Нравственный прогресс в темные времена. Этика для XXI века - Маркус Габриэль

потребляя дешевое мясо с промышленных животноводств и вырубая дождевые леса. Покуда мы не признаем, что эти действия являются радикальным злом, безотлагательно нужный нам моральный прогресс — особенно в области охраны окружающей среды — не наступит.

Таким образом, если мы систематически совершаем морально ложное, это возможно лишь постольку, поскольку очевидные нам, совершенно повседневные требования морали систематически скрываются от нас. Общество, в котором мы в основном совершали бы морально ложное, было бы настолько же нестабильно, как группа людей, которая заблуждается во всех вопросах о неморальных фактах. Если бы мы всегда ошибались, мы бы не смогли даже купить хлеб в магазине, потому что мы бы не узнали его, будь он перед нами.

Универсальные ценности — это выражение того факта, что мы не всегда можем заблуждаться, что мы как люди всегда связаны с моральной действительностью. Такие известные формулы, как золотое правило («Не делай другим того, чего не желаешь себе»), или более требовательные варианты на эту тему, такие как категорический императив Канта и современные принципы равенства всех людей, свидетельствуют о человеческом познании той фундаментальной структуры наших действий и мышления, которую американский философ из США Дональд Дэвидсон назвал «принципом доверия» (principle of charity)[99]. Абсолютное большинство наших мнений и действий просто не могут быть ошибочны, так как тогда мы вообще не могли бы существовать и действовать сообща. Уже обучение языку и языковое взаимопонимание предполагают минимальные моральные знания, ведь не может ребенок постоянно бить своих воспитателей и не дать им научить себя хотя бы чему-то. Базовая ситуация обучения, которая возникает с самого рождения, когда нас ждут люди, помогающие нам выжить, уже предполагает, что мы совершаем морально правильное. Без успешного морального действия не существует общества.

Поэтому даже самые отпетые моральные монстры — персонажи романов Маркиза де Сада или, к сожалению, реальные важные фигуры мировой истории, такие как Адольф Гитлер, Мао Цзэдун и Ким Чен Ын, — иногда поступают морально, пусть даже по отношению к группам людей, с которыми они связывали(ют) себя или которые (были) нужны им, чтобы вместе с ними осуществлять свою диктатуру.

Кризис коронавируса выявил динамику морального прогресса в темные времена. На одно предсказание можно отважиться уже сейчас: решения, принятые многими правительствами в те дни, доказывают, что можно вести морально требовательную политику — причем почти неважно, чего это стоит. Федеральное правительство Германии, как и многие другие правительства, продемонстрировало готовность пойти на до сих пор непредставимые экономические убытки ради защиты нашего здоровья. Мы, граждане, приняли это, так как мы могли исходить из того, что мотивы, двигавшие нашими политиками, основывались не только на их тактических расчетах, но и на подлинно моральных доводах. Это запустило волну солидарности, общественной сплоченности.

Тем самым, всемирная история доказывает обманчивость той идеи, что в сложных демократических обществах мы автоматически должны следовать императивам рынка, лоббистов и неолиберальных экономистов. Политика автоматически не является морально коррумпированной — напротив, она осуществляется людьми, способными на моральное познание и ответственность.

Универсализм — это не европоцентризм

Французская революция — это барабанная дробь, с которой начался модерн. Часть революции заключалась в моральном рвении, с которым различные общественные группы ставили себе целью покончить с представлением, что людей можно делить на классы и оценивать по расе, религиозной принадлежности и полу. Таким образом, модерн начинается с попытки преодолеть ценностный релятивизм Ancien Regime[100] — циничных абсолютных монархов и покрывавшихся ими привилегированных классов — и предоставить всем группам населения человеческие права, во многом попиравшиеся тогдашней властью.

Но именно историю возникновения модерна часто используют против морального универсализма. Ведь Французская революция привела к вспышкам насилия и государственному террору, тотальной войне в рамках наполеоновских походов и новым системам эксплуатации. И вообще, как говорят постмодернистские и постколониальные критики модерна, Новое время в целом является процессом европейского колониализма, который использует язык, звучащий на лад универсальной морали, чтобы творить ужасы в других частях мира.

Но идея универсальных ценностей — это не европейское изобретение эпохи модерна, наоборот, она возникает, во‐первых, еще во времена до модерна и, во‐вторых, вне Европы [101]. Не говоря уже о том, что фатальным европоцентристским высокомерием является вера в то, что идея универсальных человеческих прав — это европейское изобретение. Это допущение с самого начала подорвало бы ее универсальное значение и вызвало бы вопрос, почему людям за пределами того края евразийской плиты, на котором мы сегодня обитаем, не должно было прийти в голову, что их моральные требования касаются всех людей? Было бы полным абсурдом считать, что аборигены, китайцы, индусы или коренное население американского континента никогда не замечали без нас, европейцев, что они люди, отличающиеся от других живых существ в том числе тем, что они выдвигают моральные требования, касающиеся всех людей как таковых.

Разумеется, верно, что во все задокументированные до сих пор времена, когда сложно организованные великие культуры встречались друг с другом, какая-то группа людей считала неполноценными людьми одну из групп, которую она презирала или боялась («русский», «желтая угроза»). Когда кто-то считает, что евреи, темнокожие, шумеры или ацтеки менее человечны, чем он сам, он, помимо прочего, упускает из виду, что все люди обладают более или менее одинаковой ДНК и биологически их по факту вообще нельзя распределять по расам (см. ниже с. 244 и след.). Расистское мышление имеет свои истоки в этих очевидно ложных допущениях о биологической природе человека.

Ложный универсализм, таким образом, выдвигает универсальные требования и при этом упускает из виду, что он пытается универсализировать свойства, которыми обладают лишь некоторые люди. Так, было бы неверно пытаться сделать всех людей христианами с помощью миссионерства, так как это является не только универсальным, но еще и ложным притязанием, которое не соответствует ни моральным, ни неморальным фактам. Обращать людей в религию отчасти силой (как во времена крестовых походов или колониализма) определенно морально неприемлемо. В худшем случае таким образом даже универсализируется заблуждение, согласно которому лишь некоторые люди считаются полноценными.

Из того, что существует ложный универсализм, не следует, что универсализм как таковой ложен.

Прежде чем мы обстоятельнее изучим и опровергнем подозрение о том, что за универсальными моральными требованиями и ценностями всегда скрываются частные групповые интересы, мы должны сперва точнее понять идею универсализма.

Ценностный универсализм — это допущение, что существуют универсальные ценности, и я понимаю эту идею так, что человеческие действия можно подразделить на три категории, которые постоянно переходят друг в друга. Как уже объяснялось, этими тремя категориями системы универсальных ценностей