Кочевые повести - Илья Одегов

– Это ж я так до весны могу простоять, – бормотал он, открыв капот и копаясь в моторе окоченевшими пальцами. – Аккумулятор вроде в порядке. А может…

Гена схватился за инструкцию и принялся ее неловко листать, подслеповато прищуриваясь от охватившего все вокруг белого снежного света.

Соседний сугроб вдруг зашевелился, обрушился стеной снега, и из этой снежной пыли возник заспанный мужчина, завернутый по уши в серый клетчатый плед. Гена в удивлении замер, разглядывая незнакомца. А тот потянулся, зевнул и, увидев Гену, приветливо кивнул ему:

– Здорово, сосед. Че, не заводится?

– Да я не сосед, – досадливо сказал Гена, – я так… Застрял вот.

Незнакомец подошел ближе и протянул руку.

– Данияр.

– Геннадий.

– Ничего, что я сразу на «ты»? – спросил Данияр.

Гена, уже скрывшийся под открытым капотом, только махнул рукой.

– Стартер не крутит, сука. Реле, что ли, сдохло? Не пойму… А куда сейчас ехать за новым? Я сюда-то еле добрался. Последние несколько кварталов тащился как черепаха. Должен был к девяти приехать, а приехал к двенадцати. Электрик я, короче. Ольгу Шатунову знаешь? У нее свет делал. Работы здесь оставалось на час, а ехал три. Деваться некуда. Снег на дорогах уже выше колена, а где чуток утрамбовался, там такие буераки, что мама не горюй. И пробки… Люди прямо на дорогах машины бросают. А тут стартер, сука. Как я домой поеду теперь?

– Жена ждет? – спросил Данияр.

– Да не, какая жена. Была одна… так… Я, знаешь ли, рыбак. Ты рыбалку любишь?

– Ну-у, – неопределенно протянул Данияр.

– А я вообще без этого не могу. Дома сижу, тоскую. Крючки натачиваю, грузилки готовлю. А она ни в какую. Думала, что я там бухаю. Уезжаю от нее, чтоб напиться. Дура. Ну я выпиваю, конечно, но не допьяна. Так, в удовольствие. Один раз такую мне истерику устроила, что я взял, собрал свои удочки и ушел. Так и живу теперь. Тебя, как я погляжу, тоже из дома выгнали?

– Да уж, – натужно засмеялся Данияр, – который день ночую в машине – и ничего, даже нравится.

Геннадий взглянул искоса на Данияра и снова зарылся во внутренности автомобиля.

– Ясно. Скучаешь, значит, уже.

– Скучаю, – сразу согласился Данияр. – Ужасно скучаю. Привык, понимаешь, что жена рядом. Все время о ней думаю.

– А чего ушел тогда?

– Да, – махнул рукой Данияр, – сам теперь не знаю. Повздорили. Тогда казалось, что все, капец. Я потом всю ночь думал: почему женщины мужиков пилят? Ладно, я понимаю Галку, Галю эту… как ее… Кравцову, из второго подъезда, знаешь?

– Не, – сказал Гена.

– А, ты ж не наш, я забыл, – хлопнул себя по лбу Данияр. – Ну, неважно. У Галки муж пьет. Виктор. Ну, не по-черному, но нормально так. Галка на трех работах пашет, а он афганец, на пенсии. Пенсию и пропивает, а заодно и пол Галкиной зарплаты. Крыша у него сразу слетает, там и Галке достается, и детям. Зато наутро Галка его пилить начинает, всю жизнь ему припоминает, а у нее язык острый. Недели две порой он ходит, хвост поджав, а она только покрикивает. А потом все заново. Это я понимаю. Он ей жизнь портит, она ему. Все по-честному. А у нас? Я, к примеру, свою Алию… Она, знаешь, у меня какая? Одна на весь мир. Я ведь в ней души не чаю! Все для нее делаю, а она… Эх-х. Да какая разница. Все равно уже.

– Ну, иди к ней, поговори, – предложил Геннадий.

– Не, не пойду, – помотал головой Данияр, – не умею я извиняться. Да и в чем виноват-то я? Я ж не пью, не курю, не обижаю ее. Цветы по праздникам дарю, зарабатываю нормально, в рестораны ее вожу. Не, ну, с другой стороны, я понимаю, конечно. Я-то на работе весь день торчу, а она дома, одна. Еду готовит, порядок наводит, меня ждет – домашних хлопот много. А потом я прихожу, уставший, злой. На работе ведь тоже куча проблем. Вместо того чтобы приласкать Алиюшу, хожу по дому хмурый. Иной раз могу поесть и спасибо даже не сказать. Она обо мне заботится, а я даже не замечаю иногда. Посудомойку ей не купил, зажмотился. Да и сейчас вроде выходные себе устроил, а по дому ничего делать не хочется. Алиюша сколько раз меня уже просила окна отрегулировать, дует с них, холодно, а мне все лень. Вот она и обижается. Ну я ведь тоже человек. Могу и полениться иногда. Это же все ерунда, правда? Как считаешь? Или нет? Не, все-таки не пойду я. Если приду, опять получится, будто я виноватый. Я всегда виноватый. Что бы ни случилось, а виноватый я. Не, не пойду.

– Иди-иди, – сказал Геннадий, посмеиваясь. – Видно же, что совестно тебе, что скучаешь ужасно и только повод ищешь.

– Да ну тебя, – сердито отмахнулся Данияр и пошел обратно в свой джип.

Геннадий захлопнул капот, сел за руль, выдохнул с надеждой и повернул ключ. Мотор заклекотал, забурчал, встряхнулся и затарахтел, чихая и откашливаясь. Из выхлопной трубы вылетело густое облако, оторвалось и поплыло, растворяясь в морозном воздухе.

Гена оставил машину прогреваться, а сам нырнул в подъезд и снова поднялся к Ольге Юрьевне в квартиру. Отпер дверь своим ключом, вошел, разулся, прошел в комнату, поглядывая по сторонам.

– Эй, Чмо! – позвал Гена и прислушался. Тишина.

– Чмо, ты где?

Он приподнялся на цыпочки и похлопал наугад ладонью по пыльной крыше шкафа. Ничего. Прошел к тумбочке с телевизором, заглянул за нее – пусто.

– Куда ж ты подевалась? – пробормотал Гена, оглядываясь, и тут же в его лодыжку вцепились зубы и когти. Растопырив лапы, Эльза набрасывалась на его пятку, прикусывала пальцы на ногах, а потом отскочила в сторону и метнулась под кровать, но через мгновенье уже высунула оттуда розовый нос, с любопытством наблюдая за реакцией Гены.

Гена присел перед Эльзой на корточки. Она мяукнула и грациозно вышла из-под кровати, потягиваясь, играя хвостом. Прошлась пару раз, а потом опрокинулась на спину и вытянула вперед все свои лапы, ожидая, что Гена начнет с ней играть. Но Гена не был настроен на игру.

– Слушай, Чмо, – тихо сказал он, – а давай я тебе отсюда заберу, а? Будешь у меня жить. У меня, конечно, не такие хоромы, как здесь. Зато свой огород, свобода, простор. Будешь на свежем воздухе играть, мышей ловить, у тебя же на носу написано, что ты охотница. А я буду тебя рыбкой свежей кормить. Я ж рыбак, у меня рыба, знаешь, какая бывает! И сазан, и судак, и жерех. Не то что этот твой «Вискас». А с Ольгой Юрьевной я поговорю. Если что, скажу, что не буду брать денег за работу. Она мне уже порядочно должна.

Эльза внимательно слушала Гену и время от времени тянулась к нему растопыренной лапой, пытаясь схватить за покачивающийся подол рубашки.

– Только машина моя сломалась, – вздохнул Гена, – то заводится, то не заводится. Но ты не переживай, я сегодня с ней разберусь, сам разберусь или механикам отгоню, но починю, обязательно починю. А завтра за расчетом к Ольге Юрьевне приеду и тебя заберу. Ей-богу, заберу. Не отдаст – украду.

Эльза поняла, что дело серьезное, тихо мяукнула и нервно задергала хвостом.

– Вот и славно, – сказал Гена.

17

Степаныч оформил все как полагается. Кольцо у него сохранилось. Много лет назад он собирался жениться на Нияре, хорошенькой медсестре из ЛОР-отделения. Роман завязался страстный. Они ходили вечерами в кино, жадно, до крови целовались. Ее груди были маленькие, мягкие, и только сосочки возбужденно твердели. Степаныч шарил во тьме кинотеатра там, под ее блузкой, но дальше этого Нияра его не пускала. Умный Степаныч понял, что дело в свадьбе, и побежал покупать кольцо. А на следующий день Нияра на работу в больницу не пришла, зато пришли ее братья – два рослых, крепких азербайджанца. Они нашли Степаныча и намекнули, что Нияра ему не пара и что последствия их романа могут быть самые печальные. Кольцо Степаныч решил оставить как память. И сейчас очень надеялся, что оно придется Тоне впору.

В ресторане, куда они пришли, людей было немного.