Ослепительный цвет будущего - Эмили С.Р. Пэн

цвет, неважно насколько выгоревший; хотя бы тусклая полоска.

Может, мы неправильно ее любили?

Где мы ошиблись?

Сон – вот что мне нужно. Сон положит конец всем этим мыслям, этому изумрудно-зеленому вихрю. Но с плотно сжатыми веками и трепещущими ресницами я могу только думать о прошлом.

31

Осень, девятый класс

Я никогда так сильно не завидовала другой семье, пока не встретила Ренаров. Позже вина за эти мысли накатывала флуоресцентно-зелеными волнами, словно я совершила самое чудовищное на свете предательство.

Сначала я влюбилась в дом Каро. У них был сногсшибательный гараж, заполненный всякой всячиной: мольбертами, красками, банками с кистями, кусками брезента и тканями с цветными пятнами, корзинками с рабочими халатами… Все это принадлежало Мэл. Одна мысль никак не оставляла меня в покое: А каким бы был мой дом, если бы мама всегда была веселой, а папа – тоже увлечен искусством?

В подвале у Каро было свое рабочее пространство. Вдоль стен выстроились деревянные книжные полки, но вместо книг там стояли камеры, линзы и прочее фотооборудование.

– С ума сойти, – произнесла я. – Ты занимаешься фотографией?

– А, это… – смутилась она. – Почти все здесь раньше принадлежало дедушке. Это он заразил меня фотографией.

Я проследовала за ней в соседнюю комнату. Там было гораздо темнее – никакого солнечного света, только две лампочки, ввинченные прямо в потолок.

На стенах висели черно-белые фотографии – портреты девушек за разными занятиями. Одна вязала. Другая, присев, завязывала шнурки. Еще одна сбривала волосы. Некоторые выгнули тела в танце.

– Ух ты, – выдохнула я. – Ты сама сделала все эти снимки? Просто потрясающие.

– Спасибо, – ответила Каро со смущением в голосе.

Одну девушку я находила на фотографиях снова и снова, и она показалась мне знакомой. Она отличалась от прочих; было нечто чувственное в ее позе, в повернутом торсе, грациозно изогнутых руках. Линия губ, взгляд из-под полуопущенных ресниц. Ее фотографировали так, как мог бы изобразить любимую да Винчи.

Каро проследила мой взгляд.

– Это Чеслин.

Мне показалось, ее щеки оттенил легкий румянец.

– Вы, девчонки?.. – начала я, но осеклась, посчитав этот вопрос бестактным.

– Что? – спросила она с едва заметной резкостью в голосе.

– …Встречаетесь? – произнесла я, смущаясь.

– А. – Ее плечи опустились. – Ну да. Я думала, это очевидно? То есть моя мама, считает, что я встречаюсь с девятью девушками одновременно, но мы с Чеслин вместе с начала лета.

– Ого, – ответила я. – Это… долго. – Я вспомнила Акселя и Лианн и попыталась представить, что они встречаются так же долго. У меня скрутило желудок.

– Я хотела извиниться за маму, – проговорила Каро. – Надеюсь, она тебя не смутила. Я призналась ей во всем совсем недавно, и, кажется, для нее это было так неожиданно, что теперь она пытается наверстать упущенное.

Я не сразу поняла, что она имела в виду комментарии Мэл тогда, когда они подвозили меня до дома. Значило ли это, что теперь моя очередь извиняться за свою мать? За то, как она лежала, распростертая на полу. За то, что Каро и Мэл по колено угодили в тягучее болото неловкости. Нужно ли пытаться объяснить, что произошло, если я сама не имела об этом ни малейшего представления?

Я перевела дыхание и заставила себя улыбнуться.

– Не волнуйся, твоя мама, кажется, очень классная.

Каро закатила глаза.

– Все так говорят. Она тот еще чудаковатый ботан.

– А мы сами-то кто? – Я обвела рукой фотографии и оборудование.

– Туше, – согласилась Каро.

Гора свалилась с плеч. Про мою мать мы, кажется, говорить не собирались – и слава богу.

Мы расположились в другой комнате, с хорошим освещением и весь день провели за прорисовкой внутренностей Зловещего Любовника (так мы его прозвали. Ее. Их). Каро рассказывала мне, как впервые нашла дедулину однообъективную зеркальную камеру. Как обнаружила, что ей нравятся девушки, когда смотрела «Титаник» и не могла оторвать взгляд от груди Кейт Уинслет. Время от времени наступала тишина, и тогда мы просто смешивали краски и концентрировались на движениях своих кистей.

Мы рисовали, пока за горизонт не утекла последняя капля солнца. Я мешала оттенки, пытаясь получить идеальный цвет морской волны, и в какой-то момент поняла, что начинаю щуриться.

– У тебя есть лампа или что-нибудь еще? – спросила я.

Каро перевела взгляд на меня.

– Думаю, пора сворачиваться. У меня есть лампа, но под ней все цвета выглядят иначе. Можем закончить завтра.

– Хорошо, – согласилась я, хотя почему-то не очень хотела уходить. Рисование получилось весьма медитативным.

– Но обязательно оставайся на ужин, – предложила Каро. – К нам в гости пришли бабушка с дедушкой. Они обожают знакомиться с моими друзьями.

Друзья. Это слово эхом отдалось у меня в голове, посылая в грудь лучи тепла. У меня уже несколько лет не было новых друзей.

– С радостью! – сказала я.

– Только предупреждаю, они довольно мерзкие.

Гаэль и Шарль Ренар заставили меня почувствовать себя так, будто я всю жизнь была частью этой удивительной семьи. Они рассказали весьма забавную историю о том, как Мэл выгнала своего парня за два дня до рождения Каро.

– И с тех пор мы этого негодяя не видели, – возвращаясь из кухни с кассеролью и подмигивая, сказала Гаэль. – Скатертью дорога.

Мэл пожала плечами и, долив вина в свой бокал, сделала глоток.

– Ну, хоть замуж за него не вышла, и то хорошо.

У бабушки Ренар был чистый американский акцент, а вот у Шарля – немного французский.

– К тому же после всех ваших игр на сеновале у нас по-явился такой замечательный подарок, как Каролина.

То, как он произнес ее имя, и звук «р», словно перевернутый где-то у задней стенки его горла, придавали слогам особое звучание – будто они принадлежали голливудской актрисе из черно-белого фильма.

Каро издала приглушенный стон страдания.

Мэл поморщила нос.

– Мы никогда не делали это на ферме.

– А вот пахло от вас так, будто именно там и делали, – заявила Гаэль. Она потянулась через стол к руке Шарля, и оба хохотнули.

– Никогда не делай это на ферме, – сказал Шарль притворным шепотом, наклоняясь к Каро, будто это была их тайна. – Неважно, насколько красивая и сексуальная у тебя девушка. – На слове «сексуальная» он сделал ударение.

– Papi, – взмолилась Каро. Казалось, она сейчас сгорит от стыда.

– А чего тут стесняться? – поинтересовалась Гаэль. – Я в свое время увлекалась несколькими девушками.

– Больше, чем несколькими, – встряла Мэл. – Судя по тому, что я слышала.

Бабушка Каро проигнорировала это заявление.

– Ты любишь того, кого любишь. Этого не изменить. Любишь тогда, когда захочешь, и там, где захочешь…

– Только