Частная жизнь корейской знати. Запреты, положение женщин, быт и идеалы эпохи Чосон - Елена Хохлова

class="image">

Рис. 40. Ким Хондо. Элегантный досуг уединившегося интеллектуала.

Бумага, тушь, краски, 27,9 × 37 см. Частная коллекция. Private collection /

Пространство, в котором находится герой, не прорисовано, но колофон сообщает: «Жить в домике с глиняными стенами, но зато всю жизнь не выходить на службу и проводить время за чтением стихов»[156]. Жилище уединившегося героя, заявленное как скромное, контрастирует с набором предметов, которые его окружают, таких как антиквариат, китайская ваза, диковинки — все это предметы роскоши. Столь противоречивый образ отражает восприятие коллекционирования дорогих предметов как достойного занятия благородного мужа, который ставит духовное выше материального и не стремится к накоплению.

Предметы роскоши привозили из Пекина члены посольских миссий. В XVIII веке китайские власти разрешили участникам корейских посольств посещать ранее недоступные им районы Пекина, где продавали книги, произведения искусства, антиквариат. Чиновникам и переводчикам, отправлявшимся в Китай, чосонский двор платил женьшенем, высоко ценившимся китайцами. В итоге в Ханян хлынул поток предметов роскоши: китайский фарфор и антиквариат (оригинальные бронзовые ритуальные сосуды эпохи Чжоу и их копии, черепица, печати времен империи Хань, чернильные камни, тушечницы, кисти), свитки (китайская живопись и каллиграфия), диковинные европейские вещицы (часы, подзорные трубы и пр.). Коллекционирование стало обязательным занятием для тех, кто претендовал на звание благородного человека[157].

Исследователи обнаружили упоминания о двадцати крупных коллекционерах XVIII века, самые известные из которых сеульские аристократы Сим Сангю (

1766–1838), Ким Квансу ( 1699–1770) и уже упомянутые Нам Кончхоль и Ли Хагон. О каждом из них сохранились схожие впечатления современников, сводящие к следующей характеристике: «Если он видел, что кто-то продавал книгу, свиток, предмет старины, тут же не задумываясь снимал с себя халат и менял на понравившуюся вещь».

Сим Сангю возвел в своей резиденции отдельный павильон, заполнил его предметами роскоши и старинными свитками, собрал библиотеку из сорока тысяч томов[158]. У Ли Хагона тоже была огромная библиотека и коллекция свитков, а для хранения книг он построил Павильон десяти тысяч томов. Для Ким Квансу коллекционирование стало смыслом жизни[159]. Он сдал экзамен на получение должности, но отказался служить и занялся коллекционированием. Дни напролет Ким Квансу проводил в компании древних свитков, произведений известных художников, дорогих тушечниц, кистей, печатей и прочих старинных предметов. На пополнение коллекции он растратил все свое состояние и был готов отдать последний халат за понравившуюся вещицу. Семья и друзья постепенно покинули его, в бедности он заглушал физический голод чтением свитков. Про себя Ким Квансу писал:

У меня была неисправимая страсть к диковинным предметам, поэтому я посвятил себя коллекционированию свитков, кистей, тушечниц, туши… Когда из-за бедности мне нечего было есть, я вместо завтрака и ужина наслаждался своей коллекцией. Когда видел удивительный предмет, сразу же доставал все деньги из кошелька, чтобы купить его, за что друзья меня осуждали, а члены семьи ругали[160].

Пак Чега (

1750–1805), мыслитель, политический деятель, дипломат, писал: «Человек без пёк (страсти, увлечения чем-либо. — Прим. авт.) бесполезен»[161]. Коллекционирование, доходящее до помешательства, воспринималось как пёк, то есть достоинство благородного мужа, показатель его готовности презреть мирское, даже повседневные потребности, ради духовного. Эту модель поведения корейские янбане переняли из Китая, где она была подробно описана в литературе поздней империи Мин.

Однако отношение к частным коллекциям в эпоху Чосон не было однозначным. Так, страстным коллекционером был третий сын вана Сечжона, принц Анпхён (

1418–1453). В коллекции принца насчитывалось двести двадцать два свитка китайских художников периода Сун и Юань. Описывая их, приближенный к Анпхёну сановник Син Сукчу ( 1417–1475) подчеркивал важность и полезность созерцания живописи: «Живопись приносит радость, помогает взращивать в себе великодушие, изучать суть вещей, развивает ум». Коллекционировал свитки Кан Сокток ( 1395–1459) отец чиновника, художника-интеллектуала Кан Хиана ( 1417–1464). Сохранились записи о том, как он любил при свече в тишине рассматривать свитки. Однако сам Кан Хиан завещал детям и внукам не увлекаться искусством, ведь «живопись — занятие низкое, и если потомки узнают об увлечении рисованием, то добрым словом не помянут»[162].

Такое двоякое отношение к живописи объясняется требованиями, сформированными государственной идеологией. В основе неоконфуцианства лежала установка на самодисциплину, умеренность, в связи с чем преобладало представление, что «увлечение бесполезным приводит к потере сути» (ванмульсанчжи,

)[163]. Благородный муж не должен был привязываться к вещам и растрачивать силы на занятия, не способствующие познанию принципа ли. Критике подвергались даже правители, проявляющие чрезмерный интерес к живописи. Например, придворные чиновники не одобряли вана Инчжо ( прав. 1623–1649), предпочитавшего наслаждение свитками совершенствованию знаний конфуцианского канона. Про ванов эпохи Корё чосонские чиновники писали, что их чрезмерное увлечение искусством, кроме прочего, привело к падению династии, поскольку отвлекало от государственных дел. Такие общественные настроения не способствовали широкому распространению частных коллекций искусства среди представителей янбанского сословия.

Однако в XVIII веке столичные чиновники стали открыто увлекаться искусством, коллекционировать и выступать в роли меценатов. Коллекционирование теперь воспринималось не как ванмульсанчжи, то есть недостойное для благородного мужа времяпрепровождение, а как «элегантное, достойное занятие, способствующее познанию»[164]. Коллекционирование стало способом самосовершенствования, ведь в предметах старины воплощались «элегантные вкусы и благородство мудрецов прошлого», а значит, они приближали к идеалу. Постепенно формировались группы ценителей живописи, среди интеллектуалов появились критики искусства. Рос спрос на произведения, что стимулировало и рынок, и развитие живописи в целом, в частности через появление новых жанров.

Рис. 41. Неизвестный художник. Ширма чхэккори. XIX в.

Шелк, краски, 45,5 × 206,5 см. (размер одной створки). Государственный дворцовый музей, Сеул (National Palace Museum of Korea)

Жажда коллекционирования вскоре настолько захватила общество, что правительство пыталось сдерживать и воспитывать население. Летописи сохранили слова неодобрения вана Чончжо, которые в том числе объясняют причину популярности коллекционирования:

В последнее время привычки высокопоставленных чиновников стали эксцентричными, они пытаются нарушить правила, по которым живет Чосон, и вместо этого хотят жить на китайский манер. Они читают вульгарные китайские книги, используют китайские предметы, чтобы показать свою ученость. Брикеты туши, ширмы, подставки для кистей, стулья, антиквариат, фарфор — они выставляют все эти завезенные из Китая новшества, пьют чай, жгут благовония,