что он прилег отдохнуть, а она сидит подле и слушает несвязные речи. Обычно муж восхвалял свою удачливость, гораздо реже сетовал на постигшую их судьбу.

«Останься мы в деревне, жена… – В вечера тоски возле него стояли четыре бутылки рисовой водки. – Ничего бы не было: ни рёкана, ни богатств, – но и стольких привязанных к нам душ. По ночам они собираются у моих ног и просят отпустить».

«По ночам я слышу твой храп, муж мой, никакие души не приходят беспокоить тебя, и ты не тревожься», – успокаивала его Хакусана.

– Рюу не видел меня молодой. – Хакусана жевала мундштук и жаловалась мужу, как будто вновь могла ощутить кургузую ладонь на щеке. – Оттого я разозлилась на девчонку. Легко ей примерить старушечьи годы, как бессмысленно она отдала свой облик и чуть не рассталась с ним.