Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн

нем тяжелые воспоминания о какой-то другой ночи – или о далеком прошлом. И снова я остро ощутила, как мало мы знаем о прошлом Габриэля и о том, что может таиться в его сознании. Тем не менее я не собиралась сдаваться. Увы, потом мне пришлось пожалеть о том, что я не прояснила все до конца с санитарами из ночной смены, – это вызвало у меня такое чувство, словно я упустила что-то, имеющее ключевое значение.

На следующий день дискуссия о том, способен ли Габриэль реагировать на терапию, возобновилась. Штатный психолог предположил, что пациент просто не готов к динамической психотерапии c упором на размышления и формирование неких взаимоотношений с другими людьми, – возможно, Габриэль нуждался в другом типе лечения. Существует несколько методик проведения терапевтических бесед, каждая из них имеет особенности и делает акцент на разных моментах. Все эти методики являются проверенными и эффективными. Я использую психодинамическую терапию, основанную на психоанализе. Те случаи, о которых я успела рассказать, так или иначе предполагают фокусировку в первую очередь на процессе познания пациентом самого себя. Применяемая мной методика предполагает толкование их слов, поведения и поступков при помощи особых отношений пациента с психотерапевтом. Я настаивала на том, чтобы продолжать работу с Габриэлем, упирая на то, что резкое ее прекращение может причинить ему вред. Если же мы продолжим, считала я, это будет для пациента сигналом о том, что его гнев понят и, вполне возможно, имеет некое значение, какой-то смысл. Зачем же воспринимать вспышку ярости как свидетельство того, что разговорная психотерапия не подходит для данного пациента, если подобные вспышки могут быть частью проблемы, которую мы пытаемся решить?

К этому времени я уже знала, что подобные инциденты (а они будут происходить и в ряде других случаев, которые я описываю в этой книге) могут быть поворотными пунктами, ведущими к появлению новых идей по поводу того, как можно достичь прогресса. У меня все еще оставалась надежда на то, что нам в конце концов удастся выполнить изначальный план, состоящий в том, чтобы подготовить Габриэля к применению методики десенсибилизации и переработки движением глаз (ДПДГ). Я чувствовала, что мои коллеги на этот счет настроены пессимистично, негатив ясно ощущался в комнате, где проходила дискуссия. В поисках поддержки я бросила взгляд на главного психиатра больницы, и он, к моему облегчению, сказал:

– Давайте будем придерживаться утвержденного плана.

В итоге было решено, что я пока продолжу сеансы терапии с Габриэлем при условии более жесткого контроля со стороны младшего медперсонала. Габриэлю увеличили дозировку препаратов, принимаемых на ночь, чтобы он лучше спал. Я же должна была проводить очередной сеанс терапии только в тех случаях, когда в тот день, на который он был запланирован, пациент будет спокоен и в хорошем настроении.

Я снова встретилась с Габриэлем через неделю, потом еще и еще раз. Сеансы проходили трудно и вызывали у меня невольное разочарование, так что в отдельных случаях даже возникала мысль о том, что, возможно, скептики правы и мой пациент еще не готов к подобному лечению. Габриэль никак не объяснил свое поведение – лишь сказал, что ему стыдно за то, что он меня толкнул, и постоянно извинялся за этот поступок. Это, откровенно говоря, мешало, поскольку мы все время концентрировались на собственно событии, вместо того чтобы попытаться понять, почему оно произошло. Я старалась заставить Габриэля задуматься о том, что именно могло так сильно его рассердить и привести в такое возбужденное состояние. Неоднократно я интересовалась, есть ли у него какие-то предположения насчет того, не сказала ли я или не сделала ли чего-то такого, что могло вызвать у него подобную вспышку?

– Не-а, – отвечал он с подавленным видом.

Прошло несколько недель, и увеличенные дозы препаратов и, возможно, более крепкий сон привели к тому, что Габриэль стал более спокойным. Он сумел объяснить, что гнев и возбуждение, когда он «взорвался» в тот злополучный день, вызвала не я, а его «ночной страх». При этом я заметила, что жалобы по поводу изнасилования санитарами ночной смены сменились жалобами на то, что за ним шпионят. Габриэль назвал имена Майкла и Джозефа, двух сотрудников-африканцев, о которых ранее упоминал Дэйв. По словам пациента, во время обходов они то и дело прижимались лицами к стеклу с наружной стороны двери его палаты, чтобы взглянуть на него, – и так всю ночь. Этим они его «затрахали», хотя санитары объяснили ему, что они обязаны это делать в интересах безопасности. Габриэль же упорно твердил, что подобный интерес к нему со стороны ночных сотрудников «плохой». Когда же я попросила его рассказать, почему он так думает, помогая ему вопросами, предполагающими односложные ответы «да» или «нет», пациент затруднился это сделать. Было что-то такое, что ему трудно было до меня донести или мне – понять.

Незадолго до Рождества наша беседа приняла необычный оборот. Это было в середине декабря, во время последнего нашего с Габриэлем сеанса перед праздничными каникулами – в следующий раз мы должны были встретиться только в январе. Мы уселись на стулья и стали поудобнее устраиваться за столом, когда я вдруг услышала пение. Это репетировал кто-то из обслуживающего персонала больницы – накануне Рождества медики собирались колядовать, чтобы собрать деньги на благотворительный взнос в пользу пациентов больницы. Я в этот момент говорила что-то весьма заурядное по поводу того, что на улице стало рано темнеть. Габриэль вдруг поднес к губам палец.

– Тс-с-с…

Я замолчала и прислушалась. Откуда-то из соседнего помещения послышались благостные звуки предрождественского хорового песнопения, которые внезапно прервались, потому что кто-то из певцов закашлялся.

– Ладно, давайте еще раз сначала, – произнес мужской голос.

Хор запел снова:

– Архангел Гавриил[25] спустился с небес на белоснежных крыльях…

При этих словах на лице моего пациента появилась улыбка, к которой вполне подошел бы эпитет «блаженная».

– Эт’ я! – ликующе воскликнул он. – Эт’ я!

– О, конечно, – сказала я. – Ваше имя… особенное, со значением.

Я заметила, что мои слова тронули собеседника.

– Ага. Я сильный, – быстро ответил он и приложил ладонь к сердцу. – Я в себе Бога здорово чувствую.

За стеной тем временем перешли к пению других псалмов. Теперь звучал тот, в котором рассказывается о Вифлееме и Деве Марии. Чистый, звонкий женский голос заметно выделялся на фоне других. Решив воспользоваться хорошим настроением Габриэля, я позволила себе весьма очевидное по своей сути замечание.

– Это ведь песня о Матери и Сыне, не так ли? – спросила я.

– Ага. Это про Мать Марию, – ответил Габриэль и тут же, к моему изумлению, добавил: – Я очень скучаю по своей матери.

Это было сказано очень грустным