Я — ярость - Делайла Доусон

Но у Мигеля нет ни единой причины смотреть на нее с такой ненавистью, будто она не человек вовсе, будто он хочет разорвать ее на части за все, что она ему сделала и не сделала. Они не конфликтовали, Патрисия никогда не лишала его того, что ему причиталось, не унижала его ни словом, ни делом.

Она хорошо обращается с Мигелем и платит ему достаточно. Конечно, не официально, ведь у семьи Эстрелла нет вида на жительство, но Рэндалл уже что-то думал на этот счет и собирался помочь им с получением гражданства (когда-нибудь в будущем, когда у власти окажется более лояльный к мигрантам президент). Мигель не может испытывать к ним ничего, кроме благодарности.

И вот тут в голове у Патрисии что-то щелкает.

Ярость.

Патрисия слышала что-то про вирус, но, честно сказать, у нее нет времени вдаваться в детали. Не может же она, подобно Челси, весь день напролет ковыряться в компьютере в поисках поводов для тревоги. Будь это серьезно, Рэндалл предупредил бы ее, но пока все его коллеги полагают, что люди из низших слоев просто оправдывают собственное поведение несуществующей болезнью. Как-то вечером Рэндалл после пары бокалов бурбона сравнил Ярость с другим случаем «заболевания» из истории человечества: люди утверждали, что смех и танцы распространяются как зараза, а потому танцевали и смеялись на протяжении дней, даже недель.

«Люди тупые, — сказал он, — и именно поэтому у меня всегда будет работа — ведь нужен же кто-то умный, кто отправит их в тюрьму, чтоб они поплатились за свою тупость и не засоряли своим присутствием улицы. Если президент проявит беспокойство, тогда и я подумаю, не стоит ли мне начать беспокоиться. А наш президент пока совершенно спокоен».

Роза тащит Мигеля в сторону домика у бассейна, шаг за шагом, пересекая двор. Он все так же яростно сопротивляется, пинается, царапается, размахивает кулаками. У нее на руках уже не осталось живого места, но Роза не сдается. Будь у нее муж покрупнее, все могло сложиться куда хуже.

Патрисия проверяет замок, чтобы убедиться, что дверь все еще заперта, и ищет в телефоне информацию об этой чертовой Ярости. Первая же ссылка — страничка на сайте Центра по контролю и профилактике заболеваний, посвященная новой болезни. Здесь же список симптомов.

Внезапные вспышки ярости.

Попытки нанести вред конкретному человеку — вплоть до убийства.

Суженные зрачки.

Ускоренное сердцебиение.

Повышенная температура тела.

Чрезмерное слюноотделение.

Что ж, Патрисия может подтвердить наличие лишь двух симптомов из списка — но этого ей более чем достаточно.

Она набирает 1–555, пока Роза затаскивает Мигеля в домик у бассейна.

В конце концов, это ее гражданский долг.

11.

Челси сидит на крыльце, набросив на плечи одеяло, хотя они во Флориде, на дворе теплая весенняя ночь, а она к тому же вспотела. Это все один из врачей скорой — он неловко завернул ее в одеяло, когда закончил с осмотром. Они сделали миллион снимков, задали миллион вопросов, заклеили ее порезы крошечными пластырями, заглянули в рот и заверили, что если в течение следующих нескольких недель она будет питаться мягкой пищей, то зубы перестанут шататься. Они как следует позаботились о ней, но только после того, как надели наручники на Дэвида и выволокли его из дома. Он брыкался, орал, отпускал невнятные пьяные ругательства и угрожал Челси сотней разнообразных кар, и все это теперь записано на камеры видеонаблюдения полицейских.

— Лживая сука, я тебя прикончу! — орал он. — Это ты во всем виновата!

Будто бы все эти годы он не угрожал убить ее. Но конечно, это ведь не считается, если он пьян. Это говорил не он. Он вовсе не такой.

В конце концов, Дэвид в здравом уме ничего подобного не сказал бы.

Он всегда говорил, что относится к женщинам с глубоким уважением.

— Что это такое?

Элла сидит на ступеньке рядом с матерью. Она смотрит на маленькую карточку, которую Челси, видимо, уже некоторое время вертит между пальцами. Французский маникюр поблескивает в свете фонаря, вокруг которого кружит мошкара. Челси тоже опускает взгляд на визитку: маленький белоснежный прямоугольник, на котором отпечатана контактная информация государственной Группы по борьбе с Яростью. Распространение вируса повлияло на их работу: они могут «упаковать» буйного, а вопросы задавать уже после. Они сказали, что Челси может связаться с ними через несколько дней (если пожелает), чтобы уточнить, в какой карантинный центр Дэвида направили после первичной обработки.

Как будто ей не плевать.

Может, Челси и похожа на побитую собаку, но она вовсе не намерена лизать руку, ударившую ее.

Она почти уверена, что и копы, и врачи скорой знают: вирус Ярости тут ни при чем, перед ними жертвы самого рядового домашнего насилия, однако никто не оспаривал ее ложь. Она видела жалость в их глазах (кроме разве что старшего полицейского, который смотрел так, будто мечтал раздавить ее ботинком, как насекомое). Обидно, что эти люди — которые, без сомнения, с лихвой видели аналогичных случаев, — полагают, будто она кинется в объятия мужа-насильника. Будто она уже мечтает, что он вернется домой.

Она комкает картонку и сует в карман.

— Просто визитка.

Элла протягивает ей холодную бутылку минеральной воды, и какое-то время они просто сидят под темным небом, не касаясь друг друга. Ночь освещают фонари, фары проезжающих мимо машин и свет из приоткрытых жалюзи у любопытных соседей. Челси потягивает минералку, отмахиваясь от комаров, которые пытаются сесть ей на руку. Одного она прихлопывает, и на ладони остается жирное красное пятно. Челси стирает его с руки и встает. Довольно с нее крови на сегодня.

Челси заходит в дом, Элла — за ней, запирая дверь. Дом кажется чересчур большим и гулко-пустым. Повсюду горит свет (полицейские повключали его во всех комнатах, после того как выломали дверь), и Челси щелкает выключателями. Предметы теряют очертания, постепенно уходит чувство будто они обнажены.

Забавно… На протяжении многих лет она воображала день, когда наконец даст отпор Дэвиду, расскажет людям, каков он на самом деле, у нее будут свидетели и доказательства. Хотя муж, как правило, превращался в монстра под покровом ночи, почему-то в ее мыслях это всегда происходило