Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн

– Вы знаете, что это такое, – прошипел он, и мне на лоб попала капля слюны, вырвавшаяся у него изо рта. – Вы же женщина! Вас могут изнасиловать в любое время, в любую минуту! ОПАСНОСТЬ! Мы оба в опасности! Эти люди! Они обращаются со мной как с грязью! Проникают в меня – внутрь меня… делают меня НЕМУЖЧИНОЙ…

Габриэль с силой ударил кулаком по столу, и я невольно вздрогнула. Затем он поднял правую руку, и я решила, что сейчас он ударит меня, но нет. Его указательный палец был вытянут и показывал на что-то или кого-то за дверью. Посмотрев в том направлении, я увидела сестринский пост.

– Санитары, хреновы ублюдки…

От гнева он выпучил глаза. Речь стала невнятной – слова словно застревали в горле, душили его.

Разумеется, я была сильно напугана, но в то же время понимала, что пациент встревожен и возбужден и что ему необходимо как-то выплеснуть свои эмоции. Я решила попробовать хоть немного снизить накал напряженности, царящий в комнате, и мягко произнесла:

– Габриэль, могу ли я чем-то вам помочь?

Вскочив со стула, мой пациент принялся быстро расхаживать взад-вперед. Было видно, что возбуждение у него нарастает. Он что-то кричал, брызгая слюной. Изо рта у него вырывались потоки слов, разобрать которые было невозможно. Кажется, я уловила что-то вроде «оттрахали в задницу», а слова «ночью» и «санитар» звучали непрерывно, словно странная мантра. Это было повторение уже знакомых мне обвинений и бредовых страхов Габриэля, что в его комнату ворвутся какие-то мужчины и изнасилуют его.

– Больше никогда! Больше никогда! Хватит этого дерьма!

В какой-то момент я решила, что мне тоже следует встать, чтобы, так сказать, быть с Габриэлем на одном уровне, но это был неверный ход. Может быть, он решил, что я собираюсь как-то остановить его или помешать ему покинуть комнату. Так или иначе, он сильно толкнул меня в грудь, и я навзничь упала на пол. Услышав мой возглас, в котором было больше удивления, чем боли, в комнату ворвались санитары.

Завыла тревожная сигнализация. Пронзительный пульсирующий звук заметался по комнате, эхом отражаясь от стен. Габриэль, вырвавшись из рук санитаров, выбежал из комнаты, озираясь в поисках чего-то, что можно было бы использовать как оружие. Он схватился было за стул, но они в больнице особые, очень тяжелые, явно сделанные с учетом особого контингента нашего учреждения. В отчаянии Габриэль сгреб в охапку груду газет и журналов с ближайшей стойки и высоко подбросил их, так что они дождем посыпались на головы медперсонала, прибежавшего на сигнал тревоги. Пять или шесть человек настигли его и повалили на пол – санитары в психиатрических больницах специально обучены действиям в подобных ситуациях, и, для того чтобы скрутить Габриэля, им потребовалось всего несколько секунд.

Встав и отряхнувшись, я отошла в сторону, чтобы оказаться подальше от места схватки и вне поля зрения Габриэля. Затем я увидела Тревора – стоя на коленях у головы пациента, он что-то тихонько ему говорил. Вой сигнализации стих, все немного успокоились, и мне удалось расслышать, какими словами Тревор успокаивает Габриэля:

– Все хорошо, ты в безопасности, с тобой все в порядке, Габриэль.

Другие сотрудники медперсонала удерживали ноги и руки пациента до тех пор, пока он не перестал сопротивляться и пытаться вырваться, а затем поставили его на ноги и увели, надев на него смирительную рубашку. Я заметила, что другие пациенты, находившиеся поблизости, попрятались по палатам или были уведены из коридора другими санитарами и медсестрами. Хотя и редко, но такие вещи в заведениях, подобных нашему, все же случаются, и тех больных, которые становятся свидетелями подобных инцидентов, увиденное может расстроить. Их реакция может быть очень разной – у одних такие случаи вызывают беспокойство, у других гнев, третьи не проявляют к происходящему никакого интереса. Так или иначе первостепенная задача медперсонала в подобных ситуациях – не допустить, чтобы неприятный эпизод вызвал цепную реакцию, которая, распространившись, может сильно осложнить жизнь больницы.

– Гвен, вы в порядке?

Санитары, суетившиеся вокруг меня, явно были обеспокоены – кто-то принес воды, кто-то проверял, нет ли у меня кровотечения или синяков. Я сказала, что со мной все хорошо, – так и было на самом деле. Я лишь сердилась на саму себя за то, что не сумела помочь Габриэлю, а также тревожилась по поводу того, сможет ли случившийся инцидент повлиять на перспективы нашей с ним дальнейшей совместной работы. Он мог быть истолкован как свидетельство того, что, как многие считали и прежде, «Габриэль слишком психически неуравновешен, чтобы с ним имело смысл проводить сеансы психотерапии». Кроме того, его могли внести в список пациентов, представляющих опасность, ведь он напал на врача, что случается довольно редко, особенно в Бродмуре. Между тем наибольшему риску подвергаются, пожалуй, медсестры и санитары, находящиеся в непосредственном контакте с пациентами. Впрочем, подавляющее большинство наших больных никогда не пытаются навредить тем, кто о них заботится.

В инциденте с Габриэлем не было ничьей вины, но опасения, что кому-то предъявят претензии по поводу случившегося, незримо висели в воздухе во время совещания медперсонала, проходившего после окончания смены. Нужно было внести в журналы наблюдений соответствующие данные и заполнить специальные формы – этого требовали существующие правила. Габриэль пришел в палату, где проводился сеанс, уже чем-то расстроенный, пояснила я. Далее я сообщила, что, согласно моему впечатлению, все дело было в его недосыпе и в том, что он испытывал беспокойство и страх, и напал он вовсе не на меня – просто я оказалась у него на пути, когда он захотел покинуть комнату. Тревор выглядел очень удрученным – по его словам, он предвидел, что на этот раз во время сеанса могут возникнуть проблемы и что сеанс следовало отложить, поскольку пациент находился не в лучшем состоянии. Я, разумеется, не могла позволить Тревору взять на себя вину за происшедшее и заявила, что хочу продолжить сеансы терапии с Габриэлем, что он тоже желает этого и, на мой взгляд, ни с каким явным риском это не связано.

Я поинтересовалась у сотрудников, работавших в ночную смену, не произошло ли с Габриэлем чего-то необычного, что не укладывалось бы в привычную схему. Они сказали, что вроде бы ничего такого не заметили; не было ни о чем подобном и записей в журнале наблюдений. Я ни секунды не сомневалась в том, что в действительности никто не пытался причинить пациенту ущерб. Но мне хотелось знать, не было ли ночью сказано каких-либо слов или предпринято каких-либо действий, которые могли бы пробудить в