Пусть будет гроза - Мари Шартр

– Я купил тебе «елочку», – объявил я, усаживаясь обратно в машину.

Усесться в машину было для меня вообще-то целой историей: закрепить костыль, удобно разместить ногу – но вот интересно: на сей раз я этого почти не заметил. Сел в «вольво» почти так же легко, как коп в детективном фильме.

Только в руке вместо пушки – «елочка».

– Пф! Они воняют, эти штуки, – проворчал Ратсо.

– Извини, не знал, – мрачно ответил я.

– Да ничего, давай, вешай на зеркало. Уж лучше это, чем вонища от виски.

– Не понимаю, чего ты так разошелся: ведь твоя тачка и так помойка, посмотри сам! – воскликнул я, оглядываясь на заднее сиденье.

И внезапно умолк, потому что увидел сзади такое, что у меня глаза на лоб полезли.

– Подожди, а это что? – ошарашенно спросил я.

– А что там? – Он тоже удивился.

– Да вон же, – закричал я, – на полу под сиденьями! Как будто… Похоже на… Как будто у тебя там пшеница растет. Там типа поле!

– А, да, знаю, я сначала не понял, про что ты. Там какие-то колосья проросли. У меня в машине жутко влажно, ну и туда, видимо, залетели зерна и прижились. Только я не знаю, что это такое. Смотри, Сломанный Стебель, не жуй их, а то я не ручаюсь за твой кишечник.

– И давно это тут?

– С весны, кажется. Это моя собственная лужайка! – сказал он и подмигнул.

– И ты не хочешь от нее избавиться?

– Ну уж нет! Я ее не трогаю. Это же природа, чувак. А природа – это священно.

– Природа в машине – такого не бывает. По крайней мере, я никогда не видел.

– Ну, давай тогда считать, что это чудо!

– Я, по-твоему, совсем идиот, да? У тебя в машине помойка, а я должен считать, что это чудо?

– У меня есть способности, о которых никто не подозревает. Смотри, я же превратил пиво в гладкие камешки, – добавил он с самым серьезным видом.

Нет, слушайте, мир перевернулся с ног на голову. Природа прорастала прямо сквозь автомобильную обшивку, и, по правде говоря, мне это нравилось, потому что все вокруг начинало казаться мягким и гибким, незнакомым и изменчивым. Это было что-то новенькое, мне нравилось. Детали моей жизни менялись, песчинки и пылинки сдвигались.

Я радовался, что и меня самого тоже сдвинули с места. А еще мне казалось, что и Ратсо чувствует себя так же. Иначе с чего бы ему звать меня с собой? Ведь он вполне мог проделать этот путь в одиночку.

И все-таки я был потрясен. Пшеница – а скорей уж какой-то сорняк, проросший посреди машины, – это было что-то уж совсем запредельное.

– Вот смотрю я на все это и не понимаю, с чего такой цирк вокруг несчастной опрокинутой бутылки виски!

Глупо было, конечно, опять поднимать эту тему, но я ничего не мог с собой поделать. Ратсо вцепился в руль и посмотрел на меня с какой-то особенной твердостью во взгляде.

– Ты хотя бы иногда головой думаешь? В смысле, о чем-нибудь еще, кроме своей ноги. Или у тебя мозг тоже на костылях? Он вообще как, работает или в отключке?

– Слушай, а нельзя без оскорблений? Классное у нас начало путешествия, ничего не скажешь! Зачем ты вообще меня с собой потащил?!

Мне было необходимо услышать его ответ.

– Чтобы успокоиться, – самым спокойным тоном ответил он.

– Ну, у тебя круто это получается, молодец.

– Когда я увидел тебя у пруда с утками, то подумал, что мы похожи.

– Мне шестнадцать лет, и вешу я примерно сорок килограммов.

– Ага, спасибо, я заметил.

– Но у нас у обоих шрамы.

Ратсо на это ничего не сказал, он сосредоточенно вел машину и не сводил глаз с дороги. А я отвернулся к окну и тоже умолк. Слово «шрамы» будто разрезало воздух в машине. Снаружи дул ветер, по лужам шла рябь. Лужи дрожали, как мое сердце. Я смотрел на ветер через лобовое стекло. Я любил весну, когда почки открывают зеленые глаза и хочется быть внимательным ко всем метаморфозам, даже к самым незначительным. Весной снова открываешь для себя некоторые цвета – будто видишь их в первый раз. И даже можешь вообразить, что мир щедр. Но когда заканчивается лето, всегда возникает ощущение, что деревья сворачиваются клубочком и втягивают в себя всю свою зелень, чтобы нас наказать.

– Извини, не хотел тебя смущать, – пробормотал я. – Когда ты задрал футболку, я увидел шрам. Прости, что лезу не в свое дело.

– Да ладно, – сухо оборвал он меня. – Удивительно, но, знаешь, он никогда не доставлял мне проблем.

– А откуда он? – спросил я. – После операции?

– Думаешь, я перенес какой-то сложный случай аппендицита? – спросил он и расхохотался.

– Да я понятия не имею, – сказал я, нахмурившись.

На самом деле, думаю, я боялся его ответа и уже пожалел, что задал этот вопрос.

– Я получил ножом в брюхо. Сразу после этого меня и вывезли из Пайн-Риджа. Но, знаешь, я еще легко отделался! Могло быть хуже.

И потом, немного помедлив, он продолжил:

– Вообще, если подумать, что это за слово такое – «получил»? Одни получают подарки на Рождество, а другие – по голове, в нос или, вот как я, в живот ножом. И для всего этого используется один и тот же глагол – по-моему, это тупо. Как считаешь? Мне вообще редко нравятся слова.

– Да, но… – Я замялся. – Насколько я понимаю, ножом в живот не получают просто так, ни с того ни с сего?

– Я ввязался в драку, но так было нужно. Неудачный момент, неудачное место, знаешь ведь, как бывает…

– Когда это произошло?

– Сразу перед моим переездом в Мобридж, меня из-за этого и поселили к старикам.

Я разволновался за него, а он рассказывал про это так, будто получить удар ножом – пустяковая вещь. Лично я в таком тоне рассказываю, как забыл взять с собой зонт и попал под дождь. Нет, серьезно.

– И как это случилось?

– Прямо у нас дома, среди ночи. Я лежал себе спокойно, вдруг раздался шум, я встал. Это вернулась моя сестра в компании каких-то стремных парней, они все где-то напились. Родителей дома не было, примерно как и каждую ночь, и все пошло кувырком, я даже не понял как. Несколько чуваков поссорились из-за бутылки, выхватили нож, и я, как идиот, выскочил и заслонил сестру. Хотел отодвинуть ее подальше, и тут-то мне врезали. Ты бы видел, как из меня кровь хлестнула, я даже не представлял,