Владимир Высоцкий без мифов и легенд - Виктор Бакин

Марина лукавит по поводу «первого и последнего раза в жиз­ни». Из воспоминаний Нины Ургант: «...И еще один момент был. Как-то я попросила у нее импортную сигаретку — длинную, краси­вую. Она: «Ты не будешь такую курить». — «Ну, дай, тебе что, жал­ко?» Я взяла, закурила, а она, оказывается, с «травкой». У меня го­лова закружилась: «Да, ты права, я такую не буду курить...» Так я первый и последний раз в жизни попробовала марихуану. Я думаю, что Марина и приучила Володю к наркотикам».

Поначалу первые пробы не привели к зависимости, а стрес­сы и усталость после концертов и спектаклей можно было снимать водкой.

С высоты собственного опыта рассказывает кинорежиссер В.Меньшов: «Я пил, пока не почувствовал: если не остановлюсь, пропаду. Меня пытались лечить, гипнотизировать, кодировать, но я понимал: никто, кроме меня, не решит мою проблему. Борьба с собой шла долго и с переменным успехом. И жестокие запои слу­чались, и глубокие падения, но в итоге я, кажется, победил. Глав­ное — я не отдался в руки врачей, которые пытались меня запугать, подавить мою волю. Уверен: и Высоцкий умер из-за того, что Ма­рина стала его лечить. Володя был сильным человеком, он сумел бы справиться. А вместо этого с водки его перевели на наркотики, и пошла писать губерния...»

Итак, в 75-м году он вместе с Мариной пробует марихуану, за­тем Марина привозит из Франции для снятия похмелья и устало­сти сильнейший стимулирующий наркотический препарат — амфе­тамины, а в 77-м она увидела первые результаты: «Венгрия, конец семьдесят седьмого года. У меня очень болит голова, и от твоего от­сутствующего вида мне становится совсем грустно. Я на всякий слу­чай тайком принюхиваюсь, но от тебя не пахнет водкой. И я уже ни­чего не понимаю. Ты смотришь как-то сквозь меня, и в твоих глазах меня пугает какая-то пустота... Прошло много лет. И только теперь я понимаю причину моего беспокойства. Холодная паника, которую я увидела тогда у тебя в глазах, возникает у наркоманов, когда они вовремя не получают своей дозы наркотика».

Она хорошо помнит ужасы переживаний при болезни старшего сына Игоря и понимает, чем все это может закончиться у мужа.

Возможно, в Венеции и был разговор на известную им обо­им тему — о наркомании. Но был и еще один повод для серьезно­го разговора.

Зная характер Влади, можно поверить, что это был не просто серьезный разговор, а бурная сцена: «Я чуть не выбросила его с ка­тера...» Сразу после смерти Владимира она признается, что «в по­следнее время у нас с Володей были несколько натянутые отноше­ния». А однажды у нее срывается: «Да я похоронила его в своем сердце еще полгода назад!» Что же произошло «полгода назад»?

Жена Володарского — Фарида — поведала Марине «страшную» тайну: у ее мужа в последнее время была близкая постоянная девуш­ка. «Я была полуживая от ревности», — говорила Марина. Познав за прожитые годы характер мужа, она, конечно, понимала, что при его популярности возможны всякие мелкие интрижки, временные связи... Но чтобы девушка «всерьез»?! Для женщины с очень силь­ным характером и высочайшей самооценкой это был удар...

Оксана: «В последнее время Володя наших отношений не скры­вал, он даже их афишировал. Володя мне говорил: «Ну, хочешь, я разведусь с Мариной... Хочешь, я сейчас ей позвоню и скажу, что мы разводимся...» Я умоляла его не делать этого... Я страшно пережива­ла и понимала, что Марина для него — несмотря на все сложности в их отношениях — человек близкий и нужный. И ломать их отноше­ния ни в коем случае нельзя. И чего бы он разводом добился? Стал бы невыездным — и все. А для него поездки за границу были как глоток воздуха. У него были сотни друзей в Америке, Франции, Гер­мании. Если бы он развелся, его бы в Союзе сгноили или просто бы вышвырнули из страны, как Галича, Алешковского, Бродского».

Он будет разрываться между ними: «Оксаночка, не ревнуй! У меня для вас обоих, для тебя и Марины, всегда в сердце места хватит».

Там же, в Венеции, Высоцкий напишет стихотворение:

И снизу лед, и сверху — маюсь между:

Пробить ли верх иль пробуравить низ?

Это стихотворение долгое время считали последним. Высоцкий написал его между строк рекламной карточки отеля «VIAZUR». По­сле его смерти Марина нашла черновик, поместила в рамку и пове­сила в своей французской квартире, как дорогую реликвию.

Именно в этом варианте есть строка: «Я жив, двенадцать лет тобой... храним», которая станет заголовком многих статей и ин­тервью. А для самой Влади подтверждением ее вклада в жизнь Вы­соцкого.

Два с половиной года Оксана Афанасьева почти постоянно на­ходилась рядом с Высоцким. 28 июля 1979 года в Бухаре она дыша­ла ему в рот во время клинической смерти. Она была рядом, когда он ушел из жизни навсегда 25 июля 1980 года.

Барбара Немчик: «Я прожила в квартире Высоцкого около двух месяцев. Вокруг было много людей, но, по-моему, тепло шло толь­ко от одной Оксаны. Как раньше от Людмилы Абрамовой и от Ма­рины Влади...»

«Что делать? С Мариной уже не могу. И без нее тоже не могу...» — признается однажды Высоцкий Барбаре.

Вспоминает Э.Володарский: «В последние года три он вообще хотел с ней развестись. Высоцкий Марину боялся! Влади как-то рас­сказывала, что водила Володю в Париже к своему психоаналитику. Они долго беседовали. И потом сообщил результаты Марине. Она реагировала очень бурно: «Этот идиот сказал, что я представляю для Володи большую черную тучу».

Да и Марина уже устала. Их отношения на грани полного разры­ва. Она угрожает, что пойдет в посольство и разведется с ним. В ию­не — июле друзья несколько раз просили Марину прилететь. В июне она не смогла — умирала сестра. А потом верх взяла обида — Высоц­кий не прилетел на похороны Одиль... и измена с Оксаной.

По возвращении из Италии — 27 марта — Высоцкий выступа­ет в ДК «Коммуна». Концерт был длиннее обычного — около двух часов. Очевидцы вспоминают, что, уходя со сцены, он сильно при­храмывал. Опять открылась рана на ноге.

Решение «высоких инстанций» по утверждению сценария «Зе­леного фургона» затягивается, и Высоцкий в начале апреля решает отказаться от идеи постановки фильма.

Причиной отказа стали планы новой гастрольной поездки в США. Удача первых выступлений там, еще не прошедшее ошелом­ление от Нью-Йорка, надежда на американских врачей («Вот они меня вылечат!»), желание хотя бы полгода поработать там... Од­ним словом, причин стремиться в Нью-Йорк было достаточно. Кро­ме того, зерна сомнения сеял Г.Полока: «Володя, ты в такой потря­сающей актерской форме! Неужели тебе надо силы тратить на этот фильм? Ну сделаешь ты, допустим, неплохую картину — ну и что из этого? Мало ли примеров, когда выдающиеся актеры превраща­лись в весьма средних режиссеров?»