Эхо прошлого - Диана Гэблдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что случилось? — спросила она в тревоге. — Дети…
— С ними все в порядке, — прервал он ее. — Я попросил Энни свозить их в деревню за мороженым. — Он отошел от двери и кивком пригласил Брианну зайти.
Она замерла в дверном проеме. У старой кухонной раковины, сложив руки на груди, стоял мужчина. Увидев ее, он выпрямился и поклонился. Этот жест показался ей донельзя странным и вместе с тем знакомым. Прежде чем она осознала причину, он выпрямился и сказал с мягким шотландским акцентом:
— К вашим услугам, мадам.
Она посмотрела ему в глаза — точно такие же, как у Роджера, затем бросила дикий взгляд на Роджера, чтобы убедиться в этом. Да, похожи.
— Кто…
— Позволь представить тебе Уильяма Баккли Маккензи, — с отчетливым напряжением в голосе сказал Роджер. — Также известного как Нукелави.
На миг Брианне все стало безразлично. Но потом ею овладела целая гамма чувств: удивление, ярость, недоверие нахлынули на нее с такой силой, что она просто не знала, что сказать, и смотрела на мужчину, открыв рот.
— Прошу прощения, мадам, за то, что напугал ваших деток, — сказал мужчина. — Но иначе я бы не узнал, что они ваши — все дети друг на друга похожи. Однако я не хотел, чтобы меня обнаружили прежде, чем я во всем разберусь.
— В… чем? — выдавила Брианна.
Мужчина слабо улыбнулся.
— Полагаю, вы и ваш муж понимаете в этом больше меня.
Брианна подтащила к себе стул и опустилась на него, жестом велев мужчине сделать то же самое. Он повиновался, и в падающем из окна свете Брианна увидела на его скулах щетину. Форма скулы, переход к виску и глазница показались ей знакомыми. «Ну еще бы, — ошеломленно подумала она.
— Он знает, кто он такой? — спросила она у Роджера.
И лишь тогда заметила, что на костяшках правой руки у него алеет кровь. Роджер кивнул.
— Я сказал ему. Хотя вряд ли он мне поверил.
Кухня всегда была средоточием надежности и уюта, в ее окно мирно светило осеннее солнце, а на плите «Ага» висело полотенце в бело-синюю клетку. Но сейчас она казалась Бри чужой, словно обратная сторона Юпитера; она потянулась за сахарницей и вряд ли удивилась бы, если бы ее рука прошла сквозь посуду.
— Сейчас я более склонен поверить во все, что узнал, чем три месяца назад, — холодно заметил мужчина, и в интонациях его голоса Бри послышался слабый отзвук голоса отца.
Она яростно тряхнула головой, чтобы прийти в себя, и сказала вежливым тоном домохозяйки из сериала:
— Хотите кофе?
Его лицо просветлело, и он улыбнулся, обнажив изъеденные кариесом кривоватые зубы.
«А какими им еще быть, — подумала Брианна, — в восемнадцатом веке дантисты были так себе». При мысли о восемнадцатом веке она вскочила на ноги и воскликнула:
— Ты! Это ты повесил Роджера!
— Да, — не смущаясь, признал он. — Но я не хотел. А если он решит еще раз ударить меня за это, то пусть. Но…
— Я ударил тебя за то, что ты напугал детей, — холодно заявил Роджер. — Повешение… о нем мы поговорим чуть позже.
— И это говорит священник, — слегка удивившись, заметил мужчина. — Впрочем, немногие священники флиртуют с чужими женами.
— Я… — заговорил было Роджер, но его прервала Брианна.
— Да я сама сейчас тебе врежу! — заявила она, в упор глядя на мужчину.
К ее раздражению, он зажмурился и, напрягшись, подался вперед.
— Ладно, бей, — процедил он сквозь стиснутые губы.
— Лучше не по лицу, — посоветовал Роджер, показывая оцарапанные костяшки пальцев. — Пусть он встанет, и врежь ему по яйцам.
Уильям широко распахнул глаза и с упреком посмотрел на Роджера.
— Думаешь, ей нужны советы?
— Думаю, нужно двинуть тебе в зубы, — сказала она ему, но вместо этого медленно села, не сводя с него глаз, глубоко вздохнула и почти спокойным тоном потребовала: — Рассказывай.
Он осторожно кивнул и слегка поморщился, коснувшись синяка на скуле.
«Сын ведьмы, — внезапно подумала Брианна. — Знает ли он об этом?»
— Ты, кажется, предлагала кофе? — с толикой мечтательности в голосе спросил Уильям. — Я сто лет не пил кофе.
* * *
Кухонная плита его прямо-таки очаровала, он прижался к ней спиной, ежась от удовольствия.
— Пресвятая Дева. Чудесная вещь, — выдохнул он и прикрыл глаза, с радостью впитывая тепло.
Кофе он назвал неплохим, но недостаточно крепким. Брианна мысленно согласилась с ним, когда узнала, что он привык к кофе, которое булькает на костре несколько часов, а не снимается с огня сразу после того, как закипит. Он извинился за свое поведение, сказав, что давно уже нормально не ел, хотя его манеры в общем-то были безупречны.
— Чем же ты кормился? — спросил Роджер, глядя на стремительно уменьшающуюся горку бутербродов с арахисовым маслом и джемом.
— Сначала воровал еду из домов, — признался Баккли. — Потом я узнал, как дойти до Инвернесса, и какое-то время сидел на обочине, с удивлением глядя на огромные рычащие штуковины, едущие мимо меня. Я, конечно, видел машины по дороге на север, но когда они со свистом пролетают рядом — это другое дело. В общем, я сидел у церкви на Хай-стрит, потому что хотя бы знал это место, и думал попросить у священника хлеба, но получил гораздо больше, буквально не сходя с места. Веришь ли, я, мягко говоря, удивился, — доверительно наклонившись к Брианне, сказал он.
— Верю, — пробормотала она и, выгнув бровь, спросила у Роджера: — Старая высокая церковь Святого Стефана?
— Да, старая церковь на Хай-стрит, не англиканская. До того как она стала Старой или объединила прихожан с церковью Святого Стефана. — Он повернулся к Уильяму Баккли. — Так ты поговорил со священником? С доктором Уизерспуном?
Баккли кивнул — рот его был набит едой.
— Хороший человек. Вышел ко мне. Спросил, нуждаюсь ли я в чем-нибудь, я сказал «да», и он направил меня туда, где дают еду и ночлег. Это место называется Обществом помощи, они и в самом деле занимаются благотворительностью.
В Обществе помощи ему дали одежду — то, что было на нем, превратилось в лохмотья — и помогли найти работу на молочной ферме за городом.
— Так почему же ты не на этой ферме? — поинтересовался Роджер.
— Как ты попал в Шотландию? — одновременно с ним спросила Брианна.
Они замолчали, жестами предлагая друг другу продолжать, но Уильям Баккли махнул им рукой, поспешно прожевал то, что было у него во рту, несколько раз сглотнул и запил кофе.
— Матерь божья, эта штука вкусная, но застревает в горле. Значит, вы хотите знать, почему я сейчас сижу на вашей кухне, ем
