Нравственный прогресс в темные времена. Этика для XXI века - Маркус Габриэль

непредсказуемые решения, бесстыдное игнорирование лучших аргументов и презрение к идее морального прогресса — вот основы постмодернистского медийного перформанса Дональда Трампа, иконы ценностного нигилизма. Его цель — это удержание и рост власти США в международной системе сил с целью усилить своих партнеров и уничтожить своих врагов там, где это возможно, или же настолько ограничить простор их действий, чтобы они не могли стоять на пути реализации его интересов.

Ницше и его отвратительное(ые) заблуждение(я)

Нигилизм в целом — это концепция о том, что в действительности ничего вообще не имеет объективной ценности, даже жизнь. Нигилизм считает действительность ценностно-нейтральным местом, где бушует борьба видов и индивидов за выживание. Согласно главной идее нигилизма, ценность возникает лишь тогда, когда кто-то оценивает нечто, что само по себе не имеет никакой ценности.

Особенно красноречиво эту идею сформулировал Ницше, который использовал ее в рамках своего обширного проекта по развенчанию предполагаемой (в действительности, как мы видели, не существующей!) христианско-иудейской ценностной системы «морали рабов», как он назвал ее, в пользу новой «морали господ».

Ницше приводит в пользу своего радикального жеста, строго говоря, единственный аргумент, который он на разный лад использует в своей критике морали. При этом следующий аргумент, которым он пользуется, в конечном счете, является риторической уловкой. Он предполагает, что ценности существуют, только если есть ценностные суждения, которые он интерпретирует как изобретения ценностей. К примеру, он пишет:

По счастью, я заблаговременно научился отделять теологический предрассудок от морального и не искал более истоков зла позади мира. Небольшая историческая и филологическая выучка, включая врожденную разборчивость по части психологических вопросов вообще, обратили вскоре мою проблему в другую проблему: при каких условиях изобрел человек себе эти суждения ценности — добро и зло? и какую ценность имеют сами они?[95]

Но тем самым Ницше допускает то, что должен был доказать — то, что моральные ценности изобретаются, — таким образом, приходя к софизму, известному как petitio principii. Если кто-то, назовем его A, пытается что-то доказать другому человеку, назовем его B, и B в этом еще не убежден, недостаточно просто утверждать то, во что B не верит. Petitio principii — это круг в доказательстве, который уже предполагает то, что требуется доказать. Ницше, таким образом, не ведет никакой устойчивой работы по убеждению, но лишь использует (крайне впечатляющую и эффектную) риторику, подсовывая читателю основной тезис своей книги «Генеалогия морали».

При этом он совершает и другую ошибку, называемую эквивокацией. Она состоит в том, что два родственных в языковом плане выражения с разным значением используются в одном умозаключении так, как если бы у них было одно значение. Вот броский, легко заметный случай эквивокации:

1. Ангела Меркель — хитрая лиса.

2. Лисы — хищные звери.

Вывод: Ангела Меркель — хищный зверь.

В первом высказывании «хитрая лиса» используется как метафора. Во втором высказывании лисы, напротив, описываются как вид зверей, так что вывод не следует из двух посылок. Умозаключение только выглядит логичным, но таковым не является.

Эквивокация Ницше состоит в том, что он постоянно путает моральный и экономический смысл слова «ценность» и тем самым полагает, что за всяким моральным аргументом скрывается борьба за власть. Кроме того, он основывается на следующей простой ошибке:

1. Люди изобретают ценности.

2. Ценности имеют ценность.

Вывод: Следовательно, люди изобретают ценность ценностей.

В качестве обоснования для первого высказывания Ницше приводит то, что мы изобретаем ценностные суждения, что даже в определенном смысле верно. Если я сужу о данном действии как о злом, я даю этому суждению существовать. Суждение не существует прежде, чем его выносят. В этом смысле оно является изобретением. Но из этого не следует, что злостность действия само по себе является изобретением. В высказывании 1, таким образом, уже скрыто заблуждение. Ошибка становится явной, если сформулировать следующее аналогично построенное «умозаключение»:

1. Люди изобретают лекарственные средства.

2. Лекарственные средства имеют химические свойства.

Вывод: Следовательно, люди изобретают химические свойства лекарственных средств.

В высказывании 2 у Ницще («Ценности имеют ценность») смешиваются два разных смысла слова «ценность». Первый смысл — моральный, второй — стратегический или же экономический. Люди изобретают экономические ценности (такие как цены на товары), так как они зависят от постановки целей и договорных процессов. Но мы изобретаем не моральные ценности, а в лучшем случае ценностные суждения, которые могут быть истинными или неистинными. И что именно должно значить то, что моральная ценность добра или же антиценность зла имеют ценность? Добро — это просто добро, а зло — это просто зло: здесь нет никакой второй ценности, которая присоединяется к первой. Добро автоматически не является полезным, а зло автоматически не является вредным, как полагает Ницше. В конечном счете, быть может, злые люди вовсе не достигнут своей цели и скорее непреднамеренно создадут на своем пути условия добра. Возможно, даже существует прославленная Гёте сила, что «творит добро, всему желая зла»[96]. Не у всех, кто хотел бы навредить, это получается. Но это не значит, как считает Ницше, что моральные ценности автоматически имеют иную ценность, о которой в действительности идет речь.

Ницше считает, что моральные ценности имеют инструментальную ценность, что он должен был бы отдельно доказать, а он по умолчанию это предполагает. Аргументация, которая действует на фоне (и основывается на Шопенгауэре), конечно, кажется правдоподобной. Подумайте о такой морально нагруженной ситуации из повседневности: вы идете по подземному переходу и видите бездомного, сидящего на пледе. Он протягивает руку, выпрашивая денег. При этом в голове проносятся мысли типа: «Всем же помочь нельзя» или «У меня сейчас нет времени», но также и «Бедняга, я должен помочь ему!». К сожалению, есть и люди, которые при виде такой сцены думают, что он сам виноват в своей нищете, и даже считают, что такие люди и так стоят «нам» слишком много денег.

Представим теперь себе, что мы дали бездомному пару евро. В таком случае всегда можно спросить, почему мы, собственно, это сделали. Мы хотим быть хорошими и порядочными? Мы думаем, что всегда можно немного помочь? Хотим ли мы отгородиться от того обстоятельства, что помимо небольших денежных подаяний мы не помогаем почти никому в состоянии нужды?

Наши истинные мотивы при принятии решения часто скрыты от нас. Когда мы действуем в морально нагруженной ситуации из повседневности, мы обычно не проводим сложного психологического самоисследования, чтобы удостовериться, что мы действуем из чисто моральных мотивов.

Поэтому уже Артур Шопенгауэр полагает (вслед за Кантом), что большинство, если не вообще все человеческие поступки руководствуются неморальными