Неофициальная история крупного писателя - Чэнь Мяо

— Как поживаешь, Вэй?

К удивлению Чжуан Чжуна, его бывший учитель вовсе не выглядел пришибленным или печальным, а со­хранял вполне бодрый вид. Седые усы на его длинном смуглом лице топорщились даже воинственно. Испы­тующе глядя на Чжуана, он ответил вопросом на во­прос:

— А как ты поживаешь?

В его тоне явно звучала насмешка над одним из крупнейших писателей современного Китая. Чжуан Чжун немного рассердился, но потом вспомнил, что уже не раз доносил на старика. Может быть, он нако­нец решил отомстить? Если так, то ему еще мало до­сталось, надо отдать его в руки Вэй Тао, который покажет ему, почем фунт лиха. Угрожать бесполезно, он все равно ничего не поймет, а вот ответить на его провокационный вопрос нужно. И Чжуан начал тер­пеливо рассказывать учителю о своей новой пьесе «Решительный бой», о ее большом значении и ценности.

Но этого старого бумагомараку, закосневшего в правизне, казалось, совершенно не тронуло то, что скоро должно увидеть свет такое эпохальное произведение. Он лишь прищурился, точно сморщился, и воскликнул:

— Как, ты все еще пишешь о том же самом? Чжуан Чжун чуть не взорвался:

— А о чем я должен писать?!

— Ты ничего не слыхал? — посерьезнел Вэй Цзюе. Изумленно вытаращив глаза, Чжуан ждал, что он скажет дальше, но Вэй словно проглотил уже приго­товленные слова и добавил только:

— Я советую тебе все как следует разузнать!

Он с достоинством удалился, а Чжуан Чжун смот­рел на его крепкую фигуру и сокрушенно вздыхал: «Правильно говорят, что легче сдвинуть гору, чем из­менить природные склонности. До чего консервативен этот старик! Если я донесу, что он выступает против пьесы о борьбе с буржуазией внутри партии, ему снова придется плохо... Впрочем, погоди, погоди. Что озна­чает его совет обо всем как следует разузнать? Про­шло уже больше месяца после смерти председателя Мао, а новостей никаких нет. Может быть, действи­тельно что-то случилось?»

Чжуан пошел домой, расспрашивая по дороге всех знакомых, не слышали ли они чего-нибудь. Люди отри­цательно качали головами, а он ясно видел, что они шеп­чутся друг с другом. Уж не повторились ли какие-нибудь из прошлых событий? Теперь он с гордостью мог сказать, что у него богатейший опыт борьбы и в любой, даже самой серьезной обстановке он не утратит верной позиции.

Когда Чжуан Чжун вернулся домой, уже стемнело. Он вдруг вспомнил, что нужно узнать, прочитала ли Цзян Цин его пьесу и когда будет поставлено его тво­рение. Позвонил к Вэй Тао — его не оказалось дома, а где он, ему не пожелали ответить. Странно! Повесив трубку, Чжуан начал бродить по комнате, хотел кое-что исправить в пьесе, но в душе его словно скакали обезь­яны и лошади. «Ладно, когда Цзян Цин прочтет, тогда все сразу и исправлю!» Он попробовал почитать книгу, но иероглифы расползались перед глазами, точно мура­вьи. В конце концов его взгляд остановился на фото­графии, где он запечатлен с поднятым кулаком, да­ющим клятву всегда придерживаться верного курса. Эту фотографию как еще один бесценный исторический документ он выпросил у корреспондента, который сни­мал на собрании.

«Бам, бам, бам!» — раздалось у него над головой. Наверху была комната для приезжих, но сейчас она пустовала.

«Бам, бам, бам!» — повторилось снова.

— Кто там? — громко крикнул он. Никто не от­ветил. Странно! Чжуан склонил голову и прислушался. Ему чудилось, что кто-то бьет посуду, двигает мебель,— не иначе как там вор! Писатель бесстрашно ринулся наверх. В коридоре было темно, но в конце его ма­ячила чья-то тень.

— Кто это? — испуганно вскрикнул писатель.

— Я,— ответил женский голос.

Чжуан дрожащей рукой нащупал выключатель и на­жал на него. Перед ним стояла та самая красотка, кото­рую он увидел в машине Вэй Тао, когда впервые приехал в столицу. С тех пор встречал ее рядом с Вэем еще много раз. Но почему она пришла сюда? От женщины исходил тонкий аромат духов. Пока Чжуан терялся в догадках, что с ней делать, она спросила:

— Д где ваш начальник отдела?

Дверь комнаты для приезжих отворилась, и в кори­дор выглянул Вэй Тао.

— Сюда,— замахал он рукой,— заходите скорее! Он самолично выключил свет в коридоре и проводил гостей к себе. В комнате не было ни души. Чжуану стало ясно, кого он принял за вора.

— Зачем ты забрался в эту мышиную нору и за­ставил меня столько времени искать тебя? — недоволь­но пробурчала женщина. Назвав имя одного критика, находившегося в чести у центрального руководства, она сказала, что тот приглашает Вэй Тао завтра отведать «полощущейся баранины»[19] и просил ее известить его об этом.

Вэй изменился в лице.

— Не надо сейчас никаких встреч! Скажи, что я не могу.

Женщине это явно не понравилось.

— Так нельзя! Люди уже обо всем договорились. Это неудобно.

Вэй Тао подумал немного, потом сказал с напря­жением:

— Действительно, не могу, но завтра еще обмозгуем, ладно?

Женщине пришлось согласиться, однако недоволь­ство ее не прошло.

— А зачем все-таки ты забрался сюда?

— Дело в том, что меня скоро посылают за границу, я должен подготовиться к поездке, а дома слишком шумно и посетителей много. Вот я и спрятался здесь. Смотрите не говорите никому!

Он выразительно поглядел на женщину, на Чжуан Чжуна. Писатель кивнул, но подумал, что и заграница, и подготовка к ней — наверняка вранье. А женщина продолжала:

— Смотри, как бы человек, который приглашает тебя на баранину, сам не явился к тебе!

— Ни в коем случае! — поспешно вскричал Вэй Тао.— Ты уж поговори с ним за меня. А то стоит прийти сюда еще двум-трем, и это место уже не со­хранить в тайне.

Он буквально умолил ее отправиться по его пору­чению. Красотка, обворожительно улыбнувшись, упорхнула, и тут только Чжуан Чжун сообразил, что при­шел не вовремя. Он смущенно поднялся, собираясь от­кланяться, но Вэй Тао взял его за руку и удержал.

— Посиди еще немного! — сказал он. Вслед за этим между ними состоялся такой диалог:

Вэй. Ты что-нибудь слышал за последние два дня?

Чжуан. Нет, ничего.

Вэй (разочарованно). У тебя же много родствен­ников и знакомых. Неужели никто из них тебе ничего не сказал?

Чжуан. Я не капиталист какой-нибудь, чтобы де­лать все по родству или знакомству. Я делю людей только по политическим признакам.

Вэй. Ты действительно ничего не слыхал?

Чжуан. Я опираюсь лишь на решения централь­ного руководства, а всякие сплетни на улицах никогда не слушаю. Вы ведь знаете, по этой части я уже на­учен горьким опытом.

Вэй (глубоко опечаленный). Это плохо. Выходит, мы с тобой как глухие: ничего не слышим, ничего не знаем. В дальнейшем надо вести себя поактивнее!

Чжуан (вдруг вспоминает). Да, разрешите доло­жить, старик Вэй Цзюе мне сегодня сказал одну фразу...

Вэй (взволнованно). Какую фразу?

Чжуан. Он посоветовал как следует разузнать.

Вэй. Что разузнать?

Чжуан. Этого он не сказал.

Вэй (не выдержав). Ладно, я сам тебе скажу. Это даже моя жена слышала...

Чжуан (поспешно). Что она слышала?

Вэй. Что Политбюро приняло решение арестовать четырех наших руководителей.

Чжуан (оторопев, после долгого молчания). Это, это правда?

Вэй. Я не верю в это. Не верю, что центральное руководство под угрозой. Я только сейчас это понял.

Чжуан. Но ведь ты можешь позвонить самой верховной руководительнице!

Вэй. Я уже звонил, но не могу найти ее. (Пе­чально.) Если это правда, то тебе еще ничего, а я че­ловек конченый...

Чжуан не может ничего сказать, потому что в голове у него свер­кают молнии, переворачиваются реки и моря.

(Мрачно.) Если меня возьмут, помни, что у меня есть жена, дети, родители. Пожалуйста, позаботься о них! Заранее благодарю тебя!

Чжуан (растерян, но все же сохраняет бдитель­ность). Ах, вот ты о чем! Ничего, если твоя семья встретится с трудностями, о ней позаботится руковод­ство. Ты должен верить партии, верить массам, а о себе особенно не беспокоиться. Главное сейчас для тебя — откровенность...

Вэй (недоволен его реакцией). Ты что мелешь? Если меня действительно схватят, ты тоже не убе­жишь!

Чжуан. Я? Я тут ни при чем. Я только писал и не имел никаких политических связей с этими че­тырьмя.

Вэй. Ты еще смеешь нахальничать? Да ты писал тайные письма, доносы, продал брата, жену, даже лю­бовницу. Всуе цитировал Энгельса, чтобы...

Чжуан. Ладно, ладно, я только пошутил, а ты уж сразу всерьез принял. (Придвигаясь к Вэю.) Со­ветую ничего не бояться, потому что ничего страшного и нет! Мы только помогали ей писать образцовые революционные пьесы, а кто выступает против них, выступает против великой культурной революции. Помяните мое слово, начальник, наступит день, когда...