Измена. Вторая семья моего мужа - Каролина Шевцова

Моя сейчас напоминает басню с неясной моралью.

Еще две недели назад я бы мчалась в Питер первым рейсом, плакала от счастья, платила любые деньги, лишь бы Филипп пришел в себя. Что я делаю сейчас? Сижу на подоконнике и смотрю на спящий город.

В квартире, куда меня привез Никита, пахнет французскими духами. Я не боюсь присутствия другой женщины, во-первых, у нас просто секс, и каждый имеет право на личную жизнь. Во-вторых, я точно помню любовь бабушки Сары к Шанель номер 5.

Хорошо, что бабуля умотала в круиз и не видит всего этого. Плохо, что я не смогу получить от нее правильный житейский совет.

Что делать? Что мне делать дальше?

Уснуть не получается. Мешают посторонние, непривычные уху звуки. Машины за окном, дыхание Никиты, стук моего сердца.

Оно бьется ровно, будто ничего не случилось.

Если бы в квартире были сигареты, я бы уже закурила, но я боюсь разбудить Ника, когда начну шарить по его полкам. А еще меня страшит мысль найти там что-то непредназначенное для моих глаз. Свидетельство о заключении брака? Фотографию девушки в рамке? Кружевные трусики? Не знаю, просто не хочу портить то, что уже забралось мне под кожу.

С Никитой хорошо. Но он всего лишь мальчик. Чудесный, чистый мальчик, которого не хочется портить этой грязью, а потому я его не бужу. И даже не оставляю записки, зачем? Молча собираюсь и ухожу, тихо заперев за собой дверь. Единственное, что я себе позволила — взять с вешалки его куртку. Апрель только днем делает вид, что он уже лето, по ночам город дрожит от холода, а я дрожу вместе с ним.

Когда я приезжаю на вокзал, часы показывают шесть утра. Я знаю это, потому что смотрю на электронное табло. Телефон пришлось выключить, после звонков от Насти и сообщений от Нюры.

Они с папой уехали из квартиры, тут профессор Виноградов не подвел. Нюра говорила об этом спокойно, без тени обиды и удивления, просто ставила перед фактом, пока на заднем плане надрывался ее психованный папаша. Он ужасный человек и, наверное, я даже понимаю, почему Аня так слепо полюбила моего мужа. Достаточно было просто улыбнуться, и девочка бы поплыла от счастья и восторга.

Вот только… разве это снимает ее вину?

А мою? Мою снимает?

Господи, как все сложно. И не становится проще, даже когда я встречаю на пороге больницы Настю. Она снова с дежурства, снова уставшая, но такая родная. Подруга обнимает меня, пока я неловко топчусь на месте.

— Тише, малышка, все хорошо.

Она гладит меня по голове, и нашептывает что-то приятное, а я хочу разрыдаться от нежности и злости на себя. Милая, ты так честна со мной в этой своей любви, а я скрываю от тебя самое важное. Никиту.

Ооох.

— Римка, давай перед встречей с ним ты поговоришь с нашим главным? — Настя ведет меня по лестнице в низ и трещит без умолку. Она, как и я, пытается бороться с нервами.

— Не нужно, я хочу поскорее все закончить, понимаешь?

— Угу, но вряд ли получится, — угрюмо бурчит Савранская. Лицо у нее при этом самое мрачное. — Я тебя предупредить кое о чем должна.

Наверное, следовало остановиться и прислушаться к тому, что она говорит. Но вместо этого я толкаю дверь, захожу в палату и вижу его.

Не мужа, а нашего агента Фомичева, который как пиранья, первым явился на вкус крови.

А за ним, за его широкой спиной полулежа, шевелится Филипп. Он вскидывает голову, когда я захожу. Худой и бледный, Белый будто бы постарел за эти две недели на десять лет.

— Римма, душа моя, ну, почему так долго? Эти идиоты ничего не смыслят в медицине, мы уже связались с Мюнхеном! На ноги я видите ли не встану! Никаких условий, они мне даже транспорт нормальной не смогли найти, пришлось доставать по своим каналам! Давай, девочка, слезы в сторону, нас ждет большая работа!

Я в ступоре. Стою и не могу отвезти глаз. Не с Филиппа, его я даже не вижу. Весь обзор загораживает огромная навороченная инвалидная коляска по центру палаты.

— Вот об этом я и хотела сказать, — зло бурчит Настя у меня за спиной.

Дорогие девочки, спасибо, что доверились мне настолько, что купили книгу. Разрешили провести вас через мой мир и показать, чем я живу. Бывает, что и таким вот Г..., как Белый. Но в этой истории я как ни в какой другой горю огнем мести. Правда все будет поэтапно, не сразу. И месть у меня выйдет… ох, подруги, которым я рассказала сюжет просили закрыть рот и не спойлерить, поэтому умолкаю и тут! Как всегда, очень рада вашим комментариям и ценю каждую оценку, каждую звездочку, которую вы поставили! Спасибо!

Медленно, будто в клетку с тигром, захожу в палату. Дверь за спиной бахает, отчего я вздрагиваю. Нервы ни к черту! С другой стороны, какими им еще быть? Спасибо, что не бьюсь в истерике и не глотаю горстями седативные. И благодарить за это надо не мою нервную систему, а Никиту и его методы успокоения.

— Римма, ну чего стоишь, как неродная. Может, обнимешь мужа? — Филипп вскидывает вверх лицо, из-за мутных стекол очков я едва вижу его глаза. Тоже мутные. И злые.

— Что с твоими ногами? — Хриплю я.

— С моими ногами, Риммочка все будет хорошо, как только я найду нормальную клинику, а не эту богадельню! Эти идиоты с самого начала могли транспортировать меня в Москву, но нет же, им о престиже думать нужно! Не каждый день такая знаменитость попадает в больницу, чтобы так просто меня отпустить. Фома! — Это уже в сторону своего агента. — Ну что там Мюнхен, дает условия?

Фомичев рисует в воздухе ручкой какой-то знак. Все это время он работает за ноутбуком, попутно говорит по телефону, зажав аппарат ухом, и что-то пишет в блокнот. Такая работоспособность даже заставляет восхититься — этот выжмет из выздоровления моего мужа максимум. И в подтверждение собственных мыслей слышу сбившийся голос:

— Фил, сначала нужно пресс конференцию организовать, пока ты харю не отъел. Желательно прямо здесь, для остроты ощущений, так сказать. — И помедлив пару секунд, добавляет: — Жаль синяки прошли, придется новые рисовать.

Этот разговор один в один напоминает все предыдущие. Не важно за какой период, просто встреча писателя и его литературного агента, я видела их сотни. Фомичев всегда знал, как сделать на книгах Белого деньги, муж этим