Кочевые повести - Илья Одегов

– Да уж. Эх, Лешка! Ну надо же!

– Данька! А ты все такой же. Вообще не изменился.

– Скажешь тоже.

– Чесслово. Ты-то как вообще?

– Ну, я за рубежом бываю нечасто. Тоже женился. Бизнес здесь открыл. В общем, все как у людей, не жалуюсь. А ты, ты кем работаешь?

– Окончил математический, а потом переучился на программиста. Сейчас программисты нужнее, чем математики.

– Ну да, компьютеры, андроиды…

– К тому же хороших программистов сейчас мало. В основном рынок забили китайцы и индусы. Делают тупо, но дешево. Ты, кстати, Людмилу Ивановну, математичку, помнишь?

– Конечно. Это же она нас тогда из класса выставила за самолетики?

– Да, точно. Ты потом перевелся, а она нашей классной стала. Нормальная оказалась тетка. Математику хорошо знала. Мы с ней после школы переписывались даже. А когда в Канаду переезжали, я адрес потерял. Думал, может, ты знаешь.

– Не, я-то вообще ее толком не застал. Зато я недавно Айнурку Тасбулатову встретил. Она теперь адвокат, здесь недалеко работает. Айнурка ведь тоже до конца с тобой проучилась?

– Да, до одиннадцатого.

– Могу ее контакты дать. Возможно, она что-то про Людмилу Ивановну знает.

– Ладно, разберемся. Спасибо. Ты-то как? Как время проводишь? В футбол играешь еще? Ты ведь классным футболистом был!

– Да не, какой футбол. Сто лет уже не играл. Так, работа, дом. Иногда с женой в кино ходим.

– О, слушай, я видел, что у вас сейчас «Евгений Онегин» идет. Ты не был, не знаешь, как там?

– В оперном, что ли?

– Ага.

– Не, я оперу не очень.

– Я вот тоже думаю, идти или не идти. Просто не понимаю, ну как могут казахи петь «Евгения Онегина».

– А что непонятного?

– Ну это же странно, разве нет?

– М-да, а я гляжу, ты изменился.

– В смысле?

– Ладно, проехали. Расскажи, как там, в Канаде, живется.

– В целом неплохо. Работа есть, люди нормальные. Жить можно. Пить я, кстати, бросил. Я ж в России бухал по-черному, а потом женился. Повезло. У меня жена православная, да и меня покрестили тоже. Как покрестили, так я пить и бросил. Не пью, не курю, прямо божий одуванчик. Несу людям свет и любовь. Чувствую себя почти святым, без дураков.

– Ну молодец. Как жену-то звать?

– Ольга. Оленька. Я тебе щас расскажу, как мы с ней познакомились. Я тогда только в Москву приехал второе высшее получать. Приехал, нашел съемную хату, заселился и решил отдохнуть, в кино сходить. Пришел, а зал почти пустой. Ну, думаю, Москва все-таки, здесь этих кинотеатров как грязи. Тут фильм начался. Минуте на десятой я понял, почему зал пустой. Мутотень страшная. Какая-то баба там все ходит и о жизни размышляет. Не помню названия. Я уж уйти хотел, а потом Ольку приметил. Она чуть сзади меня сидела. Ну то есть я-то еще ее не знал. Просто вижу: вроде хорошенькая девчонка. В темноте особенно не разглядишь. Ладно, думаю, потерплю еще. И, веришь, нет, еще два с половиной часа терпел. Два с половиной! Но не зря. Как фильм закончился, все десять зрителей с мест поднялись, к выходу потянулись, а я к ней. Слово за слово, познакомились, фильм обсудили, в кафешке присели тут же, и, в общем, вызвался я ее до дома проводить. И вот уже возле подъезда мы с ней стоим, а она и говорит, что живет, мол, одна. Поднимаемся медленно, на каждой площадке целуемся. Зашли наконец. Она мне тапочки предлагает, все дела, проходим на кухню – а там стол накрыт, водки, правда, нет, так, сок и закуски. Посидели, сока выпили. Я закурить хотел – не дала. И сама так на меня смотрит пристально. Я ей невзначай руку на коленку положил, она вся покраснела, руку мою с коленки сняла, сжала, привстала и за собой потянула – в комнату. На кровать меня посадила и начала раздеваться. Я за ней, тоже с себя рубаху стягиваю. Она до белья разделась, а потом под одеяло нырнула и все остальное уже там сняла, а потом под подушку руку засунула и оттуда мне презерватив достает. Мне-то что, беру, натягиваю и к ней под одеяло ныряю. Короче…

– Э-э, слушай, ну давай без подробностей, а? Дети-то у вас есть?

– Да ладно, че ты… Дальше-то самое интересное. Ну как знаешь. Не, детей пока не завели еще. Щас к новому месту привыкнем, пообживемся и понаделаем ребятишек. Пацанов хочу. У тебя как с этим делом?

– Такая же история. Пока собираемся только. Да мы всего три года как поженились. Успеем еще. Машину водишь?

– Приходится. В Канаде расстояния большие, на такси не наездишься. К тому же все таксисты – черные, страшные, рожи у всех бандитские, ужас просто.

– Слушай, да ты все больше меня удивляешь.

– Да не, я точно тебе говорю, все черные. Я и сам удивляюсь! Хорошая, кстати, здесь уха. Не пробовал? Рекомендую.

– Я рыбу редко ем. Предпочитаю мясо.

– А я всеядный. Как медведь. Еще с армии привык все подряд жрать. Как, кстати, тут в Казахстане настроения насчет войны?

– Какой войны?

– Как какой? Третьей мировой.

– Да я не знаю. А что, Канада к войне готовится?

– Весь мир готовится. Ты что, телик не смотришь?

– Смотрю иногда, только верю не всему.

– Ну, конечно, я тоже не всему верю. Это нормально. У каждого канала ведь своя позиция. Один говорит, что прав тот, другой, что прав этот. Но войну все предсказывают.

– Слушай, ну я, конечно, не спец, но, по мне, так война в мире идет уже давно. То в одном месте, то в другом. Один нападает, другой мстит, третий защищает… И кто прав – никогда не разберешь, как ни старайся. Хоть все новости пересмотри, хоть сам в горячую точку поезжай, а все равно не разберешься. Потому что у каждого там своя правда. Каждый по-своему прав.

– Ну ты-то за кого?

– Да ни за кого. То есть я вообще за мир, конечно.

– А против кого?

– Я ж говорю, тут у всех своя правда. Ну… ну я однозначно против той стороны, которая на чужой беде руки нагреть спешит. Это как, знаешь, когда в соседней квартире ссора. Муж на жену орет, жена на мужа, посуду бьют, дети плачут. Иной сосед просто телевизор погромче сделает, чтобы криков не слышно было. Другой пойдет соседей мирить, уговаривать, успокаивать. Третий решит за женщину и детей заступиться и с мужем драться полезет. Четвертый милицию вызовет. Это все нормально, по-человечески. А вот пятому соседу придет в голову, что квартирка-то у него небольшая, неплохо было бы еще комнату заиметь. А как? Так вот ведь соседские дети плачут через стенку. Одну стену пробить, другую замуровать – вот и новая жилплощадь! И повод есть благородный – вроде как взять несчастных ребятишек под свою опеку. А если подсуетиться, то можно нужных людей найти и документы оформить так, что, мол, комната эта соседям принадлежала незаконно. И дело в шляпе. Вот это уже не по-человечески. Нельзя на чужом горе наживаться. Если не хочешь или не можешь упавшему человеку руку подать, то лучше пройди мимо, но не лезь собирать рассыпавшиеся деньги и себе в карман складывать.

– Слушай, че-то я не вгоняю. Я понял, что ты за мир, но, прежде чем упавшему человеку руку подавать, нужно ведь поймать того, кто его толкнул, и по шее настучать, чтоб впредь неповадно было. А то завтра он и тебе подножку поставит. Это же враг, а с врагом нужно бороться.

– С каким врагом?

– Ну враг у нас один.

– Да? И кто?

– Как кто? Америкосы!

– Точно? Уверен? Может, черные? Или индусы, казахи… Кого ты там еще называл? Китайцы, да?

– Да не, точно америкосы, че тут думать?

– А я думаю, что все просто и понятно только дуракам.

– Не понял?

– Ну, значит, не все. Ладно, мне уже идти пора.

– Я че-то не?.. Ты обиделся, что ли?

– Да нет, что ты. Давай, Леха, созвонимся, если что.

16

Мотор ну никак не хотел заводиться. Гена, вообще-то, любил снег, но сейчас, проваливаясь почти по колено в наметенные за ночь