Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве - Джефф Сахадео

бы сказал, очень хорошо – лучше, чем в наших родных республиках. Все это было разрушено политиками [во время перестройки][343].

Арьян Ширинов, который был студентом в Ленинграде в 1980-е гг., также подчеркивал влияние последовательной государственной политики и дискурса дружбы народов. «Государственная политика действовала на народы: везде и всегда мы видели лозунги, мы слышали их по радио и по телевидению, что мы всегда были единым Советским Союзом, что мы – братья»[344]. Ширинов и другие мигранты приводили конкретные примеры работающего принципа дружбы народов в эпоху Брежнева: «Мы все строили вместе. В СССР была сильная идеология, идеология интернационализма. Если в Ташкенте произошло землетрясение – значит, весь Советский Союз отстраивал город»[345]. Идея общей судьбы слышится за словами Мээрим Калиловой, когда она говорит о дружбе народов, о тех возможностях, которые она давала, и о собственном опыте работы уличной торговкой в Москве начале 1980-х гг.:

Русские – дружелюбный народ. <…> Я думаю, Советский Союз дал многим людям различных национальностей возможность работать, жить и получить хорошее образование. Это очень важный факт, необходимо его учитывать, ведь благодаря этому возникла крепкая дружба между разными национальностями[346].

В этих рассказах эмоциональные связи и повседневные взаимодействия различных людей переплетены с идеальными или, по крайней мере, идеализированными представлениями о дружбе народов, которые связывали переселенцев и сообщество принимающего города. В воспоминаниях мигрантов представления о дружбе народов связаны с их личными дружескими отношениями, завязавшимися во время их пребывания в Ленинграде и Москве. Джумабой Эсоев на вопрос о дружбе народов рассказал свою историю: он, таджик, подружился с русским и осетином во время проживания в рабочем общежитии. Они так сблизились, что на работе их называли «тремя мушкетерами»[347]. Дружба народов символизировала для него не только равноправие, но и теплые отношения. Мигранты могли выбрать, с кем им дружить, исходя из индивидуальных качеств и характера человека, ведь люди любого происхождения уже были близки между собой. А Шухрат Икрамов в Москве конца 1980-х гг. видел в многонациональной дружбе скорее расчет. Соседи по общежитию стремились расширить сети своих связей, чтобы потом иметь возможность обратиться за помощью в карьерном продвижении в разных регионах СССР. Особенно это касается эпохи перестройки, когда возникла экономическая неопределенность[348].

Эмоциональные реакции в устных рассказах отражали веру мигрантов в дружбу народов как основную советскую доктрину и фундаментальное выражение советских ценностей. Этот принцип также был отправной точкой для их самоидентификации и влиял на характер отношений с людьми. Некоторые из наших респондентов называли дружбу в ряду прочих основных советских идеалов, о которых говорил и Юрчак: «равенство, общность, бескорыстие, альтруизм, дружба, мораль, безопасность, образование, работа, творчество [и] забота о будущем»[349]. Но кроме того, в этот список мигрантов входила свобода – ценность, которая обычно слабо ассоциируется с СССР. Мигранты чувствовали, что дружба народов способствует воплощению мечты об общественном прогрессе, о широких личных возможностях, пусть даже иногда они критиковали советское государство за имперские и даже тоталитарные стратегии.

Шухрат Икрамов видел в дружбе народов основу успеха мигрантов в Ленинграде и Москве. Предполагалось, что все советские граждане должны работать вместе, чтобы построить современное общество изнутри. Вместо того, чтобы руководствоваться капиталистическим индивидуализмом, граждане используют свои таланты для взаимопомощи[350]. В повседневной жизни вера в общую судьбу проявлялась в том, что мигранты чувствовали, что находятся в безопасности и принадлежат к сообществу в городах, где преобладали этнические русские. Азамат Ормонбеков, кыргыз, который учился в Москве в 1982–1983 гг., сомневался в дружбе народов из-за неравноправия республик, однако признавал, что ценность этого принципа преображала улицы города: «Просто советская пропаганда – эта пропаганда дружбы народов. Но трудно понять, как еще это можно было сделать. Хорошо это было или плохо, мы не знаем. Но в отличие от сегодняшнего дня, тогда в любое время суток можно было выйти погулять по Москве, и с тобой бы ничего не случилось – разве что можно было попасть в случайную перепалку»[351]. Сравнения с жестокой ксенофобией в постсоветских Санкт-Петербурге и Москве проходят через воспоминания мигрантов о мирной советской эпохе. Джумабой Эсоев говорил о Москве 1980-х гг.: «В Советском Союзе я никогда не чувствовал, что мне что-либо угрожает. Я всегда знал, что я в безопасности и я свободен. Советская власть установила правила. У всех были равные права, и в целом люди были более законопослушны»[352].

Для Фридона Церетели были важны практические возможности, которые открывала дружба народов: например, данная советским гражданам свобода передвижения – по крайней мере, по территории Советского Союза: «Мы все были гражданами одной страны. Каждый мог отправиться, куда сам хотел. Никто не спрашивал, откуда вы родом, никто не ставил под вопрос ваше право находиться где-либо. То, что все люди были связаны друг с другом, – все люди Советского Союза, – было большим плюсом этой страны»[353]. Мир многих бывших советских граждан как будто сузился после распада СССР. Халимов вспоминал:

В советское время жить было легко. Я был свободен. Тогда никто не просил меня постоянно показывать паспорт. Впрочем, я был не только в Москве; я путешествовал и по всей России в советский период. Я был в Беларуси, Украине, а также в учебных целях посещал страны Прибалтики. Тогда я никогда не чувствовал какого-то страха. <…> Иногда я думаю, когда мы говорим о правах граждан, о чем мы много говорим в последнее время <…> Если честно, я думаю, что мои права как гражданина были больше защищены в Советском Союзе, чем сегодня. Тогда я мог приехать из таджикской деревни и поступить в университет. Никто и никогда не просил меня заплатить за возможность учиться, да и связей у меня тоже не было[354].

Представления о Советском Союзе как государстве, которое защищало личную безопасность каждого гражданина и предоставляло индивидуальную свободу внутри большого сообщества, сохраняют популярность. Калилова, торговка из Кыргызстана, отмечала в интервью: «Все мы чувствовали себя равными друг с другом, потому что мы все были частью Советского Союза. Мы жили свободно и могли свободно без проблем работать. И мы тоже делали то, что хотели – в хорошем смысле, конечно. Например, любой мог тогда без проблем найти работу и свободно ходить по улицам: никто нас не обижал и не спрашивал документы»[355]. Частью идеи советской свободы стало то, что мигрантам не приходилось претерпевать унизительные процедуры проверки паспорта, визы или других документов, хотя, как