Серая Мышка. Первый том о приключениях подполковника Натальи Крупиной - Василий Лягоскин

Валера принес лишь те новости, которыми с утра жили ковровские улицы. Он бы немало повеселил обитателей коттеджа, если бы узнал, что даже милиционеров, не сомкнувших глаз сегодняшней ночью, срочно вызвали в управление и выплатили довольствие по октябрь включительно.

А уже через полчаса Иван Николаевич Стасов садился в белый микроавтобус с черной повязкой на глазах. Наталья наблюдала в окно туалетной комнаты, как «Форд» выехал в ворота, которые открыл, а потом закрыл здоровяк, чем-то похожий на Макса. Сам Максик вместе с Топором и Валера сидели в автомобиле. Здоровяк тоже запрыгнул в микроавтобус и тот медленно отъехал от коттеджа. Наталья в последний раз увидела его пассажиров; Топора, который что-то шептал на ухо Стасову.

– Дает последние инструкции, – поняла Крупина.

Это она подумала уже на полпути в кухню, где, как она и ожидала, стоял холодильник, больше чем на половину заполненный продуктами.

– Рассказать кому в лесничестве – не поверят, – грустно усмехнулась она, накрывая на стол, – что эти ребята уехали, оставив столько еды.

Откусив внушительный кусок бутерброда из ковровского батона и финской салями, она принялась неторопливо жевать, прикидывая, не напрасно ли пострадали Серега с дружком-каратистом. Время позволяло, и Наталья, со всех сторон обмозговав эту, в общем-то, незначительную деталь, налила в кружку соку из большой коробки и отхлебнула, придя к выводу, что спектакль в поезде был сыгран не зря. Преследователи, конечно, поищут ее во Владимире, перекроют дорогу на Москву, но затем кто-нибудь поймет ее несложную хитрость. Охота продолжится в Коврове.

– Но, – усмехнулась Крупина, – в Москву ведет много дорог.

Она намазала на вторую половину батона новозеландского масла, густо покрыла его сверху черной икрой (неужели настоящая!?) и продолжила завтрак, а заодно и вчерашние обед и ужин. Наконец она поняла, что следующий кусок хлебушка, изготовленного ковровским хлебокомбинатом, станет лишним, каким бы он не был вкусным. Поэтому завтрак закончился, а Наталья отправилась обыскивать коттедж. Дом был большим; когда-то уютным, построенным с любовью. Учитывая содержимое «Стинола», Крупина с удовольствием отсиделась бы здесь. Однако «переговоры» Топора со Стасовым круто поменяли ее планы. Второго сентября, а желательно раньше, она надеялась быть в подмосковном Нахабине.

То, что искала подполковник Крупина – старые вещи прежних хозяев – были свалены кучей на чердаке. Она подобрала себе одежку потемнее и позатрапезнее. Такую, что состарила Наталью на добрый десяток лет. Из косметики нашлась только высохшая помада в треснувшем футлярчике. Впрочем, для маскарада Крупиной косметика была лишней. Темный, с большими красными цветами, платок и плетеная из прутьев корзина – больше ничего полезного она для себя на чердаке не нашла…

В половине четвертого худенькая пожилая женщина, повязанная платком так, что большую часть ее лица оставалась в тени, вышла за ворота коттеджа. Корзина, которую она несла в руках, была накрыта чистой тряпочкой. Заполнена она была доверху, но очевидно чем-то легким, потому что хрупкая тетушка явно пенсионного возраста несла ее спокойно, перебрасывая из руки в руку без всякого напряжения.

Троллейбусы в городе уже ходили. Они были почти пустыми, потому что утренний бурный поток, что направлялся к заводским кассам, уже сошел на нет, а обратный – из заводских проходных, еще не наметился. Ковров пока чуть слышно гудел, ожидая, когда тысячи людей с непривычно полными карманами появятся на улицах. Наталья повторила на троллейбусе разведывательный маршрут Топора. Она невольно пожалела сейчас стражей правопорядка. Почти на каждой остановке выстроились в ряд торговые киоски и магазинчики. У многих из них стояли грузовички и пикапы, из которых небритые личности выгружали позвякивающие стеклом ящики. Торговцы спиртным явно надеялись сегодня на хорошую прибыль.

Наталья тоже сошла у завода. Ничто не говорило здесь о вчерашних событиях. Совершенно спокойно она прошла по мосту, на котором городские службы, напуганные бегающим по кабинетам начальством, не оставили даже малейшего следа аварии. Еще раньше следователи собрали Валерины ежи, которые никакой информации органам принести не могли. Валера тщеславием не страдал; ни личного клейма, ни отпечатков пальцев на них не оставил.

Крупина свернула с моста налево, в сторону железнодорожного вокзала. Шаги ее стали тяжелыми; спина, прежде прямая, согнулась, а потом и заметно склонилась в сторону корзины. Теперь бы никто не сказал, что она такая легкая. Привокзальную площадь; все скамьи на ней заполнили деревенские бабы с точно такими же корзинами. Наталье даже не пришлось напрягаться, чтобы затеряться среди них. Она не случайно искала именно такую плетеную из прутьев корзину. Электропоезда ежедневно привозили в Ковров женщин с яблоками. Цены на них в виду небывалого урожая были до смешного низкими; даже кризис не заставил их подскочить. Обратно хозяйки окрестных садов везли городские покупки, обычно накрытые точно такими же тряпицами, как у Натальи. В эту осень женщины с корзинами стали такой же неотъемлемой частью вокзала, как две телефонные будки с разбитыми стеклами, железнодорожный буфет и киоск с мороженым.

Линейный отдел милиции, судя по количеству людей в форме, тоже перешел на особый режим службы. Стражи порядка службу несли истово, шарили взглядами по лицам как мужчин, так и женщин. То и дело проверялись документы. Только к толпе деревенских женщин с корзинами, оккупировавших две скамьи у телефонных будок, никто не подходил. Прошла электричка из Владимира; через пять минут – встречная. Теперь перед старым зданием вокзала, над которым серой громадой нависло новое, строящееся уже лет шесть, остался только пассажирский поезд «Ковров – Муром». Он тихо пыхтел дизелем, иногда выбрасывая клубы черного дыма из каких-то печей в вагонах. С этими тремя вагонами, на одном из которых едва проглядывала старая надпись: «Детский», – милиция вчерашние события никак не связывала. И Крупина, все так же сгорбившись, зашла в почти пустое здание вокзала за билетом. На билет ушла вся вчерашняя сдача – двадцать рублей. Смешно – потрать она их вчера, пришлось бы ей ехать зайцем с миллионом баксов в корзине. Она вышла на перрон, где линейщиков осталось совсем немного. Они дружно потянулись греться в свой отдел, в ожидании следующих электропоездов.

Вагоны в муромском поезде были почти полными. Наталья едва втиснулась между стенкой и толстой теткой, у ног которой стояли точно такие же корзины.

– Почем продала? – пихнула в бок подполковника тетка.

– По четыре, – устало ответила ей Крупина.

– Да ты что! – обиделась почему-то толстуха, – а я еле-еле по три отдал. Да еще осталось немного.

Она сдернула с корзины тряпку и показала Наталье крупные красные яблоки, покрывавшие все дно. Крупиной вдруг нестерпимо захотелось взять в руку налитое яблоко сорта штрефлинг и откусить от него сочный, брызгающийся мякотью кусок. Она согласна была отдать сейчас за одно яблоко половину тех деликатесов из «Стинола», который сейчас прикрывали собой «Бизон» и пачки долларов. Однако легенда есть легенда – сделав вид, что такие же яблоки надоели ей хуже горькой редьки, Наталья рассеянно кивнула, устало прикрыла глаза и привалилась к стенке.

Конец ознакомительного фрагмента.