Звезды-свидетели - Анна Данилова

— Мачеха Лены с помощью своего любовника, Романа, отравила ее, перед этим предварительно подделав документы и подкупив нотариуса. Там была сложная схема, но все должно было выйти так, что после смерти Лены вся ее недвижимость — а это квартиры в центральных районах Москвы — досталась бы по завещанию ее мачехе.

— Так кто же убил эту авантюристку, я имею в виду мачеху?

— Думаю, это сделал сожитель Маргариты Сомовой. Скорее всего, на тот момент он уже стал ее законным мужем. Таким образом, все, что добыла кровавым путем его возлюбленная, а потом и жена, — по закону осталось ему. Убийство на убийстве! — Она усмехнулась. — Я так давно не курила! Ты не возражаешь, если я все же закурю?

— Кури, — развел руками Герман. Так, думал он, через минуту я все узнаю, и после этого можно будет с ней расстаться. Навсегда. Главное — узнать ее условия. Неужели сейчас выяснится главное — зачем ей понадобился именно он, Герман!

Она легко поднялась, сходила в спальню за сигаретами, вернулась, затем, подняв указательный палец, метнулась к двери, ведущей в кухню, и принесла оттуда большую хрустальную пепельницу. Закурила. С наслаждением, с жадностью, как истинный курильщик.

Герман пока еще не понял, начинать ли ему радоваться тому обстоятельству, что она все же не убийца, а просто обманщица и авантюристка (вроде Маргариты Сомовой, о которой она отзывается так презрительно), ведь он не знал еще, зачем она здесь вообще появилась! И все равно слабое чувство облегчения у него возникло. А еще — стыдно было признаться себе, что его просто распирает необъятное чувство любопытства. Он снова обратился в слух.

— Брат — наркоман, — подсказал он ей.

— Да-да. Я помню. Ну, не брат он был мне! И что? Но я очень хорошо знаю эту семью. И знаю, что если бы сестра не помогла ему уйти на тот свет, то ее самой бы уже не было в живых.

— И как же она помогла ему?

— Я рассказывала тебе — сестра вкатила ему лошадиную дозу героина. Чистейшего. Дорогущего.

— Это она сама тебе рассказала?

— Неважно. Ты все равно никогда не узнаешь ее имя, потому что она уж точно не должна сидеть в тюрьме! А наркоману было уже все равно. Он не был человеком. Так — отморозок… О чем тебе еще рассказать?

— Да это же ты у нас мастерица по сказкам! Ну, вспомни ту душещипательную историю о бедном мальчике, которому срочно понадобилась операция.

— Но это тоже правда. Речь шла о сыне одной моей хорошей знакомой.

— Ты и сейчас врешь?

— Да нет же! Просто обстоятельства складывались таким образом, что по многим моим непосредственным знакомым жизнь проехалась словно катком.

— И мальчик на самом деле умер?

— Умер. И после похорон его мать, моя хорошая знакомая, убила своего начальника. Застрелила. Купила пистолет у кого-то и убила.

— А ты не боишься, что я узнаю фамилию этой твоей знакомой? Ведь Бакулевский центр — один, и там наверняка имеются данные о мальчике Антоне.

— Мальчика звали вовсе не Антоном. А детки там умирают часто. Как и везде. Если вовремя не сделать операцию. К тому же я знаю, что ты не способен на это.

— А пистолет? Яд? Деньги?

— Пистолет не настоящий. Яд — вовсе и не яд, а раствор марганцовки. И деньги — ненастоящие.

— Где же ты их взяла?

— Одна моя знакомая работает на Мосфильме. Нашла их где-то на бутафорском складе.

— Да… Ты тщательно подготовилась! Что ж, я рад, что ты не убийца. Но тогда теперь, быть может, ты ответишь мне на главный вопрос? Что тебе нужно от меня?

— А ты еще не понял?

— Представь себе — нет!

— Если ты завяжешь мне глаза и попросишь принести тебе банку засахаренной вишни, то я сделаю это легко и быстро.

— А при чем здесь вишня?

И тут он вспомнил одну фразу, на которую он обратил внимание сразу, как только Лена ее произнесла, но потом они так и не вернулись к этой теме — появились более серьезные, опасные. «…Утром испеку тебе очень вкусное печенье. Или вишневый пирог. У меня есть засахаренная вишня!»

Она так просто произнесла эту фразу, словно привезла с собою банку с вишней! Однако вишни у нее не было. Но она же сама сказала — «у меня»! Автоматически! Что это могло означать? Только одно — вишня у нее есть… Где-то в доме!

— Лена… Я не понимаю, — пробормотал он, чувствуя, что ответ — где-то рядом. Рядом с вишней.

— Да чего же тут непонятного?! Ты живешь в моем доме!

— Как это?! — Герман был окончательно сбит с толку! Только этого не хватало — еще одного шока! — Это бывший дом моего друга, Димы Кедрова, и после его смерти я купил его у единственного наследника — племянника!

Теперь все встало на свои места. И засахаренная вишня в кладовке, которую она, если ей верить, сама когда-то поставила на полку. У него в голове зазвенело.

— Ты хочешь сказать, что племянник был ненастоящий?! — воскликнул Герман.

— Настоящий, — мрачно сказала она.

— Но тогда объясни мне…

— Этот дом мы строили вместе с… Димой. И собирались здесь жить! Вдвоем. А потом у нас пошли бы дети, и мы бы сделали пристройку. В Димином письменном столе до сих пор лежит чертеж. Мы сами все придумали — и детские комнаты, и еще одну спальню, и даже комнату для гостей. Быть может, этим гостем когда-нибудь стал бы и ты…

Герман закрыл глаза. То, что он сейчас услышал, потрясло его куда больше всех предыдущих историй этой странной девушки.

Все ее странности, недомолвки, придуманные, чтобы вызвать у него шок, бредовые истории, ее желание поселиться в этом доме, хозяйничать здесь, готовить в кухне, ходить по двору, пользоваться гаражом, ездить в Киселево за молоком, ночевать в спальне — все это теперь обрело новый и очень понятный смысл. Она хотела вернуться в свое прошлое, в свой дом, в ту жизнь, которой у нее не будет больше никогда! И она посмела это сделать после всего, что натворила?!

— Из-за тебя погиб Дима, ты хотя бы это понимаешь?! Из-за тебя, стерва! — произнес он тихо, но чувствуя, что стены начинают вращаться вокруг него, а пол просто уходит из-под ног. Он поднялся и пошел прямо на нее, желая только одного — чтобы она исчезла прежде, чем он ударит ее. Но так получилось, что он прошел мимо нее — или сквозь нее, — он ринулся в кладовку, включил свет, нашарил за банками тяжелый сверток, достал его, развернул ветошь и увидел маслянисто блеснувший металлом пистолет. Вспомнились слова Рубина: «Говорят, он как-то странно и страшно ушел из жизни». И Герман ему ответил (это было всего лишь несколько часов тому назад): «Ушел и ушел, что теперь об этом говорить?» Разве он мог предположить, что ему когда-нибудь придется вернуться к этому разговору, к этой теме — загадочной смерти его лучшего друга, прекраснейшего человека Димы Кедрова?

Он взял пистолет, повернулся, чтобы вернуться в кухню, где он оставил ее, девушку, о которой так ничего и не узнал, вернее, о которой он знал только две вещи — то, что Дима любил ее без памяти, и то, что она убила его, — и вдруг понял, что идти-то никуда не нужно: она стояла совсем близко, лицом к нему, и глаза ее, полные слез, смотрели на него в упор и словно просили о чем-то.

Детали этой разрозненной истории, подлинной истории Лены Исаевой (он мгновенно вспомнил, как звали девушку Димы Кедрова), решившей вернуться в свое прошлое — с его помощью, постепенно вставали на свои места. Герман очень отчетливо понял, каким образом она оказалась в его машине. Ведь это Дима когда-то показал ему супермаркет, там он всегда покупал продукты. Неудивительно, что, решившись залезть в машину Германа, она точно знала, где его искать, потому и выследила. Потом эта ее фраза, когда он спросил, все ли у нее в порядке (перед сном, кажется, в один из тех тревожных вечеров), она ответила странной фразой: «Да, да, не волнуйся. У меня все в полном порядке, не считая нескольких трупов и одного предательства, которое и предательством-то и не назовешь. Так… ошибка».

Кто кого предал? Она предала Диму, и тот ушел из жизни. Ошибка! Она же изменила человеку, который любил ее больше жизни, боготворил ее, ради нее построил этот дом! Он создал для нее рай. На последние деньги. На все свои деньги. Он, бедный сценарист, неоцененный, как это всегда бывает, при жизни. И понятый лишь после смерти.

В голове у Германа крутилась еще одна фраза, оброненная «Ниной». Фраза насторожила его, но о ней он благополучно забыл. Тема вишни! Опять вишни! Вероятно, в этом доме любили вишню. Кажется, они собирались пить чай, и Нина принесла банку с вишневым вареньем. Он спросил ее тогда, откуда варенье, и она ответила — из кладовки. «Ты не знаешь, что у тебя там есть?» — «Думал, знаю. И что это за варенье?» — «Вишневое». — «С косточками?» — «Обижаешь, без косточек!» Так могла сказать только хозяйка! А он вновь не придал значения ее словам!

И все это он наконец вспомнил, стоя в кладовке с пистолетом в руке, не зная наверняка, заряжен он или нет. Когда-то давно Дима сам показал ему пистолет и сказал, что держит его в доме на всякий случай, все-таки лес вокруг, мало ли какие непрошеные гости могут сюда заявиться.