Я — ярость - Делайла Доусон

людей бродить снаружи. Если кто-то попытается проникнуть внутрь, то Гомер этого не допустит; для этих целей у него даже есть пистолет. Машины не могут заехать на территорию, как в районе у Челси: Гомер пропустит только знакомых, а у незнакомых потребует удостоверение личности. В общем, нельзя просто так взять и войти.

Патрисии не по душе разве что «лежачие полицейские», но она знает, что и они служат той же цели.

Их дом расположен в конце тупика, на комфортном расстоянии от клуба. Конечно, не «Изумрудная бухта», но все же вполне подойдет, чтоб организовать респектабельную вечеринку по случаю свадьбы чьей-нибудь дочери. Она плавно заворачивает на свою половину гаража и останавливается, доехав до стеллажа с теннисными принадлежностями. Все находится ровно там, где должно быть, полки и стеллажи на своих местах, на нужной высоте, покрашены в идеальный оттенок белого и не перегружены, не ломятся от уродливого гаражного барахла.

Зайдя в прихожую гулкого дома, Патрисия снимает свои босоножки и быстро оглядывает первый этаж, чтоб убедиться, что Роза не отлынивает от своих обязанностей. В отличие от Челси, Патрисия сознает, как важно держать марку. Розе платят более чем достаточно, и она доказала свою преданность, однако любой может разлениться, если его не контролировать. Патрисия не находит ничего: ни пылинки, ни оброненной монетки, ни единого лепестка, упавшего с белоснежной цветочной композиции на столике в фойе. Даже немного грустно, когда не на что пожаловаться.

И тут она видит, что творится на заднем дворе.

Фонари горят, и в их свете это выглядит кошмарно, будто ураган обрушился на их земли.

Мебель разметало, подушки валяются на земле в грязи. Некоторые кусты цветов (Патрисия понятия не имеет, что это за цветы, ими занимался Мигель) вырваны с корнем или примяты, повсюду сломанные ветки и опавшие цветы. Керамические горшки разбиты, свечи испорчены… у кого-то будут неприятности.

Будто бы в ответ на эти мысли, Патрисия замечает какое-то движение. Роза выходит из домика возле бассейна и осторожно запирает за собой дверь. Высокая, плотного телосложения женщина лет пятидесяти, она торопится привести в порядок мебель на патио, рывками поднимает стулья и ставит их по местам. Патрисия зачарованно наблюдает из-за занавески. Что, черт возьми, здесь произошло? Кража со взломом? Пока Роза пытается поднять стол, Патрисия бежит в спальню и быстро проверяет меха и сумочки. Всё на месте. Окна не разбиты, телевизоры не украдены, никаких признаков, что в доме что-то не в порядке. Роза как раз заканчивает расстановку мебели, когда Патрисия открывает двери на патио и выходит наружу.

— О, миссис Лейн! Я не ждала, что вы так быстро вернетесь, — здоровается Роза, бросая взгляд на домик у бассейна, где они живут с ее мужем Мигелем. Это маленькое жилище на две спальни, и просто чудо, что удалось уговорить их жить здесь и круглосуточно обслуживать семью. Роза взяла на себя всю работу по дому, она стирает и готовит, а невысокий, крепко сбитый Мигель убирает двор и чинит все, что ломается.

— Думаю, раз это мой дом, я могу приходить и уходить, когда вздумается. — Патрисия чуть улыбается, будто они просто подружки, которые могут свободно шутить друг с другом. — Что здесь произошло? Почему Мигель тебе не помогает?

— Был… сильный ветер… Вечер выдался очень ветреный. — Роза опускает глаза. Она плохо врет, и это одна из причин, почему Патрисии нравится иметь ее в домработницах. — Мигель повредил спину во время уборки. Я позвала сына, чтоб помог по дому.

Патрисия чувствует, как на лбу, будто сама собой, образуется морщинка. Она раздражена.

— Роза, ты же знаешь, что мистер Лейн не любит, когда Оскар паркуется на подъездной дорожке.

Та вздрагивает и нервно оглядывается на домик у бассейна.

— Я прослежу, чтоб он парковался на заднем дворе, миссис Лейн.

Такой вариант Рэндаллу тоже не слишком по душе, но по крайней мере на этой стороне дома, где подъездная дорожка огибает домик у бассейна, окон не так много. А значит, старый грузовик Оскара не будет маячить у них перед носом.

— Знаешь, Роза…

Патрисия не успевает закончить нотацию. Дверь домика распахивается с такой силой, что ударяется о стену и отскакивает. Из проема вылетает Мигель, и он двигается куда быстрее, чем положено пожилому мужчине в шестьдесят шесть лет.

— Идите-ка в дом, миссис Лейн, — говорит Роза и осторожно подталкивает хозяйку прочь с заднего двора. — Пожалуйста. И заприте двери.

Патрисия открывает рот для отповеди, но Роза отворачивается и едва успевает перехватить Мигеля, бросившегося в лобовую атаку. Она весит, наверное, вдвое больше мужа, но он бьется в ее руках, словно дикое животное, у которого вокруг запястья почему-то обмотан ремень. Аномальность его поведения — будто резкая пощечина. Мигель спокоен и тих, любит помечтать и хорошо знает свое дело. Весь день он таскается по дому, напевая под нос, тратит на любую задачу вдвое больше времени, чем потребовалось бы. Никогда еще Патрисия не видела, чтоб он делал что-то быстро: этот человек даже яблоко может жевать целый час! А сейчас он извивается, брыкается, царапается так, что у Розы едва получается удерживать его.

— Шшшшш, — успокаивающе приговаривает она. — Перестань, ну же!

Роза через плечо оборачивается к Патрисии. На щеке у нее кровавые царапины, оставленные ногтями Мигеля.

— Миссис Лейн! Пожалуйста, прошу вас! Спрячьтесь в доме!

Мозг Патрисии переключается от гнева к страху. Она бежит в дом, захлопывает дверь и возится с замком. Оказавшись в относительной безопасности, она несколько мгновений наблюдает, как Роза борется с обезумевшим мужчиной, пытается зафиксировать ему руки, чтобы он опять не принялся царапаться. Мигель смотрит сквозь Патрисию, будто не замечая ее присутствия.

Ярость в его глазах — этот дикий гнев, ненависть, полное отсутствие проблесков человеческой мысли — заставляет Патрисию в страхе шагнуть назад. Она невольно хватается за сердце.

Давным-давно один мужчина смотрел на нее таким взглядом. А потом отвесил ей пощечину.

Это случилось лишь однажды.

Она не поскупилась на ответную пощечину, обрушила на него все грязные ругательства, которые только пришли в голову, расколотила его драгоценный телевизор шваброй, а потом покинула навсегда его опрятную белую квартиру, полную изображений Иисуса, — без гроша в кармане, совершенно одинокая и беременная его ребенком.