Ночь в номере 103 - Алиса Аве
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С добрым утром!
Мичи кланялась наступившему дню, разговаривать с травой и росой – а на самом деле с дурачащимися духами – выходило просто. Она уже не могла определить, сколько времени находится в рёкане и сколько служит семье Мацумура. Вроде бы дня три, но кажется, что почти вечность. Точно вечность, но вроде бы один бесконечный день.
Мичи поручили мыть дорожки между купальнями, разносить и раскладывать полотенца, заменять и сортировать юкаты, доставать и убирать футоны, зажигать и тушить фонари. Последнее поручение Мичи исполняла с удовольствием: она тешила себя мыслью, что у нее тоже есть хоть какая-то власть в заколдованном рёкане. Она управляла огнем. Разжигала трепещущее пламя и задувала его, любуясь рисунком дыма. Иттан-момэн, который порой увязывался за Мичи в ее беготне по номерам и саду, дразнился:
– Скажу господину Рюу, что из тебя выйдет отличная хикэси-баба[42]. Ты уже обращалась в старуху, тебе привычно будет.
– Не смей ему ничего говорить! А то я тебя сожгу. – Мичи подносила к говорящей тряпке горящую лучину.
Иттан-момэн сворачивался в клубок и откатывался подальше. Мичи шла от одного фонаря к другому и терялась в переходах, дорожках, мягких изгибах кустов и россыпи камней.
Растянувшееся и сжавшееся время с ней проводил Нобуо. Улучал любую минутку, чтобы разделить обязанности Мичи.
Мичи терялась в противоречивых эмоциях. Она смущалась и пыталась убежать от его помощи. «Не стоит молодому господину утруждать себя заботами. У него и так хватает дел. Отдохнуть бы ему. – Почти сразу тонкий голосок, принадлежавший новой, услужливой Мичи, затихал, и она думала уже о том, как приятно, что Нобуо не забывает про нее. И тут же вспоминала его слова о побеге из рёкана – и цепенела от страха. – Как можно предать оками-сан!»
Каппа вылез из дальнего онсэна, окинул Нобуо мрачным взглядом и налил в ведро свежей воды прямо из пасти. Мичи бросила водяному сырое яйцо, он прохрустел скорлупой и нырнул в источник. Капли, стекающие по ведру, подтирали деловитые бакэ-дзори. Тапочки следовали за Мичи, подстраиваясь под такт ее шагов. Нобуо начищал петли дорожек.
– Не то чтобы я хотел походить на него, я боялся бабушки, – Нобуо болтал без умолку. Он избавился от прежней стеснительности.
Мичи прикрывала улыбку рукой. Когда появилась эта манера, она тоже не припоминала. Показывать зубы гостям рёкана считалось неприличным, равно как и кому-то из хозяев.
– Я с детства растяпа. У меня все падает из рук. А бабушка повсюду ходила с палкой.
Камни сверкали ослепительнее росы. Мичи намывала мыльным раствором соседнюю дорожку, Нобуо пересел к ней.
– Однажды я разбил ценную вазу. Осколки разлетелись повсюду, так же точно разлетелись бы мои кости от ударов бабушкиной палки. Целый день я просидел за водопадом в саду камней. Вечером, когда темнота и голод выгнали меня из укрытия, пошел к матери на кухню признаваться и просить, чтобы защитила от гнева бабушки. Рюу сидел у печки, чистил редьку. Ноги его были перевязаны до колен.
Нобуо вытер грязной тряпкой нос и продолжил:
– Он увидел, что осталось от вазы, понял, что это я. Пошел к Хакусане-сан и сказал, что виноват он. Бабушка била его палкой, а я сидел за водопадом. Когда вернулся, Рюу радостно воскликнул: «Братик, мама приготовила твои любимые булочки с фасолью».
– Вместе с ногами она отбила ему совесть. – Мичи пригнулась к дорожке, чтобы не засмеяться. На носу и щеке Нобуо остались грязные разводы.
– Он защищает меня, он всех защищает. – Нобуо выскребал землю из углублений в камнях.
– Меня бабушка не била, пальцем не трогала. – Мичи продвигалась к женским купальням. Отчего-то смутная тревога застряла в горле. Ее подмывало подскочить, отвесить Нобуо поклон, пробормотать: «Благодарю, что обременились разговорами со мной» – и скрыться вслед за каппой. Или остаться и смотреть на Нобуо, раз уж он сам постоянно заглядывал за ее упавшие на глаза волосы. Или решиться и осторожно вытереть грязь с его лица.
– Бабушка любит повторять, что у меня праздные руки. Она все хочет… хотела выдать меня замуж. У тебя какая группа крови?
– Вкусная, – пискнул пробежавший мимо бакэ-дзори.
– Третья. – Нобуо отмахнулся от него тряпкой.
– Он что, – Мичи проследила за тапочком, тот омывался в ведре, – пробовал твою кровь?
– Мы все тут как блохи, – Нобуо вроде как пошутил, но остался серьезным. – Нет. – Он поймал тень недоумения во взгляде Мичи. – Они чувствуют человеческую кровь. И вполне не прочь полакомиться. Души без тел постепенно становятся кровожадными. Хакусана-сан сдерживает их. Я до сих пор не знаю всех нюансов договора, но думаю, что они, как и я, боятся бабушки.
Мичи вспомнила, как вошла в чужое тело, проскользнув в номер под 103-м. Сердце той женщины выглядело соблазнительно. Вспомнила, как пробудился голод в лесу. Страх туриста дурманил разум.
– Непременно должна быть первая, – вернулась она к разговору о родне. – Тогда муж идеален. Я говорю бабушке: «Пойду учиться». Она: «Женщине достаточно начального образования». Я пишу книги, а она меня сравнивает с обезьяной за печатной машинкой. И помидоры я подвязывать не умею.
Нобуо сочувственно запыхтел. Его реакция уравняла палку Хакусаны-сан с язвительными словами бабушки Мичи, и комок, застрявший в ее горле, отступил. Запах моющего средства сменился ароматом лилий, росших ближе к купальням, спина, за короткий срок привыкшая кланяться в любой момент, распрямилась. Мичи разглядывала Нобуо. Короткие темные волосы он аккуратно зачесывал, разделял пробором. Светло-карие глаза почти всегда смотрели куда угодно, но не на собеседника. На круглом лице, доставшемся от Асу-сан, рос длинный нос, как у Рюу и отца, зато улыбка была другая, добрая, искренняя. Улыбка преображала Нобуо, успокаивала его тревожный взгляд, добавляла уверенности, и Мичи, забывая прикрываться рукой, невольно улыбалась в ответ.
– У тебя есть старший брат? – спросил Нобуо.
– Нет. – Мичи перевела взгляд на дорожку. – И узнав твоего, я благодарна, что меня оградила судьба. Совсем не верится, что Рюу-сан может проявлять человеческие чувства.
– Ты его не знаешь так, как я, – возразил Нобуо. – Он исполнил мою мечту.
– Какую? Возить туристов туда-сюда? – усмехнулась Мичи.
– Получить образование, – ответил Нобуо. – Я поступил в Киотский университет в начале двадцатого века. Юридический колледж. Я всегда хотел учиться, но бабушка считала, что вполне довольно знаний, полученных века назад. Как почитать родителей, как кланяться старшим, как вести хозяйство. К чему тебе считать деньги, к чему знать законы? На это есть я. – Нобуо приблизил ухо к правому плечу, как делала Хакусана-сан, когда была чем-то недовольна. И тут же огляделся по сторонам, не заметил ли кто. – Первым выучился Рюу и настоял на моем образовании.
– Но духи сказали, что вы не можете покидать стен рёкана, – удивилась Мичи. – Как же вы учитесь?
– Мы не умирали, Мичи-сан, в отличие от наших слуг и… – Он осекся. Конец фразы «и тебя» повис в воздухе вместе с паром источников. – Мы вольны покидать рёкан. Но если хотим жить вечно, должны возвращаться. Согласно договору и велению бабушки. Она ведь может вычеркнуть нас из семьи. Она все может, – вздохнул Нобуо. – И тогда годы обрушатся на нас и мы умрем, как простые смертные, в страшных муках, и вороны разнесут наше запоздалое раскаяние по небу, но сердце Хакусаны-сан не дрогнет!
Мичи не выдержала и хихикнула. У Нобуо отлично получалось передразнивать голос хозяйки рёкана.
– Ты потише, – сказала Мичи, – оками-сан услышит.
– Хорошо получается? – Нобуо ничуть не встревожился. – Годы тренировок! Рюу потом еще учился, – продолжил он, – на экономическом. И совсем недавно на факультете свободных искусств в Токио.
– И как я не встретилась с ним? Хорошо, что Токио большой! – рассеянно пробормотала Мичи и добавила: – Все равно не убедишь, что он хороший.
– Я и не пытаюсь. Я к тому, что надо бы нам с тобой научиться у Рюу получать то, что на самом деле хочешь. Какая у тебя мечта?
Мичи снова уставилась на тряпку.
– Я всегда хотела стать писательницей. Сперва, конечно, думала о манге, но дар художника обошел меня стороной. Тогда я открыла мир большой литературы. Хочу быть как Нацуо Кирино или Банана
