Дочь Волдеморта - Ночная Всадница

Или уже не умел помнить.

Что будет, если произнести непростительное проклятие? Или коснуться Черной магии глубже?

Что будет, если отнять жизнь? А если тебе ничего за это не будет?

Как отнять эту жизнь интереснее?..

Почти каждого из по–настоящему преданных Пожирателей Смерти привело к Волдеморту именного это особое любопытство.

Страшное и красивое. Всякий исследователь вызывает восхищение.

Пока его исследования не направлены на тебя.

Если любопытство ничем не сдерживать — оно становится страшным. А чтобы дать ему свободу, нужно всего лишь забыть: забыть о чужих чувствах, о чужой боли; о мнениях других людей, о справедливости, о совести; нужно забыть жалость и сочувствие, забыть стыд, забыть мораль. Здравый смысл тоже лучше забыть — иначе будет не так интересно. Человек, помнящий о здравом смысле, никогда не шагнет в пропасть, не пожертвует жизнью ради удовлетворения минутного любопытства.

А вот человек, сумевший забыть, и живущий, чтобы тешить свое любопытство, — самое страшное и самое опасное существо.

* * *

Из сизого тумана стали проступать образы.

…Вот Гермиона перегибается через стол, хватает за плечи Фила Мура и жадным, бесстыдным поцелуем раздвигает его тонкие губы. Парень отскакивает от нее, а Гермиона подтягивается на руках и залезает на столешницу. Начинает расстегивать мантию.

Мур говорит что‑то невразумительное и пятится к двери, выбегает в коридор и оставляет свою полуобнаженную преподавательницу смеяться на разоренном рабочем месте.

И вот Фил Мур бросает ее занятия так же, как в прошлом году Зэкери Аккидэнт. Он начинает избегать ее в коридорах и отводит взгляд от ее сверкающих глаз в Трапезном зале…

…Сквозь сизый туман Гермиона вонзает отточенный серебряный кинжал в спину Габриэль Делакур и смеется потом в лицо своего разгневанного отца.

Проклятая стерва умирает долго и некрасиво: хрипит, кашляет, стонет…

…Гермиона идет по пустой и темной маггловской подворотне, откуда‑то выскакивает огромный верзила и требует у нее сумочку. Женщина пускает в него проклятье и созидательно наблюдает за тем, как маггл в ужасе пытается стряхнуть с себя тысячи облепивших его тело муравьев, как по–девичьи тонко кричит, падает, как начинает биться в конвульсиях…

Как тают насекомые на дочиста обглоданном скелете…

…Люди с пустыми белыми глазами в сизом тумане почему‑то не пугают Гермиону. Их кожа тёмно–серая, с синевато–белёсым отливом, а руки холодные и влажные. Но всё же они отнюдь не страшны.

Гермиона знает, что ее руки тоже холодеют там…

* * *

Леди Малфой наблюдала за гостями затуманенным взглядом пьяных глаз. Сегодня ее супруг отмечал свой пятьдесят третий день рождения. Сейчас в поместье остались только его лучшие друзья — большой прием закончился в восемь, а теперь за полночь.

Вот уже полчаса Гермиона исподтишка наблюдает за Макнейром.

Люциус посмеялся над ней, устроив то представление с соблазнением. Он понимал, как она не него отреагирует. А, собственно, почему? Почему бы не воспользоваться тем, что так любезно предложил собственный супруг?

…Гермиона вышла из гостиной вслед за Макнейром и дождалась его в маленьком коридоре, куда выходила уборная. Нужно сказать, что приятель ее мужа был удивлен, увидев ее здесь.

— Уделишь мне немного времени? — спросила женщина, приглашающе распахивая дверь небольшой комнаты. Волден вошел.

Это было прямоугольное помещение с ярко пылающим камином, парой книжных шкафов, двумя кушетками и огромной шкурой сфинкса на полу.

— Садись, — позвала Гермиона Макнейра, устраиваясь.

— Предупреждаю сразу, что наш почтенный именинник на этот раз ни о чем не просил меня, так что ты в полной безопасности, — объявил Волден, хмыкая.

— Жаль, — невозмутимо заметила Гермиона и по–хозяйски перекинула через севшего колдуна свои обтянутые чулками ноги. — А я горько раскаялась в своей вероломной добродетели и жажду исправить совершенную глупость, — сверкнула глазами она. — Воспользоваться предложенными благами.

— В день рождения законного супруга? — поднял брови Макнейр. — В его доме? Какое коварство!

— Что, без просьбы Люциуса тебе слабó? — подзадорила Волдена Гермиона.

— Ну почему же? — он подался к ней. — С превеликим удовольствием.

Положил руки на талию и притянул к себе. Гермиона оперлась о его плечи. У нее бешено колотилось сердце, а внутри поднималось что‑то животное и дикое.

— Ты расскажешь об этом моему мужу? — спросила ведьма.

— Посмотрим.

Волден расстегнул ее мантию и скинул на пол. Гермиона засмеялась.

Он начал быстро избавляться от одежды, с жаром целуя ее тело, а затем проник в него довольно резко — но она вся затрепетала от смеси морального и физического удовольствия. Что‑то странное происходило с наследницей Темного Лорда в этот момент. Как будто упали оковы, столько лет мешавшие жить по–настоящему: тенета морали, выдуманной, ввиду ее двусмысленного положения праведной грешницы; силки придуманных ограничений; цепи никому не нужных попыток притворяться не такой, какой она была на уровне чувств, но никогда не осмеливалась признаться в этом даже самой себе. Или подозревала, но скрывала, на самом деле таковой не являясь…

Руки Макнейра сжимали бедра женщины и регулировали темп, с которым Гермиона двигалась. Он развалился на кушетке, а ее усадил на себя. Молодая ведьма делала быстрые и ритмичные движения, часто и неглубоко вдыхая.

И вдруг чьи‑то руки легли на ее плечи и с силой опустили на Макнейра, а голос Люциуса проговорил в самое ухо:

— Ах, вот куда ты пропала, дорогая.

Гермиона дернулась от неожиданности и удушающей волны наслаждения. Сквозь шум крови в ушах она разобрала слова Волдена:

— Кадмина устала от однообразия вечера.

— О, в таком случае позволь я помогу тебе ее развлечь, — услыхала она затем, уже почти приходя в себя. Но сильная рука Люциуса нагнула ее голову вперед, к губам Макнейра. — Двигайся, дорогая, что же ты застыла? Не отвлекайся!

А потом он заскользил по ее телу, потянул жену к себе, и она почувствовала, что на нем больше нет мантии. Люциус увлек ее на огромную шкуру сфинкса, разостланную у пылающего огня. Волден последовал за ними.

Этой дикой и страстной, совершенно невероятной, безумной ночи в объятиях мужа и его приятеля Гермиона долго еще не могла забыть. Ее словно с головой накрыл какой‑то водоворот, как будто сизый дурман от порошков Тэо д’Эмлеса снова окутал действительность и подарил безграничную, острую и пьянящую свободу.

Только теперь это происходило на самом деле…

Глава XV: Сон Генриетты

Гермиона проснулась в спальне и, блаженно потянувшись, увидела рядом с собой полусидящего Люциуса. Она что‑то мурлыкнула и прильнула к нему, жадно целуя в губы и лукаво улыбаясь.