Вырождение международного правового порядка? Реабилитация права и политических возможностей - Билл Боуринг

стороны ирландцев, курдов и чеченцев. Ирландцы и курды никогда не осуществляли достаточный контроль над территорией, чтобы оправдать применение Дополнительного протокола II. Ирландские республиканцы многие годы требовали ратификации Великобританией дополнительных протоколов, и эта ратификация была отсрочена, несмотря на то, что, как указано, протоколы, возможно, были бы вовсе не применимы в этом случае. Однако, следует отметить, что Соглашение Страстно́й пятницы, положившее конец североирландскому конфликту, по меньшей мере, на нынешний день, признавало «право народа острова Ирландии на самоопределение», давнишнее требование Шинн Фейн. Это, впрочем, ничего не меняет.

Чеченское исключение

Конфликт в Чечне даёт вопросу напряжённости между МГП и МППЧ существенный контекст. Это было подчёркнуто в решении Магистратского суда на Боу-стрит в Лондоне[365]. В своём решении от 15 ноября 2003 г. по делу о выдаче «Правительство Российской Федерации против Ахмеда Закаева»[366] старший районный судья Тимоти Уоркман постановил следующее:

«Правительство утверждает, что боевые действия, происходившие в Чечне, представляли собой вооружённый мятеж и восстание, „бандитизм“ и терроризм. Защита утверждает, что налицо, по меньшей мере, внутренний вооружённый конфликт, который, возможно, подпадает и под определение войны… Я вполне убежден, что события в Чечне в 1995—1996 годах в правовом отношении представляли собой внутренний вооружённый конфликт… Я основываю свой вывод на масштабе военных действий — при интенсивных ковровых бомбардировках Грозного было убито и ранено более 100 тысяч человек,— а также на том, что конфликт был признан формально: было подписано соглашение о прекращении огня и мирный договор. Я не смог разделить мнение одного из свидетелей, который утверждал, что российское правительство проводило бомбардировки Грозного в рамках контртеррористической операции. …Речь идёт о внутреннем вооружённом конфликте, в отношении которого можно применить Женевские конвенции»[367].

Другая имеющая значение в этом отношении особенность Первой чеченской войны была выделена в 1996 г. профессором Паолой Гаэтой[368]. 31 июля 1995 г. Конституционный Суд Российской Федерации вынес решение относительно конституционности указов президента Ельцина, направивших в Чечню федеральные силы[369]. Суд был должен, в частности, учесть последствия участия России в Дополнительном протоколе II (ДП-II) 1977 г. к Женевским конвенциям 1949 г.[370] Как указал Гаэта:

«Суд решил, что на международном уровне условия Протокола II связывали обе стороны вооружённого конфликта и что действия российских вооружённых сил в ходе Чеченского конфликта нарушили международные обязательства России по Дополнительному протоколу II к Женевским конвенциям 1949 г. Тем не менее, суд постарался оправдать это несоблюдение тем, что Протокол II не был включён в российскую юридическую систему».

Суд ясно проговорил, что условия ДП-II связывали обе стороны вооружённого конфликта, то есть что он присуждает права и возлагает обязанности также на повстанцев. Это заявление было, по мнению Гаэты, ещё более важным в свете факта, что на Женевской конференции некоторые государства выражали противоположный взгляд, так как стремились держать бунтовщиков на уровне преступников, не предоставляя им какого-либо международного статуса[371]. Этот взгляд также нашёл поддержку в юридической литературе[372].

Гаета справедливо подчеркнул важность определения суда, что российский парламент не смог принять закон для осуществления ДП-II и что этот отказ был одним из оснований — вероятно, даже первичным основанием — для несоблюдения российскими военными властями включённых в Протокол норм. В своём определении по делу суд явно предписал российскому парламенту осуществить ДП-II в российском внутреннем законодательстве, показав этим, какую важность он придавал действительному соблюдению этого договора. Во-вторых, суд подчеркнул, что согласно российской конституции и МПГПП жертвам любых нарушений, преступлений и злоупотреблений властью должны быть предоставлены эффективные средства правовой защиты и компенсация за причинённый ущерб.

Вторая чеченская война и Совет Европы

Неспособность России выполнить ясные указания Конституционного Суда относительно осуществления ДП-II так и не была исправлена, и начало Второй чеченской войны сопровождалось столь же вопиющим проявлением безразличия российских властей к соблюдению ЕКПЧ.

26 июня 2000 г. Совет Европы издал «Совместный отчёт, содержащий анализ корреспонденции между Генеральным секретарём Совета Европы и Российской Федерацией по статье 52 ЕКПЧ»[373]. Этот отчёт был подготовлен по требованию Генерального секретаря тремя экспертами, Тамашем Баном, Фредериком Судре и Питером ван Дейком, которых он попросил проанализировать обмен корреспонденцией между ним и Российской Федерацией «в свете должностных обязательств Высокой Договаривающейся Стороны, являющейся получателем запроса по статье 52 Европейской конвенции о защите прав человека». Первый запрос был датирован 13 декабря 1999 г. Экспертов попросили сосредоточиться в особенности на объяснениях, что Генеральный секретарь имел право ожидать в этом случае на основании статьи 52, и сравнить это с содержанием полученных ответов. Они заключили, что ответ, данный Российской Федерацией, не соответствовал даже минимальному стандарту эффективности процедуры, подразумеваемому в статье 52, и отметили:

«Например, было бы законно ожидать, как минимум, что ответы обеспечат конкретную и подробную информацию о таких вопросах, как инструкции о применении силы, на основании которых действовали в Чечне федеральные силы, сообщения о любых случаях расследования относительно любых нарушений прав человека, предположительно совершённых членами федеральных сил, условия содержания лишённых свободы российскими властями людей и их возможности эффективно пользоваться правами, гарантируемыми статьей 5 Конвенции, точные ограничения, которые были наложены на свободу передвижения в области, и так далее. Однако даже после разъяснения этих ожиданий Генеральным секретарём ответам не хватало каких-либо таких подробностей… Мы заключаем, что данные ответы не были адекватны и что Российская Федерация не выполнила свои юридических обязательства как Договаривающееся Государство по статье 52 Конвенции»[374].

Сомнительная роль Великобритании

Великобритания играла сомнительную роль в явном содействии перелому президентом Путиным международного осуждения его действий в Чечне, особенно после 11 сентября 2001 г. Тони Блэр посетил Москву 4 октября 2001 г., и Путин был особенно благодарен ему — за то, что Блэр был одним из немногих европейских лидеров, которые взяли на себя инициативу поддержать Россию в апреле 2000 г., когда та пребывала под особенно жестокой критикой за ведение войны в Чечне.

6 апреля 2000 г. Парламентская ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) получила отчёт своего докладчика по Чечне, лорда Фрэнка Джадда, осуждающий российские действия[375]. ПАСЕ посчитала, что «…Европейская конвенция о защите прав человека серьёзно и систематическим образом нарушается российскими властями в Чеченской Республике», и проголосовала за рекомендацию Комитету министров СЕ «если немедленно не будет достигнуто существенного, нарастающего и явного прогресса в выполнении требований, изложенных в пункте 19[376] настоящей рекомендации, безотлагательно начать в соответствии со Статьёй 8 Устава процедуру приостановления прав России на представительство в Совете Европы»[377]. Наиболее болезненным для России был призыв к межгосударственной жалобе на нарушения прав человека в Европейский суд по правам человека со стороны