Право на возвращение - Леон де Винтер

Проливной дождь застиг его вместе с двумястами пятнадцатью прохожими — он подсчитал их! — и Брам накинул желтый нейлоновый плащ. Капюшон плаща скрывал лицо, и Брам чувствовал себя в безопасности. Через двадцать семь минут он оказался перед грязно-белым грузовиком с длинным кузовом. Грузовик стоял у пальмовой рощи, поднятая боковая стенка кузова образовывала навес над прилавком. Из трубы над навесом шел дым. Пятеро быстрых, вспотевших от усердия латиносов, маленьких, плечистых, похожих друг на друга (без сомнения, родственники) готовили, а двое белых американцев лет под пятьдесят, на вид добродушных и вежливых, раскладывали еду по пластиковым тарелкам. Сегодня давали пюре, вареную морковь и на выбор: сою или мясо. Вчера — жареную картошку, брокколи и рыбу (или сою). И всегда — бутылку воды.

— Мясо или вегетарианское?

— Вегетарианское, — ответил Брам.

Никто не спрашивал документов.

Заслоняя свою тарелку от дождя, Брам поспешил под сень пальм — он хотел есть в одиночестве; несмотря ни на что, он считал существенной разницу между собой и бродягами-профессионалами. Одноразовые приборы, тонкие и легкие, оказались довольно прочными. Дождь превращал еду в водянистую массу, но он считал, что еда нужна, чтобы насытиться. Вкус не имеет значения. Ему нужен был план: как добыть денег. Нужна была работа, чтобы за несколько недель накопить достаточно денег для своей миссии.

— Профессор Маннхайм?

Брам, поглощенный едой и планами на будущее, не заметил, как он подошел. Крупный, спортивный мужчина среднего возраста. Мускулистая шея, большие руки. Седые волосы коротко острижены, темно-синий спортивный костюм из чего-то блестящего, вроде шелка. И зонт громадного размера, вроде тех, что ставят на террасах. На ногах — белые спортивные туфли со свежими пятнами грязи.

— Как вы сказали? — изумился Брам.

— Профессор Маннхайм — разрешите мне представиться? Меня зовут Стивен Прессер. Я дед той девочки, что вы спасли на прошлой неделе.

Чего хочет от него этот человек? У него так много дел, столько всего надо обдумать, и исполнение миссии прервалось шесть дней назад. Этого он не мог себе позволить. Он не может так поступить с Бенни.

— Я… я не тот человек, я другой, вы ошиблись.

— Я нашел вас благодаря камерам, которые поставлены возле банка. На всех перекрестках города теперь, после теракта в Сиэтле, стоят полицейские камеры. Я нанял людей, чтобы они нашли вас. Вот как я сюда попал.

Брам затряс головой. Он вовсе не хотел, чтобы его узнали. Он не желал уклоняться от ответственности, он занят восстановлением порядка вещей и прекратить свою работу сможет только тогда, когда она будет завершена, неужели неясно? Он произвел расчеты и вышел на след Бенни. Его формула, должно быть, потрясет даже Хартога. Она говорит сама за себя. 22.8.2008. Это должно быть сразу видно. Как только увидишь — все встанет на свои места.

— Нет, — сказал он. — Я другой человек… я… я не хочу.

Он покинул укрытие и вышел под дождь. Выбросил еду в мусорный ящик, потому что не мог есть, пока не обдумает то, что случилось. Его опознали, это может быть опасно. Дополнительные сложности, которые не были включены в план. Он не может оставаться тем, кем был когда-то. Он не может быть отцом, пока не найдет своего малыша. А раз невозможно быть отцом исчезнувшего ребенка, то, пока он в этом положении, он не может оставаться тем, кем он был, неужели неясно?

Дождь стучал по капюшону, укрывавшему голову и шею, как шлем. Рюкзак вдруг показался слишком тяжелым. Ему не хотелось поворачиваться, чтобы поглядеть, не преследуют ли его, но тот же голос прозвучал снова, совсем близко: видимо, этот тип стоял прямо за спиной.

— Вы брали деньги из банкомата, когда это случилось. Все зарегистрировано. Вы сразу бросились на помощь, не теряя ни секунды. Вы забыли в банкомате свою карточку. К счастью, кто-то отдал ее в банк.

Брам скосил глаза: крепкая мужская рука протягивала ему карточку. Он понимал: чтобы получить свою карточку, он должен предъявить документы. Но это невозможно. Он не мог быть Эйбом, Ави или Брамом Маннхаймом до тех пор, пока Бенни не спит в своей собственной постели.

— Я поставил подпись за вас. В том филиале банка у меня открыт счет, меня там знают. Прессер. Моя фирма — на Пятой авеню, за углом, неподалеку от перекрестка. Моя дочь была в тот день у меня и вышла за покупками. Нам невероятно повезло, что вы там оказались. Моя внучка — с ней практически все в порядке. Шрамик, они говорят, со временем исчезнет совсем.

Пятая. Неправильный номер.

— Нет-нет, уходите. Я не хочу. У меня… я очень занят.

Он пошел к грузовику. Боковую стенку уже закрыли, и повара готовились отправиться в путь.

— Я дам вам свою визитную карточку. Суну в ваш рюкзак, ладно? Тогда вы сможете меня найти. Я расспрашивал о вас, и как я понял…

У Брама не было времени на этого человека. Он побежал прочь по залитому водой газону. Рюкзак тяжело подпрыгивал, и он на ходу пытался восстановить баланс, подтягивая ремни, — все лучше, чем находиться рядом с этим человеком. Почему он должен позволить кому-то сбить себя с пути? Перед ним стоит задача, священная миссия! Сколько дней он потерял, заботясь о еде и ночлеге, когда должен был заботиться о малыше; может быть, не случись эта дерьмовая авария, он, черт побери, уже нашел бы Бенни. Конечно, он хочет получить назад свою карточку, но это связано с опасностью, с тем, что его вычислят и, может быть, арестуют, а если его арестуют, некому будет искать малыша.

Брам добежал до края обрыва. Там, в проеме белой изгороди, начиналась лестница, ведущая к узкому пешеходному мостику, по которому ему легко будет убраться отсюда. Мостик проходил над нижним шоссе и вел к пляжу, который лежал, пустой, под серым небом, зажатый между шоссе и бешеными волнами.

Брам спустился по скользким ступенькам, дошел до высшей точки изогнутого мостика, остановился и оглянулся, вцепившись руками в железную сетку. Сетка огораживала мостик с обеих сторон, чтобы помешать потенциальным самоубийцам спрыгнуть с него. Внизу со свистом неслись по мокрой дороге машины. Лестница между мостиком и краем обрыва была пуста: тот человек не стал преследовать его. Так-то лучше. Он должен вернуться к своей миссии. Как только кончится дождь — завтрашний прогноз позволяет надеяться на лучшее, так было написано в оставленной кем-то на скамейке газете, — он возобновит свои поиски.

Следующим в плане Брама оказалось одно из худших мест Лос-Анджелеса. «Черное» гетто, район, где понастроили мечетей, в которых верующих призывали жить по законам ислама и вести священный джихад на улицах города. Проблема была в том, что здесь 82-я улица состояла из несоединенных между собой кусков, лежавших в северной части Уоттса,[34] самого опасного района гетто. Это означало, что ему не удастся взглянуть на всю улицу целиком, следовательно, работа предстояла более напряженная, чем обычно. Сейчас он находился к востоку от 110-й, — Один-Десять, как здесь говорят, — скоростного шоссе, соединяющего Пасадену на северо-востоке с лежащим к югу Лонг-Бич.

Прошло три недели с тех пор, как незнакомец пытался вернуть ему карточку, и Брам с удовольствием вспоминал о своем отказе. Его не сломили потеря карточки и пособия в сто шестьдесят долларов в неделю. Он продолжал идти к единственной — священной — цели своей жизни.

Прошлой ночью ему повезло. Он получил место для сна в Убежище Армии спасения, в downtown.[35] Он постирал вещи, вымылся и побрился. А утром, после завтрака, получил пакет еды на дорогу, и ему был обещан ночлег, если вечером он вернется назад. Что за счастье для человека, полностью погруженного в исполнение своей миссии! Рюкзак он оставил в комнате для хранения багажа, а с собой взял тетрадку и восемь остро очинённых карандашей. Он не понимал, отчего ему так повезло. Вчера утром с ним заговорила на улице маленькая кругленькая негритянка, состоявшая, казалось, из одной задницы. Она была солдатом Армии спасения и, видимо, специально занималась подобной работой: спросила, не голоден ли он, и дала ему брошюрку. Брам сперва не мог понять, почему она с ним заговорила, но, попав в Убежище и поглядев на себя в зеркало, понял, что теперь он выглядит, как заправский бродяга. Это было ему на руку. Безукоризненная маскировка. Никто и не заподозрит, что за такой внешностью скрывается мощный дух, вооруженный замечательным планом. Все-таки с утра пришлось побриться: кожа под бородой воспалилась и так зудела, что иногда он расчесывал себя до крови.

Теперь он передвигался по Уоттсу, вдоль запущенных бунгало черных бедняков; воспаленное, покрасневшее лицо он смазал кремом и теперь выглядел так, словно забыл умыться после бритья. Как всегда, он начал с того, что узнал, в котором часу кончаются занятия в местных школах. А потом выбрал дома с номерами из двоек и восьмерок. На длиннющих американских улицах это было нелегко. Он должен был осмотреть как можно больше кварталов, а это значило, что придется перемещаться между домами на предельной скорости. Разумеется, со стороны он выглядел по крайней мере странно, но Брам давно смирился с тем, что люди считают его малость чокнутым, его это устраивало. Никем не узнанный, продолжал он свою работу.