История одного замужества - Валерия Вербинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут, надо признаться, Иван Иванович малость оторопел.
– Но позвольте, Николай Афанасьевич… Ведь Особая служба, насколько я понимаю, относится скорее к разведке, а между тем…
Дама метнула на Игнатова быстрый взгляд, но как бы этот взгляд ни был мимолетен, Иван Иванович без труда прочел в нем иронию – и обиделся вторично.
– Собственно говоря, разведывательная деятельность составляет лишь малую часть того, чем занимается Особая служба, – сказала баронесса Корф. У нее был мягкий, мелодичный голос, но именно сейчас, бог весть отчего, он следователю совершенно не нравился. – Сейчас же я оказалась здесь главным образом из-за господина Башилова.
– Андрея Григорьевича? Но при чем…
– Господин Башилов является владельцем нескольких предприятий, которые имеют военное значение, – напомнила дама. – Поэтому нам необходимо установить, не является ли данная история провокацией, направленной против него – и, возможно, также против интересов Российской империи.
Услышав слово «провокация», Николай Афанасьевич заерзал на месте, и Игнатов неожиданно понял, что флегматичный товарищ прокурора, который на службе обычно не позволял себе никаких эмоций, явно нервничает.
– Сударыня, хотя я только начал расследовать преступление, я полагаю, что мы все же имеем дело с обычным убийством, – сказал Иван Иванович.
Слово «обычный» так не понравилось Желткову, что его аж передернуло; и, как оказалось, вовсе не зря.
– Насколько я понимаю, обстоятельства дела никак обычными не назовешь, – усмехнулась баронесса Корф. – Все началось с того, что известный беллетрист Матвей Ильич Ергольский предложил – не всерьез, разумеется – описать, кого и как могут убить. На следующий день актриса Панова была найдена мертвой, причем обстоятельства ее смерти полностью воспроизводили фантазию Матвея Ильича. Кстати, у Башилова есть алиби на время ее убийства?
– Нет. Но ему не было никакого резона убивать ее – они едва знали друг друга.
– Это вам Андрей Григорьевич так сказал? – мягко осведомилась Амалия.
– Да. Полагаю, вам по этому поводу известно больше, чем мне?
– В некотором роде. Дело в том, что у господина Башилова когда-то была связь с Пановой. Недолго, кажется, еще до того, как она вышла замуж за Колбасина. Так что Андрей Григорьевич вам солгал.
– Это не значит, что у него был мотив для ее убийства, – не удержался товарищ прокурора.
– Разумеется, но если некто решил использовать имеющиеся обстоятельства для того, чтобы опорочить Башилова, ложь Андрея Григорьевича обязательно вскроется. И когда о ней станет известно публике, люди станут задавать самые неожиданные вопросы. Почему он солгал? Что именно он скрывал? Ведь у людей, которые начитались детективных романов, укоренилось представление – убийцей обязательно окажется тот, кто лжет. Честный человек, которому нечего скрывать, не станет лгать, и так далее… Хотя, когда идет следствие, почти все свидетели либо замыкаются, либо опускают детали, которые кажутся им несущественными, но делают это вовсе не из злого умысла, а потому, что не видят ничего хорошего в том, чтобы посвящать посторонних в подробности своей личной жизни.
– Так или иначе, чем быстрее мы распутаем эту историю, тем лучше будет для всех нас, – подытожил товарищ прокурора.
И хотя он сказал «мы распутаем», Иван Иванович на самом деле услышал «вы распутаете», применительно к нему одному, потому что золотоглазая дама из Особой службы, конечно, в счет не шла. У него заныло под ложечкой. Он и раньше понял, что дело будет непростое, но то, что оно окажется настолько непростым, даже не приходило ему в голову.
– У вас уже есть какие-нибудь зацепки? – спросила Амалия у Игнатова. – Револьвер, к примеру – вы выяснили, откуда он взялся?
Иван Иванович покачал головой.
– Нет. Все свидетели утверждают, что раньше никогда его не видели. Кстати, я хотел спросить, может быть, вы его опознаете…
Он вышел в спальню и вернулся с главной уликой, которую протянул Амалии.
– Я подумал, что оружие могло храниться в доме, – пояснил Игнатов.
– Нет, – твердо сказала баронесса Корф, разглядывая револьвер. – Кстати, что там господин Ергольский нафантазировал по поводу орудия убийства? Револьвер с перламутровой рукояткой, насколько я помню?
– Именно так, – подтвердил Игнатов.
– Это не перламутр, – вздохнула Амалия. Она откинула барабан, проверяя, сколько осталось пуль. – Это дешевая имитация, и само оружие, кстати сказать, тоже дешевое. Стреляет такой револьвер из рук вон плохо, и от него много шума. – Она вернула барабан на место и протянула оружие следователю. – Я бы предположила подарок даме, причем автор подарка явно пытался пустить пыль в глаза. Второй вариант – его купили для защиты или, к примеру, чтобы произвести на кого-то впечатление, отпугнуть. В любом случае, оружие полностью заряжено, отметьте этот момент.
– Но среди подозреваемых только три женщины… – начал Желтков и угас.
– Да, – усмехнулась Амалия, – и кое-кого я довольно хорошо знаю. Клавдия Петровна не из тех людей, которые станут носить с собой оружие, а Антонина Григорьевна – очаровательная домовитая женщина, которую проще представить себе с иголкой в руках или с чайником. Остается только Натали Башилова, и вот это уже довольно скверно.
– Уверяю вас, у Натальи Андреевны не было никакого повода убивать Панову, – чуть резче, чем ему хотелось бы, промолвил Игнатов.
– Боюсь, вы плохо осведомлены о прошлом этой милой барышни, – отозвалась Амалия спокойно. – Потому что она однажды уже стреляла в человека из револьвера и чуть не убила его.
Желтков открыл рот.
– Да, да, – кивнула Амалия, – все это случилось, между прочим, во Франции и, как говорят, по вине ее отца. Видите ли, он нанял одного головореза с заданием устранить любовника своей жены.
– И что случилось? – сдавленно спросил товарищ прокурора.
– Ну, в сущности, господин Башилов едва не добился своего. Его наемник подкараулил момент, когда мсье Жерво был в доме один, и напал на него. Тот, однако, стал отбиваться и выбил у убийцы револьвер. В разгар драки домой неожиданно вернулась Наташа, ей тогда было лет тринадцать, кажется. Жерво крикнул ей, чтобы она побежала и позвала на помощь, но она подобрала револьвер и сумела выстрелить в убийцу.
– И что было дальше? – напрягся Игнатов.
– Ну, как полагается: следствие и суд. Жерво взял вину на себя и объявил, что стрелял он. Так как его самого пытались убить, ему ничего не грозило. Полиция сделала вид, что поверила Жерво. Его противник просил о снисхождении, он якобы решил просто ограбить богатый дом и не ждал, что там кто-то окажется. Его посадили в тюрьму, а Жерво отпустили. Через некоторое время Башиловы пришли к соглашению, что дочь будет жить с отцом, а он даст бывшей жене развод, обеспечит ее и обязуется никогда больше не вмешиваться в ее дела. Если бы она не отдала дочь, не исключено, что Андрей Григорьевич повторил бы попытку избавиться от месье Жерво… а может быть, не только от него, но и от своей бывшей жены. Он человек, способный на многое, а кое-кто уверяет, что и на все.
– Все это чрезвычайно грустно, – сухо сказал Игнатов, – но даже если Натали пыталась спасти жизнь человеку, которого любила ее мать, я не вижу тут связи с тем, что произошло вчера. Во-первых, сам револьвер, как вы сказали, дешевый, то есть Натали никогда бы себе такой не купила. И во-вторых, у нее не было мотива для того, чтобы убивать Панову.
– Если речь идет о провокации, – отозвалась Амалия, – мы должны быть вдвойне осторожны. Вы, кажется, не понимаете, что до некоторой степени не так уж важно, принадлежит револьвер Натали или нет, стреляла она из него в Панову или нет. Важно, что все это может быть преподнесено публике как некая версия, которая будто бы все объясняет. Неуравновешенная девушка убила бывшую любовницу своего отца – или что-то в этом роде. Как человек Башилов вряд ли внушает особую симпатию, но свою дочь он обожает и, случись что, будет защищать ее до последнего – ну и, само собой, чем отчаяннее он будет ее защищать, тем больше все вокруг будут верить, что убийца – она. Все это может кончиться очень плохо, самоубийством или какой-нибудь трагедией, и наша задача – не допустить, чтобы авторы провокации – если такая вообще имеет место быть – добились своего.
– Я все же не думаю, что мы имеем дело с провокацией, – рискнул заметить следователь. – Пока вскрытие не произведено, мы даже не можем быть совершенно уверены, что это именно убийство… хотя предшествующие события и фантазии Матвея Ильича вроде бы допускают только одно толкование.
– Да, но заметьте, как удачно все получилось: фантазии Матвея Ильича были воплощены в жизнь на следующий же день, и, как нарочно, тут же, под боком находится известный журналист, который наверняка пожелает освещать ход расследования. Совпадение ли это? Но даже если и совпадение, ничто не мешает нам принять дополнительные меры предосторожности, господа!