Дворцовые тайны - Юна-Мари Паркер

Ему был тридцать один год, и он постепенно начинал ощущать, что жизнь наконец-то вступает в желанное русло. Впервые за много лет он преисполнился чувством удовлетворения. Даже если в итоге не повезет, то нельзя будет сказать, что он не старался.

Роланд родился в нескольких милях от Ноттингема, в маленькой деревеньке Факсби. Его отец, погибший в результате несчастного случая, когда Роланду было двенадцать лет, работал на железной дороге. Это был грубый, неотесанный мужчина, которому хилый сынишка — жена родила на пятнадцатый год их совместной жизни — был совершенно не нужен. В каком-то смысле Роланд обрадовался, когда отца не стало. Ему было гораздо уютнее жить вдвоем с матерью в маленьком каменном домике у запасных путей, который компания отдала вдове своего погибшего рабочего в пожизненное пользование. Теперь Роланду никто не мешал читать книги, взятые в библиотеке, и удовлетворять жажду знаний. Сам того не подозревая, Роланд в те дни уже вступил на путь самообразования и самосовершенствования.

Пока мать возилась с чахлыми, убогими посадками на крохотном огороде, который был неизменно покрыт толстым слоем угольной пыли, — обычная прополка всегда приводила к тому, что руки у матери становились черными как сажа. — Роланд, бледный и худосочный, как и огородные растения, занимался зубрежкой домашнего задания в кухне. За работой мать любила помечтать вслух, и Роланд вполуха прислушивался к ее фантазиям. Она считала, что у сына есть все шансы стать вторым Эйнштейном, точно так же как у ее растений есть все шансы завоевать первый приз на местной огородной ярмарке. По большей части эти ее вдохновенные речи вызывали в Роланде лишь глухое раздражение. В такие минуты он как никогда остро чувствовал убогость своего образа жизни и воображал себе дальние, неизведанные горизонты. Ему хотелось вырваться из нищеты, из атмосферы скуки и тупости, окружавших его, но больше всего он мечтал о том, чтобы навсегда избавиться от угольной пыли, под знаком которой прошло все его детство и юность. Она покрывала собой все, словно жирная нефтяная пленка. Когда Роланду исполнилось шестнадцать, он уже ни о чем другом не думал.

Он всегда хорошо успевал по школьным предметам и со временем понял, что знания — это та лестница, по которой он сможет подняться наверх. Когда же один из учителей заинтересовался им и сказал, что при известном старании он, пожалуй, сможет выиграть бесплатную стипендию в университет, Роланд с головой окунулся в учебу. В итоге он был принят в Киз-колледж в Кембридже и покинул мать и отчий дом без всяких сожалений.

Кип вернулся в Бостон, и на Джеки, оставшуюся в огромной пустой квартире, навалилось тяжкое чувство одиночества. С ней всегда так было. Стоит только чуть-чуть привыкнуть к жизни одной и даже увидеть в этом преимущества — свободу и самостоятельность, — как тут же из Штатов приезжает погостить кто-нибудь из родных или старых друзей. А когда они уезжают, Джеки становится невыносимо одиноко. Как это она совсем недавно чувствовала себя счастливой среди огромных пустых комнат и с улыбкой засыпала в пустой постели? Неужели ей нравилась неограниченная свобода, мысли и заботы только о себе? Когда Ричард бросил ее, у Джеки в душе словно образовалась большая черная дыра. Со временем она как будто свыклась с этим и успокоилась, но порой ей начинало казаться, что дыра разверзается еще шире. В такие моменты на нее накатывала дикая депрессия и хотелось плюнуть на все, собрать чемоданы и вернуться в уютный и гостеприимный родительский дом. Хотелось вновь почувствовать себя любимой и обласканной, как в детстве. Чтобы ей сказали, что все будет хорошо, она узнает счастье и найдет за радугой горшочек с золотом. Но Джеки была трезвой взрослой женщиной и всегда находила в себе силы высмеять свои наивные детские фантазии и лишний раз убедить саму себя в том, что надо продолжать жить собственной жизнью, а не мчаться при первых же трудностях к мамочке и папочке, как какая-нибудь плакса.

В то утро она рано появилась в редакции, ибо знала, что только работа поможет справиться с острой тоской и чувством одиночества. Дел было много, и Джеки, может быть, впервые по-настоящему обрадовалась этому, вечером два коктейля и бал в Сайон-парке. Но сначала надо разобраться с почтой.

Помимо обычной стопки приглашений, в которых ее зазывали на всевозможные светские мероприятия, начиная с ленча и заканчивая открытием нового ночного клуба, на столе лежали послания от хозяек разных домов, которые просили у Джеки совета: где и когда им организовать свои вечера. Также просьба от одной мамаши включить фамилию ее дочери в список дебютанток следующего года и приглашение на свадьбу в Гэмпшире. Джеки поморщилась. Вечеринки за пределами Лондона отнимали слишком много времени, поэтому обычно она от них отказывалась. За исключением некоторых особых случаев, разумеется.

Наконец она добралась до трех писем, помеченных грифом: «Лично в руки». Когда она прочитала их, настроение у нее испортилось окончательно. Все три леди — Джеки никогда не встречалась с ними, но знала по фамилиям — писали, что были весьма разочарованы, не увидев ее на своих вечерах, но порадовались тому, что она прислала-таки помощника, и теперь они с нетерпением ждут освещения важных для них событий в «Сэсайети».

— Не может быть! — громко воскликнула Джеки. — Опять он!

Рози, разбиравшая фотографии, взглянула на нее:

— Что там у тебя?

Рози проявляла живой интерес к работе Джеки, которая представлялась ей чем-то вроде кипучего водоворота, а Джеки, в свою очередь, завораживал мир моды.

— Какой-то самозванец прикрывается моим именем в корыстных целях, а я даже не знаю, кто он, — отозвалась Джеки, поднимаясь из-за стола. Она подошла к Рози, дала ей взглянуть на три письма и вкратце рассказала, в чем дело. — И никто из них не может мне сказать, кто такой! Ну почему? Почему никто не может назвать его имя?

— Выяснить его, полагаю, будет не очень сложно, — заметила Рози. — Ты же сама всегда говоришь, что английский высший свет — узкий круг, в котором все друг друга знают.

— Да, верно. Я позвоню этим женщинам, как следует расспрошу их, а заодно сообщу, что у меня нет никакого помощника. Этому надо положить конец. Бертрам и так уже весь трясется, опасаясь, что такой проходимец может навлечь на «Сэсайети» большие неприятности, а если он узнает и про новые? С ума сойдет!

Следующие полчаса Джеки сидела за телефоном. Звонки, однако, ничего не дали. Одни не могли вспомнить имя загадочного «помощника», другие вообще не могли взять в толк, о ком идет речь. Наиболее распространенное мнение сводилось к следующему: молодых людей среди светской публики в Лондоне много; в большинстве случаев им только подавай веселое времяпрепровождение и дармовую выпивку, а другого вреда от них ждать не следует.