История одного замужества - Валерия Вербинина

Мягких людей принято недооценивать, потому что многие забывают, что мягкость – это внешние проявления натуры, которые удобны лишь до поры до времени, а когда они начинают мешать их обладателю уж слишком сильно, он вполне способен их отбросить и показать такой характер, что мало никому не покажется. Через некоторое время Башилов отправился инспектировать один из своих заводов, перекупленных у конкурента, а когда вернулся, узнал, что жена забрала Наташу и укатила к любовнику за границу.

О том, что случилось дальше, в Петербурге ходили самые противоречивые слухи, но ясно одно: Андрей Григорьевич понял, что жена окончательно стала ему врагом, и решил, что так этого не оставит. А так как речь вдобавок шла о Наташе, которую он очень любил, он взялся за дело с удвоенной энергией.

Последующие несколько лет, судя по всему, были полны бесконечных склок, тяжб, скандалов и тяжелейших выяснений отношений. Башилов пустил в ход все свое влияние, все рычаги, на которые был способен надавить. Уверяли, что дело дошло до того, что он будто бы заплатил много денег некой темной личности с заданием прикончить соперника; что он пытался лишить жену средств к существованию и довести ее до нищеты, чтобы она одумалась. Ходили слухи и о том, что Башилов собирался нанять людей, чтобы выкрасть Наташу, и еще много всяких сплетен одна сочнее другой. Кончилось все тем, что Андрей Григорьевич все-таки дал жене развод, на который ранее упорно не соглашался, но взамен забрал Наташу и привез ее в Россию. В разговорах с друзьями он сообщил, что больше никогда и ни за что не женится, что, впрочем, не помешало ему почти сразу же после возвращения завести очередную любовницу – какую-то певицу. Но следует отдать Башилову должное: он остался таким же внимательным и заботливым отцом, каким был до развода, и следил за тем, чтобы Наташа ни в чем не нуждалась. Когда домашний врач обратил внимание на то, что девушка выглядит бледной и анемичной и посоветовал несколько месяцев в году проводить в деревне, Андрей Григорьевич сразу же забросил все дела и стал искать подходящую усадьбу. Ему очень понравились «Кувшинки», но баронесса Корф наотрез отказалась их продавать, и Башилову пришлось удовольствоваться соседней усадьбой, которая нравилась ему меньше, но где тем не менее можно было прекрасно провести летние дни.

Услышав о планах отца, Наташа (после заграницы ее часто называли Натали, на французский манер) поначалу не проявила энтузиазма.

– Будем жить вдвоем, по-простому, – живописал Андрей Григорьевич, ласково глядя на нее. (Слуги, само собой, в расчет не принимались.) – Рядом лес, озеро, если захочешь, я лошадку тебе куплю, можешь кататься верхом…

Натали потупилась. В прошлом она была свидетельницей слишком многих тяжелых сцен в семье и инстинктивно мало доверяла отцу, хоть и чувствовала, что он готов ради нее расшибиться в лепешку. Сельский отдых ее не привлекал, но в городе она не знала, чем заняться, а за границу отец бы ее не пустил, потому что там жила мать со своим вторым мужем и тремя их общими детьми. Подруг у Натали не было, если говорить о той задушевной дружбе, которая случается только между очень молодыми людьми. Она была болезненно застенчива, замкнута и с трудом шла на контакт с теми, кого мало знала; кроме того, Натали унаследовала от отца его наблюдательность и отлично понимала, что те, кто набивается ей в подруги, чаще всего завидуют ей и одновременно презирают ее родителей.

– Наверное, твои управляющие будут к нам приезжать каждый день, как здесь, – пробормотала она. – И никакого отдыха не получился.

Башилов засмеялся и тряхнул головой.

– Клянусь, нас никто не потревожит! Ну что? Ты согласна?

Проще было согласиться, чем настаивать на своем, тем более что сама она толком не знала, чего хочет. И Натали согласилась.

Ей не пришлось жалеть о своем выборе, потому что, когда они приехали, поэтическая красота природы захватила девушку, а кроме того, оказалось, что по соседству живет знаменитый писатель Ергольский. Натали робела перед знаменитостями, но Матвей Ильич ей понравился. Он держался очень приветливо, с достоинством, но без надменности и при первой же встрече согласился надписать ей книжку, которую она, краснея, протянула ему.

– Так-с, ну и что тут у нас? Роман «Счастье»… превосходно…

Своим размашистым, беглым, но хорошо читаемым почерком он написал: «Счастье – это короткая остановка в раю», подписался и вернул книгу Натали. И эти простые слова, в которых вроде бы не было ничего особенного, произвели на нее такое впечатление, что она потом все время мысленно к ним возвращалась.

Счастье! Была ли она когда-нибудь счастлива, в самом деле? И будет ли? Перебирая всю свою жизнь, Натали вовсе не была уверена ни в первом, ни во втором…

Но тут в другое имение по соседству – то самое, которое отец пытался приобрести, но так и не сумел, – въехала актриса Панова со своей свитой. И стоило Натали увидеть Сережу Карпова, посмотреть в его глаза, дотронуться до его руки, как она убедилась, что счастье определенно существует – и кусочек его существует даже для нее, только для нее.

Андрей Григорьевич с изумлением наблюдал за преображением своей дочери. Куда-то подевались и ее болезненная застенчивость, и упорное нежелание общаться с посторонними. Она больше не краснела, стоило ей вступить в разговор; ее глаза блестели совсем по-другому, и она стала интересоваться модами и платьями, хотя раньше упорно одевалась в черные и серые тона, которые ей не шли совершенно. Для Башилова, конечно, не стала секретом причина всего происходящего, и он был достаточно умен, чтобы воспринять ее всерьез. Дочь влюбилась – так и должно быть; надолго или нет – покажет время; ее избранник, конечно, из небогатой семьи, но вроде бы приличный юноша и на шалопая не похож. Если бы он осмелился обидеть Натали или причинить ей горе, то Андрей Григорьевич растерзал бы его – цивилизованно, как уже говорилось, но от того не менее успешно. Однако сегодня, увидев, как Натали и Серж после прогулки на лодке медленно идут по тропинке к дому – идут, как всякие влюбленные, так, словно мир существует только для них, а может быть, не существует вовсе, – Башилов ни с того ни с сего поймал себя на мысли: «А ведь ее мать тоже придется пригласить на свадьбу…»

И он неожиданно расстроился – но не из-за воспоминания о жене и не из-за безобразных ссор, которые у них были; и уж, само собой, не из-за случайной мысли о свадьбе дочери, которую обожал. Он вдруг понял, что его время уходит; сегодня он отец невесты, через несколько лет будет возиться с внуками (он в жизни не представлял, как другие мужчины могут тратить на это свое время, а теперь думал об этом с нежностью и умилением). Серж учится на инженера путей сообщения, это хорошо, но не бог весть что, и Башилов, разумеется, поможет ему с карьерой, научит всему, что знает, и передаст свои дела, когда настанет срок. Да, когда настанет срок…

Он поспешил уйти, чтобы не мешать юным влюбленным; он чувствовал себя так, словно стоит у них на пути, и в то же время за ними было будущее, а он – ну что он? – обыкновенный делец, только жестче, чем многие другие. Отчего-то ему было грустно, хотя грусть он испытывать не привык – люди его склада в основном живут другими эмоциями и на другом их уровне.

В кабинете он занялся пришедшими к нему письмами и телеграммами. Завтра должен был приехать управляющий заводом в Ревеле, и Башилов усмехнулся, вспомнив, что собирался его уволить. Ну что ж, если Наташа так счастлива со своим студентом, можно будет пока не увольнять, в конце концов…

Андрей Григорьевич написал несколько писем, одно, очень длинное и учтивое, но холодное – своей матери, которую не любил и которая никогда не одобряла ни его занятий, ни его женщин, ни даже его богатства, которое позволяло ему спокойно пренебрегать ею. Это письмо пришлось переписывать несколько раз, потому что на самом деле Башилов хотел писать не о погоде и не о соседях, а о том, что он постарел и все же счастлив, раз Наташа счастлива. Андрей Григорьевич не был суеверен, но все же он постарался не оставить в тексте ни намека на то, что его дочь кого-то встретила и что, судя по всему, это серьезно. Он так и видел, как мать скептически поджимает губы, читая строки о своей внучке, и от одной мысли об этом его глаза потемнели.

Дописав письма и заклеив конверты, он позвонил в колокольчик. Вошел лакей, которого Башилов привез из Петербурга, и хотя голова Андрея Григорьевича была занята совсем другим, он сразу же заметил, что слуга встревожен.

– Письма отправить, и как можно скорее. Что? – спросил Башилов, видя, что лакей медлит и не уходит.

– Говорят, актрису Панову убили, – решился лакей. – Следователь уже там.

Башилов откинулся на спинку стула.

– Кто убил? Где там?

– Прямо в доме, Андрей Григорьевич… В «Кувшинках». Говорят, застрелили ее. Из револьвера. И самое странное, до сих пор не могут понять, кто это сделал.