Загадка тетрадигитуса - Борис Борисович Батыршин

Та опустила газету на колени и смотрела на огонь – оранжевые язычки играли на радужке глаз, сделавшихся вдруг необычайно серьёзными. Юноша на секунду представил, что перед её взором сейчас – лазурное небо Прованса и Лангедока, серые доломитовые скалы, увенчанные руинами стен древнего замка, хранящих, кроме вековых тайн, ещё и новые загадки.

Вот уж точно – "принеси то, не знаю что…"

Конец первой части.

Часть вторая

Крипта еретиков

I

Юг Франции,

департамент Арьеж.

«…в апреле 1229-го года в городе Мо граф Раймонд VI Тулузский и король Людовик IX поставили свои подписи под документом, отдавшим Лангедок под власть Франции. Этот трактат, называемый так же Парижским, фактически поставил точку в Альбигойском крестовом походе, продолжавшемся долгие двадцать лет и залившем юг Франции реками крови. Уцелевшие катары массово уходили в подполье, но свою деятельность отнюдь не прекратили. Средоточием и престолом их церкви, объявленной папским престолом еретической, стал замок Монсегюр; случилось это после того, как тамошний синьор Раймонд де Перейль предоставил своё покровительство и убежище катарским епископам. В замок стали стягиваться их сторонники, единоверцы, и, главное – аквитанские рыцари-файдиты, у которых крестоносцы и французская корона отобрали наследные владения, и жаждущие силой оружия вернуть своё. Но прошло ещё долгих двенадцать лет, прежде чем королевский сенешаль Каркассона Юг дез Арси с отрядом французских рыцарей и оруженосцев раскинул шатры у подножия скалы, на которой высилась твердыня Монсегюра…»

Виктор тяжко вздохнул и захлопнул книгу. Сразу стало легче. Опостылевший фолиант ему всучил джентльмен, представившийся как Сэмюэль МакГрегор – невысокий сухопарый тип с породистым лицом, украшенным седоватой бородкой, судя по характерному выговору, уроженец Шотландии. МакГрегор чрезвычайно походил на голливудского актёра Шона Коннери, если бы не фанатичный блеск в глазах. Виктор опасался людей с такими глазами и предпочитал держаться от них подальше. Но сейчас выбора не было – Уэскотт, доставил молодого человека в маленькую старинную деревушку между отрогов Пиренеев, на юге Франции, а сам, пробыв там около недели, исчез, бросив спутника на попечение МакГрегора. Виктор пытался завести разговор о том чего, собственно от него хотят и почему вместо обещанной Англии его засунули в эту дыру. В ответ МакГрегор скривился, будто откусил лимон, и вручил собеседнику большую книгу, содержащую выдержки из многочисленных исторических трудов. Все они повествовали о старинном замке, чьи руины живописно рисовались на верхушке скалы неподалёку от деревушки. Зачем нужно изучать эти байки седого прошлого, МакГрегор не объяснил. Только процедил сквозь зубы: "когда русский джентльмен прочтёт всё это, мы вернёмся к теме, а пока и говорить-то не о чем…"

Увы, шотландец выглядел достаточно упёртым, чтобы выполнить своё обещание. Что ж, если другого пути нет, придётся овладевать бесполезными знаниями, а то ведь у МакГрегора достанет, пожалуй, подлости учинить ещё и экзамен…

"…прямой, лобовой штурм представлялся делом безнадёжным – казалось, защитников твердыни, гнездящейся на верхушке высоченной скалы с отвесными стенами, не проймёшь ничем, кроме голода и жажды. Так что французы перекрыли все ведущие наверх тропы, предоставив жаркому летнему солнцу опустошить водяные цистерны замка. По расчётам защитники Монсегюра должны были запросить пощады к концу лета – но они, вопреки всякой логике, продержались до начала дождей, избегнув, таким образом, жажды. Голод так же не грозил защитникам замка: начиная с 1235-го года из обильных приношений жителей окрестных поселений, многие из которых искренне сочувствовали катарам, создавался солидный запас провианта. Убийство инквизиторов, в которых местные жители видели чужаков и захватчиков (с полным, надо сказать, на то основанием), подняло престиж еретической цитадели до небес, и вскоре деревушка у подножия скалы превратилась в рынок. Туда стекались окрестные купцы; из Тулузы и Каркассона шли и шли обозы с хлебом. И даже когда замок был взят в осаду, всё равно находились смельчаки, ухитрявшиеся просачиваться мимо аванпостов и доставлять провиант на вершину скалы.

Этим путём защитники Монсегюра получали не только припасы. Огромную, изрытую ущельями гору со скальными гребнями и уходящими до самой долины известняковыми обрывами было невозможно блокировать наглухо. Французы не в состоянии были сутки напролёт держать под наблюдением и охраной все горные тропки, по которым защитники замка выходили и возвращались, получали провизию и свежие новости. Сторонники катаров, подвергающиеся гонениям по всему Лангедоку, пробирались через лагерь осаждающей армии и, рискуя жизнью, карабкались на головокружительные утёсы, чтобы с оружием в руках присоединиться к защитникам замка.

И всё же, это не могло продолжаться долго. Ни сочувствие окрестного населения, ни отсутствие угрозы голода и жажды, ни даже замешанные на фанатизме храбрость и самоотверженность (Монсегюр был для катаров чем-то вроде Масады для зелотов) не могли помочь пятнадцати рыцарям и полусотне солдат и оруженосцев отстоять замок против десяти тысяч опытных, хорошо вооружённых врагов к которым то и дело подходили подкрепления. В ноябре к осаждавшей Монсегюр армии прибыл епископ Альби Дюран, который, кроме того, что умел своим пастырским словом разжечь боевой дух солдат, оказался ещё и отменным инженером, знатоком осадных машин. Под его руководством осаждающие затащили на верхушку расположенной по соседству с замком скалы доски, брусья для катапульты, а так же тёсаные каменные ядра весом в несколько сотен фунтов каждое. После того, как метательная машина была готова, французы начали обстрел деревянного барбакана, который, нависая над пропастью, защищал единственную тропу, пригодную для штурма твердыни.

Но положение осажденных не стало ещё совершенно отчаянным. Они сумели протащить в замок своего сторонника, инженера Бертрана де Баккалариа из Капденака, и тот тоже соорудил катапульту, установив её на барбакан. Теперь противники могли вволю обмениваться ядрами и камнями, но у осажденных имелось одно весьма серьезное преимущество: они могли укрыться в замке, в то время как прислуга французской метательной машины изнемогала от холода на открытой всем ветрам скальной площадке. И только красноречие, пыл и неукротимая решимость епископа Дюрана заставляли их терпеть и дальше – и делать своё дело, невзирая на ледяной ветер и снежные заряды, на которые щедра декабрьская погода.

Подобная настойчивость должна была рано или поздно принести плоды. Под Рождество барбакан удалось взять, после чего до стен замка оставалось всего несколько десятков шагов. Но Монсегюр по-прежнему был неприступен: эти шаги предстояло пройти по узкому, шириной в десяток футов,