Звезды-свидетели - Анна Данилова

— Гриша, у тебя ведь уже есть актриса на роль Кати, — Герман решил спасти Рубина, чтобы Коровин не лез к нему в душу.

— Есть. И не одна.

— Тогда зачем ты травмируешь Леву? Не видишь разве, как ему хреново?

— Сам виноват. От хороших и умных мужиков такие красотки не уходят! Может, она хотела за тебя замуж?

Рубин посмотрел на Коровина так, что и Герман, и Коровин вдруг поняли, что дальше продолжать разговор на эту тему просто опасно.

— Да ну их, этих баб! — махнул рукой Григорий. — Извини, старик, у меня это профессиональное. Как увижу красивую девушку, так сразу пытаюсь представить ее в какой-нибудь роли. И — ты же знаешь — я редко ошибаюсь!

— Да уж, — покачал головой Рубин.

— Но она, если судить по фотографии, — вовсе не простая, — почему-то вдруг сказал Коровин, остановив взгляд на обоях, где-то поверх головы Льва.

Герман съежился, словно испугавшись, что Рубин сейчас набросится на Коровина с кулаками. И это при том, что раньше он даже и представить себе был не в состоянии, что Леву можно вообще вывести из равновесия. «А может, и он тоже способен на убийство? Как и все мы?»

— Да, не простая, — кратко согласился с Коровиным Рубин.

— Мне кажется, что она… как бы это помягче выразиться… опасная, что ли?

— Нет, вот здесь ты ошибся. Она — настоящий ангел. Но я действительно очень виноват перед ней. И… не только… А теперь — хватит в душу лезть! Что вы за звери такие, киношники! Давайте поговорим лучше о музыке.

— О музыке так о музыке! Ты бы мог наиграть сейчас те мелодии, которые уже сочинил? — спросил у Германа Коровин.

Вместо ответа Герман начал рассматривать его крупной вязки черный свитер и треугольники воротника его светлой рубашки, подпиравшего шею. Подумал вдруг, что этот свитер ему наверняка связала одна из его любовниц. Или все-таки жена? У Коровина было вытянутое породистое лицо, большие темные глаза, крупный нос и толстые губы. И что только находили в его внешности женщины?

— Гера, — окликнул он Германа. — Ты где? Летишь? Мечтаешь? Или прямо на ходу сочиняешь?

— Представляете, я их забыл, — честно признался он.

— Что забыл?

— Мелодии. Напрочь.

— Ну, ты их хотя бы записал? — забеспокоился Коровин.

— Да, конечно.

— Да врет он все! — пьяно отмахнулся от него Рубин. — Он говорит, что забыл мелодии, а на самом деле он забыл ноты. В лесу. Но это все уловка, чтобы вернуться в свой лесной домик.

— Это правда?! — не поверил Коровин. — Это правда, что ты хочешь вернуться в лес? Но что ты там забыл? Там же скукотища! Людей совсем нет! Или… Или я что-то пропустил?

Лицо Коровина изменилось — на нем появилась широкая, открытая улыбка заговорщика.

— Ну-ка, признавайся!

— Ты не поверишь, но у него там… — начал Рубин.

Герман метнул на Льва взгляд, способный прострелить его в самое сердце! Неужели он сейчас расскажет о «Нине»?! Вернее… Так. Стоп! Надо взять себя в руки. Господи, как же так? «Нина»… Вовсе она не «Нина», а любовница Рубина! Потребуется какое-то время, чтобы это осмыслить.

— Ты не поверишь, но у него там… — повторил, морща нос и хихикая, Рубин. — Что, Гера, стыдно стало? То-то! У НЕГО ТАМ КУРЫ! Так-то!

Герман вспотел. Мгновенно. За одну секунду. Что тут сказать? Умница Рубин! Все, что хотел — сумел сделать: и нервы ему, Герману, пощекотал, и Коровина заинтриговал и удивил заодно. Ну не сукин ли сын?

— Курочки? — нежно улыбнулся Коровин. — Да я и сам бы их держал, если бы разрешали, — на Тверской. Ничего-то ты не понимаешь, Лева! Утречком подает тебе жена или… неважно кто — сваренное всмятку яичко! Оно теплое еще, с ярким таким желтком! Прекрасное, натуральное яйцо! Да это же роскошь по нашим временам! Да я бы на месте Геры и козу завел. Вот только доить ее проблематично, это надо уметь, да и возни с ней много. Пасти, прогуливать… А курочки особой заботы не требуют.

Герман бросился звонить Елене Сергеевне. Решил действовать сам, без Рубина. Что он, не может лично, без посторонней помощи, набрать номер домработницы? Правда, чтобы не стать мишенью для насмешек Рубина, он все же вышел в другую комнату.

— Лена? — спросил он, услышав знакомый голос. И тут же испытал легкое головокружение. Ведь его «Нину» тоже, оказывается, зовут Леной! Господи, как же хочется спрятаться куда-нибудь от них — от всех — и побыть одному, осмыслить все случившееся, подумать о том, каким образом роман Рубина и этой необыкновенной, раненной жизнью девушки может оказаться связан с личностью самого Германа?

Короткий разговор с Еленой Сергеевной успокоил его. Все в порядке. Кур она пристроила в Киселево. Сказала, что временно, но хозяева не будут против, если он, Герман, решит их продать.

— Отлично, Лена, спасибо тебе большое. Просто выручила меня!

— Да, Герман Григорьевич, — добавила в конце разговора Елена Сергеевна, понизив голос, — мне показалось, что в доме кто-то есть. Когда я приехала, чтобы забрать кур… А я была не одна, а с парнем, который их взял, у нас были с собой коробки и все такое прочее. Я одна бы не собрала всех птичек. Так вот. Когда мы подъехали к дому на машине, мне показалось, что в окне кухни горит свет! Но мы приблизились, и свет погас. Я на всякий случай позвонила, постучала в дверь — никто мне не открыл.

— Все нормально, Лена. Я все знаю.

— Уфф! Слава богу, а то я собиралась позвонить Льву Борисовичу. Значит, там кто-то есть?

— Да-да, — он хотел поскорее замять разговор. — Говорю же — я в курсе. Только, пожалуйста, не говори ничего Леве.

— Да я уж все поняла. Это Лев Борисович не понимает, наверное, что вам для творческого вдохновения нужна красивая девушка.

Герман вдруг вспомнил улыбку Елены Сергеевны. Приятная, неназойливая женщина.

— Спасибо тебе, Лена. Ты — настоящий друг!

— Всегда рада помочь. Между прочим, я сейчас убираюсь у вас, Герман Григорьевич. Вернее, я уже почти закончила. Думаю, вы останетесь довольны. Вы же сегодня здесь ночуете?

— Не знаю. Наверное.

— Я так и подумала. Купила вам сыр, колбасу, положила все в холодильник. Еще — кофе, чай, печенье… Может, вам еще что-нибудь нужно?

Герман изнывал от желания задать ей один вопрос, но не знал, как его сформулировать, чтобы не насторожить ее. Про машину. Видела ли она его машину?

— Лена, я хотел спросить… Понимаешь, я сильно поцарапал крыло у машины. Когда ты вошла во двор, не взглянула — это сильно бросается в глаза?

— Царапина? Нет, не заметила. Машина стоит в сторонке, возле гаража, и выглядит вполне даже ничего. Больше того — у вас вообще шикарная машина, — она вздохнула.

— Ну и ладно. Может, мне просто показалось, что царапина большая.

— Или я не увидела, она же одним боком повернута к гаражу. А вы отчего в гараж-то ее не поставили? Хотя… Понимаю. Думаю, просто кое-кто не умеет аккуратно въезжать туда! Ну, ничего, жизнь впереди длинная, успеет научиться.

— Хорошо, Лена. Спасибо тебе еще раз. Пока.

— До свидания, Герман Григорьевич.

Он отключил телефон и некоторое время стоял в темной комнате, привыкая к мысли, что в его доме, в лесу, сейчас находится девушка — самая красивая в мире. Она вернулась. Покаталась на его машине, а может, съездила, убила еще кого-нибудь и вернулась, и теперь сидит в недоумении в его доме и дожидается Германа, чтобы рассказать ему очередную жуткую историю. Может, она слушает музыку, или смотрит телевизор, или спит. А еще — боится. Страх преследует ее. И пока он не вернется, она будет дрожать от этого страха, и призраки убитых ею людей будут смотреть на нее или упрекать ее тихими, замогильными голосами…

Он должен вернуться туда. Должен! А еще он должен разобраться, какое отношение она имеет к Рубину. Кто она? И почему Лева никогда ему о ней не рассказывал? Ведь Лева никогда не скрывал своих пристрастий.

— Ах ты, старая сука… ты опять разлила свой горшок! Я знаю, ты сделала это нарочно… Убью тебя, тварь ты несчастная! Чтобы ты сдохла прямо сейчас, в этой вонючей луже!

Герман нервно оглянулся. Было такое впечатление, что женский прокуренный голос раздался прямо за его спиной.

Он вернулся в комнату. Рубин и Коровин сидели навытяжку, словно бы искусственно или каким-то волшебным образом протрезвевшие, и слушали начавшийся за стеной отвратительный семейный спектакль.

— Ты бы видела себя сейчас… Актриса, как же! Увидели бы тебя твои поклонники! Твой голый зад… Ты думаешь, я буду тебя мыть?! Тварь ты безмозглая!

Рубин, тяжело дыша, поднялся с кресла.

— Ты куда?! — Коровин схватил его за руку. — Сиди, не вмешивайся и не порть себе настроение! Это их жизнь, понимаешь?

У Германа заломило затылок.

14

Коровин уехал, так и не дождавшись, пока Герман наиграет или хотя бы напоет ему одну из сочиненных им мелодий. Рубин же, расчувствовавшись из-за нахлынувших на него воспоминаний, а заодно и расстроившись из-за того, что гостям пришлось выслушивать мерзейший монолог его соседки по отношению к своей больной матери, отправился спать. Сам же Герман, оставшись наконец один, вызвал такси и попросил отвезти его в Киселево.