Крест за Базарджик - Андрей Владимирович Булычев

– Заряжай! – надсадно кричал, орудуя шомполом, Тимофей. – У кого пуля в стволе, бей!

Ещё пара десятков, в основном из подоспевших обозных, разрядили свои ружья в неприятеля. Не зря дели носили прозвища «сорвиголовы, безумные, отчаянные», часть из них понеслась прямо к телегам, несколько попытались на них даже соскочить. Большая часть, горланя, поскакала в обход, осыпая лагерь стрелами и пулями из пистолей. Отряд в три десятка всадников, подбадриваемый своим командиром, ринулся вслед за ускакавшим русским драгуном в проход. Сразу два коня напоролись на установленные колья, ещё один, калечась, сбил ёж. Ломая ноги и подмяв своего всадника, упал с визгом захлёстнутый растянутой верёвкой четвёртый. И только около десятка пролетели в проход.

– Бам! – разрядил мушкет в упор Очепов. – На! – И вогнал штык в бок ещё одному всаднику.

Подскочивший дели уже занёс саблю, чтобы рубануть его, и Фрола спас Струнин, драгун из отделения Сыткина. Выскочив из-за телеги, он каким чудом успел подставить ствол мушкета, и острая сталь проскрежетала в какой-то пяди от рыжей головы.

– Хресь! – Ещё удар – и, заливаясь кровью, упал на землю спаситель Очепова.

Заряжен. Тимофей бросил под ноги шомпол и, вскинув мушкет, выстрелил в заскочившего на повозку дели. Тяжёлая пуля, выпущенная в упор, откинула его назад, а на телегу лезло ещё двое.

– Бам! – хлопнул пистоль, и рядом с Гончаровым повалился на землю обозный. – Хэк! – Тимофей выбросил вперёд ствол ружья, и надетый на него штык пробил насквозь горло стрелку.

– Ия-я-яу-у! – с каким-то диким криком на него спрыгнул с телеги обёрнутый в звериные шкуры турок. Сцепившись, они покатились с ним по земле. Кривой кинжал резанул щёку, и эта боль, казалось, придала сил. Отодвинув своим предплечьем занесённую с клинком руку противника, Тимофей перевернул его и, подмяв, выхватил из поясных ножен каму. Кавказский кинжал с хрустом вошёл в грудь дели. Ещё один удар, ещё.

– Вашбродь, сдвинься! – В уже неподвижное тело вошёл штык Клушина.

– Всё, Степанович, готовый, – произнёс, смахивая со щеки кровь, Гончаров.

В лагере стоял вой, десяток прорвавшихся в него дели натворили дел, рубя обозных. Но подкреплений для них не было, защитники внешнего периметра, приняв самый первый удар, смогли устоять, и в мечущихся перед повозками всадников летели пули. Всего дюжина русских уланов, выскочивших из сумерек с атакующим кличем, решила исход боя. Турки, не зная истинной численности нападающих, дрогнули и, настёгивая коней, понеслись прочь от лагеря.

– Бам! Бам! Бам!

После того как добили прорвавшихся внутрь, стихли выстрелы, и стали слышны стоны и крики людей, ржание и визг покалеченных коней.

– Всем зарядиться! – отряхивая фуражную шапку, скомандовал Гончаров. – Ждём! Никто с позиции пока не уходит! Обозные, всем разобрать ружья – и к телегам! Привести оружие к бою! Сколько раз можно вам говорить – оружие разобрали!

Прошло немного времени, и сотня нестроевых присоединилась к защитникам периметра.

– А я двоих срубил! – подскакав, возбуждённо прокричал Лёнька. – Они за мной в проход, а внутри сутолока, обозные мечутся, орут, те их рубят. Я развернулся, сначала одному саблей по башке, а потом и второму спину просёк. Иваныч, ты чего, ранен?! У тебя весь мундир в крови, и с щеки течёт!

– Царапина, – отмахнулся Тимофей. – Ты откуда за собой их притащил, Блохин?! – спросил он, нахмурив брови. – Настрелялся, называется, на нашу голову! А если бы мы вагенбург не успели выставить?

– Чего это я их притащил? – пробормотал тот, слезая с коня. – Я, можно сказать, спас всех тута. А если бы они ночью на лагерь наскочили, когда здесь только одни караулы бодрствовали? А если бы спешились и всем скопом бы на повозки бросились? Вот точно бы тогда всех посекли.

– Хм, тоже может быть, – хмыкнул, качая головой, Тимофей. – Где ты их нашёл-то всё-таки, Лёнька?

– Да недалеко, в трёхстах саженях отсюда, там, ниже по течению. – Тот махнул рукой, указывая направление. – Кобылка их почуяла. – Лёнька погладил ласково лошадь. – А они-то все наготове были, в сёдлах сидели и ждали. Это вам не лагерем у речки стоять и отдыхать, господин прапорщик. Значит, у них уже худой умысел тогда был. А против кого, если мы тут только одни с ними рядом?

– Ладно-ладно, молодец, – похвалил его Гончаров. – Хорошо, что из пистолей стрельнул, мы так и поняли, что ты об опасности предупреждаешь, изготовились.

– Ну вот, а то сразу браниться, – с довольной улыбкой сказал друг.

– Что, Гончаров, отбились?! – подбегая, крикнул интендант.

– Отбились, Пётр Гордеевич, – подтвердил тот. – Только гарантий никаких нет, что они ещё не полезут. Поэтому с позиций сниматься людям никак нельзя, а лучше бы их ещё укрепить.

– Всё правильно, Тимофей, всё верно, – согласился тот. – Ты давай командуй здесь сам. Люди ещё нужны?

– Пока хватит. Если полезут, тогда все, сколько у нас есть, нужны будут. Много обозных побили?

– Десятка три уж точно, – вздохнув, ответил Вешин. – Кадилина ранили, лежит там, бедолага, стонет. Ладно, занимайся, Тимофей, побегу я. Лекаря уже раненых начали обихаживать. Если что – ты кричи, все на помощь придём.

– Помощнички, – процедил, забивая молотком пулю в ствол штуцера, Блохин. – Подоспели бы сразу – и эти бы внутрь не прорвались.

– Да-а, удачно отделались, – произнёс, оглядываясь, Гончаров. – Байрака[13] три точно тут было, а может, и того больше. Чанов! Иван! – крикнул он унтер-офицеру. – Возьми своё отделение и пару десятков обозных, покажи им, где костры разложить перед телегами. Лучше подальше, чтобы у нас отсюда хорошо подступы видны были. И подстреленных заодно проверь, только осторожно, чтобы не пырнули никого!

– Понял, ваше благородие, – отозвался тот. – Ты, ты и ты бегом за дровами! – начал он командовать. – И вы трое тоже бегите! Блохин, Смирнов, берите своих, выходим проверять подступы!

По приказу Гончарова оборону лагеря перестроили. Все повозки теперь были выставлены во внешнюю линию, а в центре лагеря соорудили ещё одну полевую крепость, в которую поместили раненых. Дели не было видно, и, разделив людей на три смены, вторую половину ночи даже удалось поспать. Наутро смогли посчитать все трупы неприятеля. Полтора десятка тел было внутри лагеря, ещё около трёх десятков снаружи. Обозы двух полков потеряли девятнадцать человек убитыми и шестнадцать ранеными. У Тимофея погиб один драгун и получили ранения двое.

– Ни одного языка не взяли, – сокрушался Чанов. – А говорят «безумные». А вот же, никого из своих не бросили, получается, всех подранков с собой увезли. Теперь и не узнаешь, как они у брода оказались. А ведь были подранки, мы в кустах и кровь, и кровавые обрывки приметили.