Царьград. Гексалогия - Андрей Посняков

– Расскажу. – Алексей поклонился.

Князь Семен радушно похлопал его по плечу:

– Извиняй, братец. Теперь вижу – и вправду, свои.

Москва встретила полк князя Семена Ряполовского хмурым мелким дождичком и покосившимися церквями окраины. По Рязанской дороге, вдоль вытянутых серыми языками заборов и изб пригородов, передовой отряд с ранеными и беглецами вскоре достиг Кремля – круглые башни, мощные стены с крупными квадратными зубцами, несколько каменных храмов, деревянные хоромы бояр.

Князь Семен Ряполовский тоже имел там свои хоромы, недавно пожалованные великим князем Василием «за верность и честь», а точнее – за спасение малолетних княжичей – Ивана да Юрия – от Дмитрия Шемяки, несколько лет назад княжившего таки в Москве.

Выпили, поговорили…

Алексей, в нетерпении горя сердцем, принялся выспрашивать об имперском посланце – монахе Георгие и его свите.

– Монаха Георгия, кесаря ромейского посланца, помню, – опустив чашу, вытер бородку князь. – А вот его свита… Извини, не приглядывался. Не знаю.

– А Георгий, Георгий сейчас где?

Князь Семен пожал плечами:

– Наверное, отъехал уже. Ни о чем таком он с великим князем не договорился, насколько я знаю…

– Значит, уехали. – Алексей погрустнел. – Не успел… Ну да ладно, лишь бы дорога им оказалась легка… А что, князь, царьградские торговые люди на Москве часто ль бывают?

– Царьградские? Да почти никогда.

– А сурожане‑гости? Фрязины из Кафы?

– Эти частенько наезживают. У сурожан в Москве свое подворье имеется.

– Хорошо. – Лешка немного повеселел. Уж что поделать, придется с этими выбираться. Ничего. Правда, почему‑то – не очень‑то радостно.

Великий князь Василий вызвал его к себе дня через два. В княжеских хоромах натоплено было жарко – август выдался прохладным, дождливым, вот и паслись непогоды. Высокий, сутулый, худой, с черной бархатной повязкой, прикрывавшей выколотые глаза, князь Василий, прозванный Темным, выглядел куда старше своих лет. Морщинистое бледное лицо, обрамленное редковатой бородкой, вислый, с красными прожилками нос завзятого выпивохи, впрочем, сейчас в княжеском облике проглядывала, скорей, некая аскетичность.

Князь Василий сидел в резном деревянном кресле с высокой спинкой, по обеим сторонам которого почтительно толпились бояре и служилые дьяки.

Поклонившись, старший тавуллярий добросовестно ответил на все вопросы князя, касающиеся татар, турок и Константинополя. А чего ему было скрывать? Правда, вот силу Ромейской империи Алексей, чего греха таить, преувеличил, и даже намного преувеличил, так, на всякий случай. Ведь молодой человек, как человек, много занимавшийся историей, хорошо знал, что именно с этим князем обычно связывают усиление Москвы и то, что называют «началом создания русского централизованного государства». Правда, пока тут никаким централизованным государством еще и не пахло, однако с течением времени Москва должна была усилиться – это Алексей знал наверняка. А потому нужно было уверить великого князя в существовании могущественной Византийской империи, православного царства, помочь которому в борьбе против турок – наипервейшая обязанность всякого христианского государя, особенно – православного.

– Можно сказать слово, княже? – выступил из рядов свиты высокий бородач в рясе и черном клобуке, с золоченым посохом в левой руке и большим золотым крестом на груди. Митрополит Иона – сразу узнал Алексей, только вчера про митрополита много чего порассказывал подвыпивший князь Семен Ряполовский.

– Человеце сей, – указав посохом на Лешку, звучно молвил митрополит, – много чего говорит. Одначе посланник ромейский монах Георгий тоже рек сладко. Одначе – хитростию и злоковарством своим стал известен.

Алексей вздрогнул: вот как, оказывается – «хитростию и злоковарством»! Что же такого совершил брат Георгий, коли его здесь так не любят? И действительно ли он уехал? Или…

В который раз уже нехорошее предчувствие охватило старшего тавуллярия. Не нравился ему этот митрополит, и великий князь – если хорошо присмотреться – тоже не внушал особого доверия. Или, может быть, это просто так сейчас казалось? Ладно, посмотрим…

Князь Василий Темный махнул рукой, давая понять, что аудиенция закончена.

– А с этим что, княже? – настойчиво поинтересовался митрополит. У, рожа!

– С этим? – Василий почесал бородку. – Он ведь сейчас у Ряполовских живет? Так пусть пока там и будет – они люди верные.

Митрополит с явным неудовольствием почмокал губами, но, ничего больше не сказав, отошел, видать, опасался открыто спорить с великим князем.

А Лешка, вернувшись в хоромы Ряполовских, тут же начал действовать. Во‑первых, как и надлежало то ли пленнику, то ли гостю, испросил разрешение погулять по Кремлю – и таковое получил, совместно с двумя бугаями‑слугами – «для охраны». Нет, конечно, князь Семен вызывал у Алексея самую горячую симпатию, но и он не мог ослушаться приказа сверху. Сказано – держать «ромея» у себя – значит, держал.

А Лешка и не собирался никуда бежать, уж по крайней мере пока – прежде необходимо было много чего выяснить. И в первую очередь – куда делось посольство?

По зрелом размышлении старший тавуллярий решил начать с начала – выяснить, куда это посольство прибыло, где разместили Георгия и его свиту? Странно, но в этом ему охотно помогли охранники‑слуги:

– Посольство‑то? Дак завсегда в тех палатах, что у Фроловский башни, селились. Какие палаты? Да новые, красны – смотреть любо! Что там говорить, идем, господине, сам увидишь.

Пришли. Посмотрели. Лешка в восхищении зацокал языком – дескать, понравились палаты, действительно – красны. Снаружи. Крылечки резные, крыши узорчатые, избы, светелки, терема и прочее. Лепота! Вот интересно только – изнутри как? Поглядеть пустят?

– Не, не пустят. Во двор если только.

– Ну хоть во двор…

Походил Алексей по двору, на красоту московскую полюбовался, поболтал о том о сем со слугами, с привратником – дюжим молодцем, с управителем – старичком белобородым, даже с сенными девками. И для каждого – для каждого! – даже для мальчишек, что дрова в баньку таскали – нашлись у старшего тавуллярия и ласковая улыбка, и доброе слово. И общие интересы нашлись, а как же без этого? Зря, что ли, столько лет прослужил в тайном сыскном секрете константинопольского эпарха? И ведь неплохо служил! Если бы не Злотос, гад, да не явная подстава… Ладно, сейчас о том некогда – работать надобно. Тем более – слуги‑охраннички с сенными девками зубоскалят, на Лешку – внимания ноль. А куда он со двора денется?

– А что, молодец, тяжко, небось, ворота туда‑сюда таскать? Поди, намаешься? А если петли нутряным салом смазать? Нельзя салом? А чем? Медвежьим жирком лучше… Вон оно что. И не подумал бы даже! Небось грек‑посланец надоел? Туда‑сюда ездил? И ведь народу с ним полно… Не полно?! Ах, невелика свита? Поди, все монаси? Нет?! Даже женщина имелась? Да иди ты! Не может такого быть – он же все ж таки монах, посланец‑то! Что‑что? Женщина еще и с дитем малым? О господи… Так здесь и жили? А потом делись куда‑то… Куда? Да я так, просто спрашиваю. Не хочешь отвечать – не надо. Ты мне лучше про медвежий жир расскажи!

О, ребятишки! А знаете, как в чижа играть? Играете? А со мной слабо? Я еще и парней своих позову – шайка на шайку. Ну да, подожду, покуда с дровами управитесь. Кому баньку‑то топите? Ах, служилому дворянину, хозяину вашему… Его, значит, усадебка. Хороши хоромы! Ах, не его? Он просто государем для пригляду поставлен? Понятно. Греки, небось, частенько банились? Да, говорят, и с девками? Неправду бают? Девок не была – женщина одна молодая, красивая, и с нею дитенок малый. Добрая.

Эй, парни! Бросайте девок, айда в чижа играть! Ребята бахвалятся – живо нас обставят, на два пальца! Вот и я говорю – уж мы им покажем. Поискали бы пока деревях для бит. Я там, у бани, много видал…

Здравы будьте, девы! Что смеетесь, чему радуетесь? Погода хорошая? Гм, не сказал бы – эвон, хмурится все, полнеба облачищами затянуло – чего ж хорошего‑то? А вы чего тут болтаетесь‑то? Делать нечего? Славно, славно… А в баню – чего? Были недавно. Небось с греческой девою? Ах, дитенка отдельно мыли… Ну ясно, отдельно. Пойдете смотреть, как в чижа играют? Работать надо? Да неужели! Кудель прясть… Так мы ж недолго, а без народу – скучно.

Седовласая старушка к девицам подошла, вынырнула откуда‑то незаметненько, а после, как девки, Лешкой уговоренные, к баньке пошли – поглядеть, как в чижа играть будут, старушка эта тут как тут – цап Алексея за рукав:

– Не ты ль, мил человек, про деву‑ромейку спрашивал? Да про дитенка.

– Нет, что ты, не я!

– Ну я я‑то уж думала… Деву‑то как звали?

– Ксанфией. – Лешка оглянулся – вроде бы нет никого поблизости.

А бабка эта – ох, хитроглазая! – так и стояла, так и таращилась. Внимательно эдак, въедливо!