Злой человек - Александр Операй

пустыней. Небоскребы, деловые и развлекательные центры, банки, магазины, скелеты заводов и фабрик, бесконечные плетения многоэтажных домов, собранных в микрорайоны вдоль побережья.

Я делаю небольшой глоток чаю и чувствую привкус мяты, а следом боль в разбитых губах. Хочется закрыть глаза и уснуть, чтобы проснуться в другом месте кем-то другим. Реальность иссекается по краям белыми пятнами. Руки трясутся так сильно, будто я болен неизлечимой болезнью.

Михаил обводит комнату взглядом и говорит.

– Здесь есть проблема, – он стучит костяшками пальцев по застывшей картинке на мониторе, – город другой. Он выглядит меньше. Многие здания находятся не на своем месте, а каких-то и вовсе тут нет. Горы не так высоки и кажутся старше, чем наши. Океан далеко и солнце чужое. Оно уже умирает.

Я потираю виски.

Михаил закидывает ногу на ногу и складывает руки на груди, кутаясь в плащ, от чего становится похож на барыгу, скрывающего под одеждой товар. Истина где-то рядом. Спрятана под песком. Нужно пойти на пляж и откопать её с помощью лопаты, которую может продать только Михаил.

Я пытаюсь удержать руки на месте, потому что они противятся мне. Страшное, невыносимое желание почесаться мучит меня. Зуд нарастает и проникает под кожу, жжет мои кости.

Михаил говорит:

– Мы все спим и видим один и тот же сон постоянно. Он будто вирус, проникает по общей сети в каждый прибор. Червь засел глубоко, да так, что иглой не достанешь. Маленький, вредоносный сценарий, способный создавать копии самого себя, пожирая зеттабайты программного кода. Мерзость гниет. Мерзость плодится. Мерзость заменяет нейронные связи в твоей голове.

Я молчу.

Я жду, когда мои руки меня победят.

И сую их в карман, а они достаются обратно. Снова лезут в карман и снова обратно.

Михаил говорит:

– Ты должен меня подключить. Я хочу увидеть все изнутри.

Я чешу лицо, локти, грудь, чешу плечи, уши, голову, нос, проверяю зубы во рту, щупаю десны. Делаю всё это по кругу несколько раз. Снова и снова, будто сломался. Другая личность внутри меня близка к пробужденью. Осталось немного и я перестану быть этим и стану кем-то еще.

Я открываю упаковку рисперидона и высыпаю кучу таблеток на стол. Вот мой обряд причащения. Тело господне. Кровь и плоть. Я принимаю лекарство и в предвкушении откровения закрываю глаза. Нет ничего передо мной. Только тьма. Она была в самом начале. Она будет в конце.

Михаил ложится на пол.

Он улыбается.

Ему все это в кайф.

Он верит, что там, внутри Радость-17, прячется Бог.

Я прикрепляю силиконовые электроды Михаилу на голову и грудь. Пластины пахнут грязью и потом. Эта вонь никуда не исчезнет. Она будет здесь еще много лет.

Радость-17 загорается красным светом.

Михаил засыпает.

Глава 5

1

Иван мало что помнит о мире.

Нет ничего кроме волн, кроме боли.

Боль и есть океан.

Когда наступает прилив, он ныряет на глубину. Царящая всюду тьма приносит ему облегчение. Он не знает кто он и больше не хочет узнать. Это прыжок в неизвестность. Погружаясь в пучину, он думает о том, что лучше умереть, чем жить словно механизм, замкнувшись в себе.

С каждым метром темнота надвигается ближе и в ней появляются странные звуки, будто айсберги скребут по дну океана. Иван пытается совладать со своим страхом, сосредоточившись на погружении, но вновь и вновь слышит неразборчивый шепот:

Влневует… Влневует… Влневует…

Ивану кажется, что океан со страшной силой давит на тело. Ребра болят, дышать тяжело, будто воздух внутри скафандра превратился в кисель. Вдох не приносит обычного облегчения. Выдыхать просто нечем. Сердце едва справляется с кровью, которая копится в ногах и создает невыносимое чувство разрыва, будто кости лезут из тела. Тряска усиливается, вызывая сильную тошноту. Чувство полной дезориентации. Желудок подбрасывает вверх и резко швыряет вниз, хочется вернуться назад на поверхность, но тело залито свинцом и весит несколько тонн. Ничего не поднять, не сдвинуть с места. Неимоверным усилием воли Иван открывает рот, чтобы кричать, но из горла вырывается лишь хрип и слюна. Он падает вниз и долго летит по колодцу, разбиваясь на дне океана об темноту.

Однажды во время отлива он на мгновенье вынырнул на поверхность и увидел на отмели разрушенный шаттл. Судно переломило пополам: передняя часть упала на бок, а хвост все еще возвышается над водой. Корпус сильно прогнил и местами, как решето. Коррозия разъедает обшивку настолько сильно, что сквозь трещины в крыльях вытекает горючее и попадает в морскую воду. Грязные волны бьются об кучу металла в том месте, где когда-то виднелось название шаттла. Буквы истёрлись и теперь в них мало смысла.

ВЛ..НЕ….ВУЕТ

Прилив приходит и уходит, а Влневует остается. Надпись проступает сквозь толщу воды, когда шаттл погружается на дно и вновь поднимается над поверхностью океана во время отлива. Тень пробегает по небу. Ветер приносит запах гниения. Сладковатый "аромат" смерти идет от волны.

Но ему все равно. Он не против. Иван не видит никакой разницы между жизнью и смертью. Он уверен, что никогда еще не был жив и никогда прежде не умирал. Это место похоже на узкий канал, который разделяет океан и море. Они встречаются друг с другом, но между ними существует преграда, которую не преступить.

На пустынном побережье нет ни души. Вокруг лишь камни и волны. Шум и ярость, надвигающейся непогоды. Холодный прибой разрушает пляж, вымывая породу. Крутой, высокий берег уходит от прилива все дальше в глубь материка. Только скалы никак не сдаются. Они торчат из воды темными спинами, как выброшенные из глубин океана киты.

Какая-то часть его разума давно знает название шаттла. Воспоминание вертится перед глазами, как муха, раздражает и сводит с ума. Он попытался отбросить его, выдохнуть вместе с воздухом, погружаясь во тьму океана, но ему помешал нарастающий гул:

Влневует… Влневует…

Влневует… Влневует…

Время идет и вместе с ним уходит боль. Когда он в очередной раз поднимается на поверхность, чтобы увидеть надпись на корпусе шаттла, к нему приходит первое явственное ощущение настоящего мира. Он слышит, как мимо проезжают машины и чувствует запах выхлопных газов, которые попадают в палату через окно. Где-то справа захлопнулась дверь, оборвав бубнёж телевизора. Ветер трогает волосы и убегает из комнаты прочь. Реальность пахнет цветами. Иногда это тюльпаны, иногда васильки, но чаще всего сирень, мандарин, мята и сера. Рядом колышутся шторы, такие чистые и свежие, что кажутся листами белой бумаги. На тумбочке стоит ваза с цветами. Сегодня пионы.

Хочется пить.

Жажда невыносима. Она вытесняет собой все другое. Кажется, нет ничего более важного, чем выпить стакан чистой, холодной воды.

– Пить, – шепчет Иван.

В комнате только цветы.

– Пить!

Тело тяжелое и чужое.

– Пить!!

Хлопает дверь.

– Пить. Дайте воды.

– Вам нельзя.

– Дайте пить!

– Успокойтесь. Я должен сделать укол.

– Пожалуйста. Люди!

– Черт, не стойте столбом. Держите его.

– ПИТЬ. ДАЙТЕ ВОДЫ.

Иван бьет врача ногой в живот, и